А начинается всё только через боль, – еле слышно шепнул он и ударил Марту ножом в спину, пронзая насквозь и её, и себя. Багряная, тёмная кровь хлынула из двух ран, смешиваясь в солёной воде. Марта даже не вскрикнула – она смотрела на Лоренцо удивлённым, полным недоумения взглядом. Ощущая в своём теле холодную и зазубренную сталь, она не испытывала страха. Лишь один вопрос неистово бился в сознании – «Зачем?». Чувствуя, как вместе с кровью волны вымывают из неё остатки жизни, как тело заполняет гнетущая пустота, она судорожно пыталась найти ответ, вглядываясь в лицо мужчины напротив неё. И видела слитую с болью радость в ярко-синих, неистовых глазах. Чёрный Человек нашёл её, смотрел на неё и улыбался…
Секунды застыли янтарём, тягучей золотистой смолой и каждый вздох растягивался в бесконечность, не давая сознанию угаснуть. Марта знала, что умирает. Теперь – навсегда. И больше всего её пугало то, что вместе с ней может умереть и Лоренцо, поступивший так опрометчиво с самим собой. Собственной жизни ей не было жаль. Лишь тоска по острову, которого она могла лишиться, по его травам и ветру, по свободе и жаркому солнцу, по янтарю и той жизни, что ей была обещана, оставляла солёную горечь. Или то была морская вода?
Марта медленно растянула губы в улыбке, обнажая порозовевшие от крови зубы, и, чувствуя, как волны норовят сбить её с ног, медленно и осторожно обняла Лино. Он ведь сказал, что всё только начинается. Как же могла она быть такой маловерной?
Спасибо, – тихо шепнула она.
Море задрожало.
* * * * * * *
Феличе весело скакала по тропинке, ведущей к галечному пляжу. Тому самому, куда утром причалила лодка трёх воров янтаря и где он нашла странную, но правильную книгу. Женщина подпрыгивала, перескакивала с одного корня на другой, кружилась вокруг стволов деревьев, цепляясь пальцами за мокрую кору. Она смеялась и напевала что-то бессмысленное, будто вспоминала самые сложные слова и пыталась криво зарифмовать их. Феличе наслаждалась – ночью, ветром, грозным чёрным небом. Её не пугали отголоски грома и темнота, в которой она могла запнуться и упасть. Папа её простил, братья шли позади, приглядывая за ней, а мерзкая, гадкая цыганка молчала, удерживаемая крепкой рукой Дэинаи. О! Никто не мог вырываться из его хватки, в этом он опережал даже Бо!
Точно так же утром Марта поднималась на холм, – тихо сказал Дэй, глядя на мечущийся силуэт сестры. – Сдаётся мне, что и тут Старик приложил свою…
И к лучшему, – спокойно прервал его Бо. – Хватит уже дурью маяться. Танила была права.
А то!
Значит, ты специально отправил нас прямо к ней?
Ну, не прямо, – Дэй пожал плечами и для профилактики встряхнул Марианну. Он так и нёс её на вытянутой руке, иногда «нечаянно» задевая цыганкой мокрые кусты, деревья или камни. Та высокомерно молчала, изредка предпринимая попытку вырваться. Она была подобна Старику и Старухе, но так и не могла высвободиться из прежней жизни, поэтому и из захвата освободиться не могла. – Я всё же верил в ваши удачу и умение читать.
Что ты хочешь сделать с Марийкой?
О, нет, Борха, – Дэй покачал головой. – Никогда не открывай свои планы! Даже если шампанское готово выстрелить пробкой в глаз врагу, а женщина уже лежит на постели готовая ко всему, что ты ей дашь, и даже больше! Воля случая, кривая судьбоносного момента – и триумф станет фиаско.
А как же «не враг, а помеха»? – Бо насмешливо посмотрел на брата, привычно поддевая того схожестью мыслей с отцом. Так уж повелось – Дэй знал, что задумал Лино, отец был в курсе затей Дэинаи. И если средний брат мог возмущаться, спорить и противоречить, то старший, в лучшем случае, высказывал своё недовольство или указывал на слабые, по его мнению, стороны. Периодические случаи сбрасывания отца в море не считались – в конце концов, на цепи, прикованным к дереву, иногда сидел именно Дэй, а не Бо. Милые семейные шутки.
Я не так хорош, как Старик. Это он умудряется продумать двадцать вариантов, выбрать сорок второй, да ещё и уследить за всеми детьми разом, не забывая про гостей и старую любовь. К тому же, я – не он. Это Старику оборванка не страшна, не важна, не нужна и не противник. Для меня она враг. Необходимый в мелочах, но всё же враг.
В принципе, Бо это всё знал. И Дэй знал, что его брат в курсе. Но произносить эти слова было надо, говорить о подобном – необходимо. Как и сообщать ежедневно «Доброе утро», «Не подавись» и «Весёлой ночи». Вежливость и внимание, и никак иначе.
Это ты про Марту?
Угу, – Дэй «нечаянно» протащил Марианну по колючим кустам и продолжил объяснение. – Кто, как не цыганка мог бы так сказать правду, что она звучала хуже лжи? Фанатизм куда более разрушителен, чем расчётливость и манипулирование.
Хорошо, ты меня пристыдил, – Бо кивнул ему, соглашаясь со сказанным. Фанатиков он сам терпеть не мог, а что касалось манипуляций… О! В своё время он вдоволь насладился этой забавой, испытав удовольствие побыть и куклой, и кукловодом. Отец же действовал иначе. Он не управлял никем из них троих, он не дёргал их за нитки, пришитые к венам, даже когда они не были его детьми. Он играл с окружением, усиливая, ослабляя накал эмоций и привязанностей, ненависти и равнодушия… Он не будил чужие чувства, не заставлял совершать странные поступки, противоречащие душевной природе и самой личности своей «марионетки». Наверное, он просто позволял делать то, что так давно хотелось сделать! Та самая, пресловутая «свобода», пропагандируемая Марианной. Почему бы не ударить человека, раз ты давно этого хочешь, но тебя останавливают лишь нормы морали и возможное осуждение окружающих? Почему бы не предать того, кто благоволил к тебе долгие годы? И почему бы не забыть о брате, когда он больше не может устраивать и улучшать жизнь своей дорогой сестры?
Тряхнув головой, Бо отогнал едкие воспоминания, до сих пор не желавшие исчезать из его головы, и поспешил нагнать Феличе. Разыгравшись, она зачем-то уцепилась за высокую ветку дерева, сумев допрыгнуть за неё, а теперь боялась разжать пальцы. Спася сестру от ужасной угрозы порвать блузку и растрепать волосы, дальше он понёс её, усадив себе на плечо, прекратив бессмысленные подскоки.
Через двадцать минут, когда все трое спустились к берегу, небо успело слегка посветлеть, подёрнувшись седой пеленой поверх угольных туч. Словно гнев угас, и зола остыла. «Энки» качался на волнах метрах в пятидесяти от берега. Здесь, в водах Марасы, ему не нужны были ни якорь, ни швартовые тросы. Сами воды удерживали его, и резной лик древнего существа грозно и внимательно смотрел на остров. Бо тысячу раз был прав, когда дал бригу это имя. Серые паруса, наполняемые ветром, вздымались над палубой, и казалось, что корабль скользит по волнам в бесконечном, закольцованном беге. Бо и Дэй остановились под старым тамариндом, где у камня, удобного для долгого сиденья, стоял раскрытый ларец. Рядом с ним, покрытая водорослями и пропитанная водой, лежала канатная бухта, очень знакомая Феличе.
Это же с нашего иола! – неизвестно чему обрадовалась она и захлопала в ладоши.
Не ёрзай, – добродушно окоротил её Бо, придерживая так и норовившие соскользнуть бёдра.
Хорошо. Можешь опустить меня, я не буду бегать, – Феличе попыталась принять серьёзный вид, но радость и ожидание чего-то чудесного так и сквозили в её ярких глазах. Брат послушно поставил её на камни, а сам направился к бригу. – Куда ты?!
Туда. Я скоро, – он махнул рукой и скрылся, нырнув в тёмные волны.
А теперь, дорогая моя сестричка, возьми-ка эту верёвочку, – Дэй пнул ногой бухту.
И куда её?
Тащи поближе к воде.
А ты не мог сразу там оставить её? – натужно пыхтя, Феличе послушно поволокла канат на пляж. Она пятилась задом, то и дело спотыкаясь, но отпускать свою ношу и не думала. Это ведь Дэй её попросил!
Нет. Так было бы не интересно. В этом деле каждый должен приложить руку и проявить немного старания. Бухта – твоя доля, Феличе.
Как скажешь, – она остановилась, вытерла лоб и вновь вцепилась в бухту, волоча её в указанное место. – А папа точно не сердится, правда?
Если бы он был тобой недоволен, то ты сразу бы узнала об этом! Помнишь, как ты устроила скандал в Риме, когда потеряла в бассейне свои кольца?
Я была… уф, ну и тяжёлая!… не права, – Феличе выпрямилась, откинула назад пряди волос и с виноватым видом посмотрела на Дэя. На болтающуюся в его руке Марианну она обращала внимания не больше, чем на гальку на берегу. – Папа запретил мне останавливаться в отеле «Босколо Экседра Рома». И ездить в Рим вообще. Отобрал все украшения на целый год и… И отругал, как только я шагнула на берег.
Именно. Так что, если он не сказал тебе ни слова, значит – всё в порядке, – Дэй подмигнул сестре, оглядел пустой пляж, и довольно улыбнулся.
Что тебя так радует? – уж что-что, а улыбку старшего брата Фели могла различить в любой темноте.
Всё! – Дэй рассмеялся. – Только нам, кажется, кое-чего не хватает. Да, оборванка? – он повёл рукой, разминая локоть, а затем со всей силы впечатал Марианну в гальку, с явным удовольствием возя её лицом по камням. Женщина замычала, мотая головой и цепляясь руками за ветхие джинсы Дэя, присевшего на корточки. Ткань затрещала, разрываясь на худых бёдрах. – Ну вот, ещё одна тряпка испортилась, – Рыжик ещё пару раз протёр Марианной берег, поднялся и взглянул в покрытое ссадинами лицо. – Это чтобы ты не думала лишнего, дурная птица.
Что тут у вас? – Бо возник за спиной у Фели, словно он с Дэем поменялся привычками – бить и неожиданно появляться. С его волос стекала вода, мокрая одежда липла к телу – рубашка, которую он забрал с брига, казалась чёрной, а живот крепко стягивали ремни от ножен чинкуэды.
Развлекаемся в ожидании тебя. Ладно, хватит дурью маяться, – Дэй повернулся к морю.
Он не делал никаких жестов или пассов. Не звал и не произносил ни слова. Первенец Лино мельком взглянул на тёмные волны, словно проверяя, не стоит ли никто на пути его воли, и море тут же ответило ему низким гулом, изредка пропускающим высокие, чуть режущие слух ноты. Словно звук глубинного разлома прошёл сквозь толщу воды, смешиваясь с голосами уплывающих дельфинов. Тяжёлый, страшный звук поднялся вместе с высокой волной – узкой и длинной, как жадный язык. Она вздыбилась над морем, блеснув пеной как отблеском на заточенном острие клинка, а затем плеснула на берег. Ударила сверху вниз, разметав гальку, окатывая всех четверых брызгами. Феличе засмеялась, стирая с лица солёные капли. Для неё это все было весельем, фокусами старшего брата. И результатом фокуса был обломок мачты с куском рея, торчащий у кромки прибоя и глубоко ушедший в камни.