Ах ты дря-а-ань, – сдавленно протянула фрау Ляйтнер. В её голове прокручивались воспоминания о прочитанной книге, о девчонке, разрушившей свою семью ради иллюзий. Марта была точно такой же самовлюблённой эгоисткой, как и главная героиня дешёвой книжонки. Плевать на родителей, на долг, на правила приличия и «лицо», чью потерю уже никак не восстановить. Зациклившиеся на своих желаниях и нежно лелеемых страданиях женщины – придуманная и реальная – никак не могли понять своим ограниченным разумом, что внешнее благополучие и статус важнее придуманного ими счастья. И теперь, позоря своим поведением семью, Марта лишний раз доказала собственную несостоятельность. – Ты, убогая, мерзкая дрянь! Немедленно иди к себе, и чтобы я до самого отъезда не видела тебя, и после тоже! – она словно забыла о том, что немногим ранее уже выгнала дочь.
Если тебе так хочется, то ты больше не увидишь меня. Ни-ког-да. – Марта говорила чуть слышно, едва удерживая срывающийся голос. Ей хотелось плакать – уткнуться лицом в плечо Лоренцо и разреветься. С всхлипами, завываниями и соплями, как в далёком детстве, но она всё же смогла не опуститься до такого. Стиснула зубы до боли в челюстях, сжала губы, чтобы они не дрожали, и уставилась пустым взглядом в белёную стену. – Никогда…
Mai piu171, – подтвердил Лино. – Закрой глаза, Марта. И не открывай, – он снова прикоснулся губами к её волосам, а затем перевёл взгляд на Анну. Белое, словно мёртвое лицо расплывалось в абсолютно звериной усмешке. За растянутыми губами виднелись острые, заточенные зубы, а чёрные глаза были полны первозданной, немыслимой тьмой. Таким он стоял перед Мартой на краю обрыва, когда она каялась перед ним. И таким он был, защищая её, спасая от серого, промозглого прошлого. – Над берегом чёрные луны, и море в агатовом свете… – проговорил он, неотрывно глядя на Анну. В тот же миг оконные стёкла брызнули, влетая внутрь комнаты и жаля находившихся внутри людей, а следом, под крики боли и страха, влилась первая волна ночной темноты. С порога, переплетением кальмаровых щупалец, поползла чернота, окружавшая ранее Лино. Они жрали свет, уничтожая его, погружая комнату в непроглядный глубокий мрак. Не было ничего – все терялось, исчезало в нём, словно сама первобытная тьма, изначальный хаос. Grande niente. Gran nada172.
Le lune nere173… – прохрипел Лино. Он закрыл глаза, как можно крепче прижимая к себе Марту. – Белое солнце и чёрные луны, да. Делайте, что хотите!
Живая тьма окутала их обоих, скрыла за тугими, плотными потоками, подобными кольцам змей. Эти потоки переплетались, скользили друг по другу, не проникая внутрь, и свивались в единый тугой клубок. Он был настолько плотный, что на миг стал похожим на каменный мешок, смертельный и лишённый воздуха. Миг, в котором ясность тьмы стала предельной, достигнув вершины присутствия. Она внезапно схлынула, мгновенное истаяла, оставив комнату светлой, тихой, полной ночной свежести. В разбитые окна струился пахнущий влагой воздух, осколки стекла матово поблёскивали на полу.
Господи… – Лидия попыталась перекреститься, начав почему-то с правого плеча, потом бессильно уронила руки и грузно рухнула на стул. Она в ужасе смотрела на пустое место посредине комнаты, где до этого стояли Марта и Лино. Где-то на периферии её взгляда назойливо алело пятно крови на ступенях, словно напоминало о том, что ужас ещё не исчез, нет! Он здесь, рядом, впитывается в старое дерево и проникает всё глубже и глубже в светлый, уютный домик для гостей. – Господи…
Хватит! – Сандра взвизгнула, топнув ногой. – Хватит бормотать что-то на этом мерзком, животном языке.
Сандра, ну что ты… – Венсан попытался было обнять свою невесту, чтобы успокоить, но она вывернулась из его рук.
Это всё ты – «Соберёмся все вместе, пусть будет вся семья» … Ты видел, что эта дрянь сделала? Это ты виноват в том, что она сюда приехала!
Милая, успокойся, – Анна откинула назад волосы, одёрнула юбку и, приведя тем самым в порядок внешний вид и нервы, решила заняться дочерью. – Марты тут нет.
А куда она делась? Со своим итальянским уродом вместе, а?! Куда эта сука сбежала!
Да вы же ей глаз выбили, – тихо произнесла Лидия, то ли пытаясь достучаться до остатков чужого разума, то ли беседуя сама с собой. Анри, не обращая внимания на жену, неспешно, по глоточку, опустошал оставленную Этьеном бутылку.
Они оба сбежали, когда начались перебои со светом. Из-за грозы, – разумная, рассудительная фрау Ляйтнер нашла самое правильное объяснение случившемуся. – Всё в порядке, милая. Мы завтра уедем отсюда, поедем в гостиницу, а в воскресенье…
Никакого воскресенья! – Сандра нервно огляделась, выхватила у будущего свёкра бутылку скотча из рук и запустила её в сторону лестницы. Разливая в коротком падении своё содержимое, она врезалась в ступеньку, гулко звякнула и отскочила на пол, удачно утвердившись прямо на крепком донышке. – Хватит пить! Всё время только и делаешь, что напиваешься. Как ещё вместе с моей сестрой в первый же вечер не нажрался, жиртрест!
От подобного высказывания Анри сначала замер, тупо глядя на Сандру остекленевшим взглядом, а потом отвесил ей оплеуху. Не сильную, но достаточную для того, чтобы женщина пошатнулась и отступила назад.
Папа, перестань! – Венсан резко подскочил к ним и, оттолкнув отца, наконец-то обнял Сандру. – Милая, солнышко моё, ты в порядке?
Убери лапы, урод, – Сандра попыталась высвободиться, лягнула его ногой и, рванувшись изо всех сил, наконец-то оказалась на свободе. – Даже не смей меня трогать. Не смей!
Прекрати орать, дура, – Лидия, не выдержав, вскочила со стула и бросилась на защиту мужа и сына. Какая-то доходящая немка оскорбляла её семью! Какая-то тупая девка смела орать на её мужчин!
Мама! Сандра! Да прекратите вы! С ума, что ли, посходили? Этьен, помоги мне, – Венсан повернулся к другу, но тот, сидя на диванчике, и не думал вмешиваться. Он молча, исподлобья, смотрел на него и чуть щурил глаза, будто что-то обдумывал. Или целился. – Этьен? – голос Венсана зазвучал более требовательно.
Мама, убери от меня эту жирную русскую суку, – Сандра, получив уже вторую пощёчину, ринулась к матери.
А за это ты отдельно ответишь! – Лидия попыталась обогнуть Анну, но та подалась ей навстречу и пихнула в сторону. Лидия, кипя от гнева, снова шагнула вперёд и фрау Ляйтнер, обхватив тонкими ладонями пухлые щёки противницы, резко оттолкнула её. Она не хотела делать это так резко. Не хотела дёргать чужую голову. Не хотела слышать сухой, траурный хруст. Но сделала, дёрнула и услышала. Лидия упала на пол с вывернутой шеей и пустым взглядом, в котором медленно гасли остатки гнева и недоумения.
Мама? – Венсан, замерев, непонимающе смотрел на неё, не в силах тронуться с места. Ладони судорожно сжимались и разжимались, словно впиваясь ногтями в кожу он пытался разбудить себя от происходящего кошмара. Медля, не веря, он терял время. Этьен терять не стал. Он резко прянул вперёд, сжимая в руках нож с перламутровой рукоятью. Один взмах, один росчерк, одна серебристая линия – лёгкая и быстрая. А следом за ней к потолку ринулись потоки алой и бурной жидкости, будто кто-то лихо откупорил бутылку «Бракетто»174. Словно запустили фейерверк в небо над Венецией, в предпоследний день Карнавала, когда веселье уже подходит к концу, но впереди ожидается самая сладкая, самая красочная, самая безудержная часть! Предвкушение и надежда, счастье от продолжающегося чуда. Смерть будет только завтра, а сейчас властвует предпоследний миг счастья и жизни, когда всё можно успеть и всё можно изменить.
Нельзя.
Схватившись за горло, Венсан зашатался, замер на несколько мгновений, не сводя полного удивления взгляда со своей невесты, будто это она ударила его. Он протянул к ней руку, словно надеялся на её помощь, хотел удержаться, спастись ею, а затем мешком повалился на пол. К изящным и стройным ножкам Сандры.
Вы… вы… – Анри затрясся, со страхом глядя то на женщин, то на Этьена, продолжавшего сжимать нож. Его жена и сын лежали мёртвыми прямо перед ним. Его семья умерла в одну секунду. Его жизнь уничтожилась в одно мгновение! Отказываясь принимать это, мужчина не смотрел на них. Он даже не видел их – лишь нож в руках парня, которого знал с десятилетнего возраста. – Я… выйду. Пойду, поищу… Да, Регина ведь там… – Он, покачиваясь, сделал первый шаг. Второй. Наступил лёгким летним ботинком на лужу крови. Третий шаг, мимо замершей Анны, мимо продолжавшей цепляться за неё Сандры. Четвёртый. Его остекленевший взгляд, так похожий на осколки выбитого окна, остановился на распростёртом теле Лидии. Анри замер, прикипев взглядом теперь уже к мёртвой жене и с каким-то детским выражением обиды глядя на неё. Словно не понимал, как она могла настолько легко умереть? А затем, по-девчачьи взвизгнув, Анри схватил стоявшую рядом Анну за плечи, встряхнул, и со всей силы, какая только была в его изнеженном цивилизацией теле, ударил её. Пошатнувшись, женщина отступила назад на несколько шагов, не смогла удержать равновесие и рухнула на спину. Влажный, громкий звук заставил Сандру завизжать, а Этьена – выйти из состояния ступора. Бутылка, на которую упала Анна, горлышком пробила её грудную клетку и вырвала сердце. Это было невозможно. Это было против законов физики, динамики, здравого смысла, самой природы!
Но это было. Анна Ляйтнер лежала на полу, в метре от своей жертвы, и горлышко бутылки торчало из её груди вместе с покрытыми алыми потёками «плечиками». Вырванное сердце высилось на устье, словно насаженный на пику трофей. Анри попятился, закрыв глаза и мотая головой. Его ботинок снова наступил на лужу крови и мужчина, покачнувшись, упал. Совсем, как пару секунд назад до него это сделала Анна.
От грохота упавшего тела, будто француз весил не восемьдесят килограмм, а все сто двадцать, с верхней полки книжного стеллажа упал револьвер. Он подпрыгнул на досках и, приземлившись снова, подъехал прямо к ногам Сандры. Секунды текли густой патокой, замороженным клеем, кровью Марты по ступеням лестницы. Сандра медленно подняла револьвер, неуверенно сжимая его в обеих ладонях, а затем, пошатываясь, направилась в сторону Анри. Она даже не проверила – полны ли каморы