Rinunciate la tua vecchia famiglia, mia cara! Diventa il mio sangue, per sempre, per sempre, per sempre!164 – горячий, чуть сбивчивый шёпот лился в уши застывшей Марте, и словно змеи вторгались в её разум, оплетали его, манили напоминанием чудесного утра, дома в скале и окон с чужими морями. И грот с опаловым оком в куполе свода, и собственный голос «Вы хороший отец». И смех Дэя, и нож с перламутровой рукоятью. Слишком далеко она зашла, чтобы отказываться. Слишком много увидела, чтобы покорно уехать. И слишком много возжелала, чтобы забыть! – Откажись от них стань моей! И тогда мои сыновья станут твоими братьями, а дочь – твоей сестрой! Милая, нежная Феличе. Она не ранит тебя, не отвернётся, и сыновья мои будут рядом, не давая в обиду! Мараса – моё сердце, моё мясо, мои кости – всё будет твоим. Я отдам всё тебе, если ты отречёшься от прежней жизни, если признаешь ту, что будет лишь здесь. Io voglio che tu sia mia figlia!165 Марта, mia ragazza, il mio sangue! Добрая, чудесная Марта. Любящая, заботливая, светлая… Я дам тебе то, что ты хочешь, только скажи!
Марта распахнула глаза и рухнула в бездонную, нервную черноту взгляда Лино.
Я сделаю так, как ты хочешь, оте…
Нет-нет. Скажи – Farò come lo si desidera, Padre, – произнёс он хрипло, на выдохе, протягивая к ней руки. Так, словно молил её прийти к нему. Так, словно сам стремился к ней, рвался всей душой – бессмертной и прекрасной, и всем телом – полным грехов, грязи и крови.
Farò come lo si desidera, Padre, – задыхаясь, ощущая, как её колотит нервная дрожь, повторила Марта, опускаясь перед ним на колени, снова, снова! Она прижалась лбом к его ледяным рукам, вдохнула свежий, пахнущий травами и солью воздух. – Padre…
Воздух сделался невесомым, от её слов. Исчезли дождь и прохлада, шум ветра и рокот грозы. Всё пропало. Только в пустом, чистом и незапятнанном воздухе, словно пришедшем из стародавних времён, где не было лжи и притворства, продолжало звучать это слово – «Padre»…
Отец.
* * * * * * *
И где Регина? – Лидия с тревогой выглянула в окно. В чернильной темноте стальными иглами сновали капли дождя, небо, полное клубами суровых туч, то и дела освещалось вспышками молний и было страшно даже глядеть на творящееся буйство, не то, что выйти наружу!
Думаю, скоро вернётся. Эх, жаль, без неё партейка не сложится! – Анри печально вздохнула. – Этьен? Не желаешь присоединиться?
Ну уж нет! – покачал тот головой, по-прежнему не отлипая от гитары. Тревожный мотив, взбудораживший Регину, сменился тихой, невнятной мелодией, тоскливой и въедающейся в память. Почему-то, за прошедшие пару часов идея отложить гитару и заняться более интересным делом так и не пришла к нему в голову. Пальцы уже болели, колени затекли, но он продолжал наигрывать невнятные, смутно-знакомые мотивы, заполнявшие собой дом. Снаружи скрипнула дверь, раздались лёгкие шаги.
О, а вот и Регина! – Анри довольно потёр руки. – Наконец-то отыграюсь.
Да, ей очень интересно играть с вами, – чуть выделив слово «очень», улыбнулась Сандра. Анна недовольно покосилась на неё, но промолчала. Пусть, это её будущий тесть, сама разберётся. Главное, чтобы будущий тесть всё-таки стал настоящим!
А то! – самодовольно кивнул отец Венсана, не обращая внимания на взгляд жены, тоже заметившей интонации своей невестки.
Ну, ты решила вымокнуть и заболеть… – недовольно начала Сандра, отвлекаясь от что-то втолковывающего ей жениха и поднимая голову, чтобы одарить подругу «фирменным» взглядом. Ушла, бросила её тут, да ещё и так надолго! – …накануне свадьбы, – ошарашенно договорила она. На пороге стояла мокрая, грязная, бледная как утопленник, Марта. – Что ты здесь забыла?!
Косметичку, – ответила та, обводя комнату странным взглядом. Будто пыталась вспомнить тех, кто в ней находился, и у неё это не получалось.
Да, она тебе очень нужна! – Сандра вскочила. – Где Регина?!
А я откуда знаю? – Марта равнодушно повела плечами и двинулась в сторону лестницы, оставляя за собой следы на светлом полу.
Свинья!
Осторожней – нас рожала одна женщина, так что выводы о схожести генов и видовой принадлежности делай сама, – Марта тряхнула головой, от чего в стороны разлетелись брызги, ещё раз оглядела присутствующих, и расстроенно покачала головой. Будто ей так и не удалось опознать ни одного лица!
Как ты смеешь говорить так о нашей маме! – сжав кулаки с такой силой, что тонкие ноготки впились в кожу ладоней, Сандра решительно направилась к Марте. Ненависть к сестре всколыхнулась в ней – не как костёр, который сжигает, а словно парус, крепкий и прочный, наполненный порывистым ветром. И этот ветер нёс её вперёд, тащил за собой, как лёгкий барк, не давая ни остановиться, ни подумать. Она видела лишь сестру – мокрую, грязную, отвратительную. Квинтэссенцию того, что Сандра так ненавидела, а именно – неудачу. Она искренне считала, что Марта хотела от своего погибшего мужа лишь деньги и ту свободу, что они давали. Она не верила всем её заверениям и глупым словам о семье, любви и каком-то идиотском, книжно-романтическом счастье. Этого не могло быть, как не было моря для монголов и снега для жителей республики Чад, как не было бега для тех, кто родился без ног и грозового неба для слепых.
Это тебе она мама, – Марта недовольно дёрнула плечом и шагнула на первую ступеньку лестницы. На вторую. На третью. Она поднималась, равнодушно оставляя за спиной людей, с которыми не хотела говорить, дышать одним воздухом и жить на одной земле.
Не выдержав, Сандра взбежала следом и, вцепившись пальцами в грязные, мокрые лохмы, изо все сил дёрнула Марту вниз. Она ожидала сопротивления, ожидала хоть какого-то усилия, но вместо этого сестра изогнулась назад, словно помогая Сандре таскать себя за волосы. Из-за этого старшая сестра не смогла сохранить равновесие, покачнулась и упала, сначала больно ударившись коленями о выступающий край ступени, а затем опрокинувшись назад, прямо на копчик.
Ну вот. Теперь ты расшибла себе колени. Зато не надо объяснять Венсану, откуда на них потёртости, – Марта гнусно ухмыльнулась откуда-то сверху и продолжила своё восхождение. Одна сухая ступенька за другой, скрип и лёгкий шорох. Они были неимоверно громки в воцарившейся тишине.
Тварь! – зарычала Сандра и, вскочив, ринулась за сестрой. Она не стала подниматься, тратя время на беготню. Женщина оперлась рукой о ступеньку, вывернулась разъярённой кошкой и, ухватив Марту за покрытую грязными пятнами ногу, рванула её на себя. Без звука, даже не пискнув, та упала лицом вниз, прямо на ступеньки. Раздался влажно-чавкающий неприятный звук, с каким иногда крупные собаки лакают воду, и по светлому дереву весело побежали ручейки багряно-тёмной крови. Слишком быстро, слишком много, слишком ярко, как бывает лишь в кино или кошмарном сне. Словно месяц март пришёл в Гессен, где когда-то отдыхала на каникулах семья Здислава Ожешко. Пригород Висбадена, две хохочущие девочки в голубых тёплых пальто и яркое солнце, только-только очнувшееся от зимы. Тогда, давным-давно, было тепло и ручейки талой воды текли по брусчатке, огибая снежные островки. Здесь, в Тирренском море, после изнуряющего жаркого дня, в гостевом белом доме было холодно и пахло подвальной сыростью. И капала, стекая по ступеням, кровь Марты Риккерт, словно из бочки с прошлогодним вином…
Сандра! – Анна вскочила и бросилась к дочери. Руки тряслись, ей было тяжело дышать и сердце заходилось сумасшедшим, неистовым стуком! Но стоило ей обнять дочь, сжать её в крепких, даже слишком крепких объятиях, как всё начало успокаиваться. Сандра была в порядке. Живая, здоровая, она стояла с ней рядом. – Милая моя, я так за тебя испугалась! Господи, бог мой! Как твои колени? Ты же могла разбить их!
Анна! – Лидия, задыхаясь от ужаса, начала подниматься из-за карточного стола. – Ваша дочь… она же…!
С Сандрой всё хорошо! – улыбаясь, вытирая нервные слёзы, ответила та. Лидия замерла, неверяще глядя на мать со старшей дочерью, обнимающихся у подножия лестницы. И на изломанное, замершее на верхних ступеньках тело, на продолжающую течь из-под него кровь.
Славно, – выдохнув Венсан и вцепился в бокал с вином, едва не кроша стекло.
Надо наверно… это… – Этьен медленно отложил гитару и, как загипнотизированный, поднялся. – Да, надо прибраться.
Ох, подождёт! – отмахнулась Анна. – Подождёт…
Не уверена, – зазвучавший глухой голос заставил всех вздрогнуть. Сандра с визгом отползла от лестницы и ей вторил звук разбившегося бокала, выпавшего из ставших вдруг бессильными пальцев Венсана. Марта медленно поднималась со ступенек.
Он не любит грязи. Вряд ли его обрадует испачканная лестница, – сидя на предпоследней ступеньке, фрау Риккерт равнодушно смотрела на бывших родственников и тех, кто ими так и не стал. К грязи, оборванности и общему виду ландштрайхера166 добавилось залитое кровью, разбитое лицо. Если левая сторона сохранила привычный вид, то правая была обезображена пустой глазницей и рассечённой скулой, из которой торчала крупная щепка. Склонив голову к левому плечу, Марта спокойно переводила взгляд с очевидца на пособника, с пособника на преступника и обратно. – Придётся тебе отмывать тут всё, Сандра.
Ты… – она с ужасом и ненавистью смотрела на сестру, даже не задумываясь о том, почему та ещё жива, почему не орёт от боли, почему вообще всё так происходит! Её не трогали увечья Марты или, то, что по её вине сестра выбила себе глаз. Нет! Только один вопрос – почему она ещё жива?!
Прошло меньше суток с того момента, как ты пыталась убить меня первый раз. И тоже ведь толкнула… Видно, твоя тяга к высоте вынуждает тебя низвергать всех, кто неугоден. Ты в курсе, что грот под маяком неисправимо пострадал после твоего визита? Как жаль, что он так добр – за то, что вы оба сотворили, я бы вам оторвала головы, – Марта вытянула ноги, упираясь серо-бурыми кроссовками в истёртое дерево, и усмехнулась. – Она себя плохо ведёт, Анна!