Лайнесс последовала его примеру, осторожно пробуя вино. Оно оказалось таким восхитительным, что девушка сделала еще несколько глотков и зажмурилась от удовольствия.
– Тебе нравится? – спросил Гис, хотя знал, что вино Анжело не могло не понравиться. Даже он его оценил, хотя никогда не понимал пристрастия аристократов к этой кислятине.
– Очень вкусно, спасибо.
Гис удовлетворенно кивнул и снял серебряную крышку с тарелки, которая стояла перед Лайнесс. На ней было ароматное блюдо, названия которого Лайнесс не знала. Но оно выглядело так красиво, что неловко было пробовать.
– Как называется это блюдо? – полюбопытствовала Лайнесс, отметив, что Гис, вопреки своей привычке, сел не на столешницу, а на соседний с ней стул. Перед ним не было ни тарелок с едой, ни приборов, только кубок с вином.
– Не знаю, я его придумал, – небрежно пожал плечами Гис. – Сегодня я готовил впервые, но это должно быть вкусно для тебя. Я часто изготавливаю яды, так что у меня хорошо развито обоняние и идеальное чувство пропорций.
– Впервые готовил ужин? – переспросила Лайнесс, осторожно накалывая на вилку кусочек мяса.
– И даже магию не применил. Была, конечно, мысль добавить яд и проверить, сработает ли он на аномальном оборотне, но я решил сегодня обойтись без экспериментов.
Лайнесс едва не подавилась, услышав, как он запросто рассуждает о том, что думал ее отравить. Гису пришлось похлопать ее по спине, чтобы она перестала кашлять.
– Пожалуйста, не надо испытывать на мне яды, – тихо попросила Лайнесс, оборачиваясь к нему.
– Не стану, – как-то по-мальчишески фыркнул Гис, не скрывая искры озорства в глазах. – А даже если бы и стал, тебе не о чем переживать – я не допущу, чтобы ты пострадала. Так как тебе ужин?
– Уверена, такое мастерство королевскому повару и не снилось, – живо поддержала разговор Лайнесс, радуясь, что они ушли от темы ядов.
– Да, это верно.
И, хотя Лайнесс смотрела в тарелку, Гис все равно заметил, что она поджала губы, услышав его ответ.
– Лайнесс, ты можешь говорить мне все, что хочешь.
– Озвучивать все мысли опасно. Особенно такому, как ты.
Лайнесс сказала это тихо, но очень отчетливо, а потом подняла взгляд от тарелки и уставилась на демона, ожидая его реакции.
– Понимаю. Наше знакомство, скажем так, было не слишком удачным. Поэтому ты боишься сказать, что считаешь меня самодовольным, когда я прямо говорю: «да, королевскому повару и не снилось готовить так, как я», верно?
– Все-таки читаешь мои мысли?
– Нет, у меня нет этой способности. Но я хорошо считываю эмоции, – сказал Гис, наполняя свой опустевший кубок. – Пульс, мимолетные жесты, дыхание – все это выдает тебя. Тебе не хватает навыков, чтобы скрывать свои мысли и страхи, так что лучше просто говори, что думаешь.
Фиолетовые глаза так пристально смотрели, что у Лайнесс закололо сердце. Она испугалась, что демону придутся не по вкусу ее слова. Вдруг это очередная игра, правила которой ей неведомы? Правда никогда не доводила никого до добра.
И все же Гис сам ее попросил.
Лайнесс отложила приборы в сторону, а потом глубоко вдохнула и выпалила:
– Я считаю тебя очень самодовольным, даже зная, что у тебя за плечами целая вечность и простым смертным с тобой не тягаться.
– Неплохо, лапушка. – Гис приподнял свой бокал в знак одобрения. – Ты сказала правду, несмотря на страх. Сердце бьется, как у перепуганного зверька, но это шаг к успеху. Вспомни, с каким жаром ты спорила со мной в лесу, защищая тех жалких бродяг и честь своей няньки, и пытайся всегда говорить так же смело. Мне это нравится.
– В тот раз я разозлилась и не думала о последствиях, – нахмурилась Лайнесс. – Я слишком труслива, чтобы говорить то, что думаю, и слишком неумела для того, чтобы скрывать свои эмоции и мысли. Я бы хотела научиться прятать их за непроницаемым выражением лица. Как ты.
Эта правда далась ей легко и ощущалась горькой. Гис был прав – она всего лишь перепуганный крольчонок, запертый в клетке с опасным зверем, который сегодня добр и кормит ужином, а завтра может выкинуть что-то жуткое.
– В тебе есть храбрость, Лайнесс, я чувствую это. И, поверь, она проявится, когда придет время. В тот миг, когда обстоятельства заставят выбрать между смелостью и трусостью, уверен, ты выберешь первое. А что до навыков скрытия своих мыслей и чувств от других… Я мог бы, но я не стану тебя этому учить.
– Почему? – вырвалось у Лайнесс раньше, чем она подумала, стоит ли вообще об этом спрашивать.
Гис на минуту замолчал, вспоминая, как обучал своих первых некромантов, в том числе и Люсиэллу. То, о чем спрашивала Лайнесс, было основой основ. Его слуги должны были уметь скрывать все эмоции, сохраняя невозмутимое выражение лица в любой ситуации.
Гис ломал своих некромантов на части и собирал заново, высекая, как скульптор из камня, нечто совершенное. После его обучения они становились иными. Несгибаемыми. Безжалостными. Но за все в этом мире приходилось платить, и цена за подобное хладнокровие была высокой. То, что делало их живыми, во время обучения умирало.
А Гису нравилось то, какой теплой и живой была Лайнесс. Он бы не хотел, чтобы она стала похожей на Люсиэллу, хотя и сам не мог объяснить себе почему.
– Тебе это ни к чему, лапушка, – отшутился Гис. – Ты очаровательна в своих эмоциях и краснеющих от смущения щеках.
Лайнесс поспешно схватила кубок, пряча за ним свои стремительно алеющие щеки. Она жадно глотнула вина, надеясь остудить их, но тщетно. Слова Гиса о том, что она очаровательна, звенели у нее в голове.
– Почему ты не ешь?
Он так неожиданно приблизил свое лицо к ее лицу, что Лайнесс замерла, как статуя. Она смотрела в его большие красивые глаза, обрамленные черными ресницами, и думала, что они неповторимы.
– В твоих глазах будто танцует фиолетовый огонь, – выдохнула Лайнесс, не скрывая восхищения в голосе.
И, только сказав это, она поняла, что не просто проигнорировала вопрос, который задал демон, так еще и комплимент ему отвесила. Лайнесс встрепенулась и схватила дрожащими от волнения руками приборы, принимаясь за еду, хотя аппетита не было и в помине.
– В твоих глазах будто расплавили золото.
Лайнесс продолжала есть, не чувствуя вкуса, стараясь не показать своего замешательства, хоть и знала, что это бесполезно. Гис читал ее, будто открытую книгу. Видел насквозь, оставаясь для нее загадкой.
Он ненавидел оборотней и презрительно называл их желтоглазыми. С чего вдруг комплименты? Можно подумать, ему нравятся ее глаза.
– Можно подумать, тебе нравятся мои глаза, – хитро улыбнулся Гис.
Лайнесс который раз за вечер подумала, что он читает ее мысли. Как он мог постоянно угадывать, о чем она думает, почти слово в слово?
– А тебе нравится смущать скромных девушек? – попыталась защититься Лайнесс.
– Мне нравится смущать тебя, лапушка. Это забавно.
Лайнесс опять уткнулась в тарелку, чтобы не видеть его самодовольную улыбку, и принялась остервенело жевать ужин, который, даже безнадежно остыв, был прекрасен на вкус.
Дополнив приятное ощущение сытости глотком вина, она собралась с силами, чтобы продолжить разговор.
– Вчера ты сказал, что, если я смогу преодолеть защиту тайника, ты расскажешь, что в сундуке…
– Проверяешь мою память, Лайнесс? Я помню, что обещал тебе.
– Но вчера ты просто забрал перевязь и исчез, ничего не пояснив.
– Верно. Мне нужно было лично проверить, что стало с кругом после того, как ты вошла в него, а потом придумать новый тайник. И еще много чего сделать. В том числе смириться с проигрышем в нашем пари, – последнюю фразу демон произнес, особенно подчеркнув.
– Не умеешь принимать поражения?
– Я бьюсь до победы или до смерти, – просто ответил Гис. – Но в последнее время я стал размышлять, что проигрыш порой приносит более ценный опыт, чем легкая победа. Это изгнание дурно на меня влияет: я стал много философствовать и думать о том, что раньше казалось пылью в моей бессмертной жизни.
– В таком случае изгнание – тоже ценный опыт.
Лайнесс вдруг осознала, что чем дольше они с Гисом беседуют, тем проще ей делиться с ним своими мыслями. Она говорила, а Гис внимательно слушал и не смеялся над ней.
– Засунуть бы этот ценный опыт в глотки моим братьям и сестрам, – раздраженно буркнул Гис. – Ты хотела узнать, почему я так трепетно храню какую-то безделушку? Я расскажу тебе, лапушка. Я расскажу тебе намного больше, чем обещал.
Гис отвернулся от нее, уставившись в окно, за которым заметно стемнело.
– Много лет назад я был другим. Не тратил время на мелкую охоту на тех, кто слабее, в том числе и на оборотней. Тогда одно мое имя внушало желтоглазым страх, а я считал недостойным марать руки о слабаков. Я до сих пор считаю, что войной нужно идти на тех, кто равен тебе, либо на тех, кто сильнее. В победах, добытых кровью, больше ценности, чем в угнетении тех, кто не может достойно ответить. Да, Лайнесс, у меня есть своего рода честь, но не все аристократы круга разделяют мое мнение. Мой брат Нуар всегда считал, что чем грязнее игра, тем слаще приз. Ублюдок! Пока остальные создавали нечто стоящее, приручая хаос и придавая ему форму, Нуар пошел мерзким путем и создал оборотней. По сути, он заколдовал людей так, что они стали сильнее, и при этом привязал к себе их души. Так он получил армию рабов, не заключив ни единой сделки. А потом выяснилось, что оборотни размножаются, совсем как люди, и их потомство по умолчанию подчиняется Нуару. Я раньше всех понял, что такими темпами рано или поздно оборотни вытеснят людей как более совершенная форма и все живые на земле станут слугами Нуара. Тогда я придумал заклинание и проклял весь род желтоглазых, привязав их силу к фазам луны и лишив возможности обращаться по собственному желанию. Это сделало их более уязвимыми, и Нуар, разумеется, обиделся. Ведь я не позволил его отродьям заполонить весь земной мир, а ему обзавестись армией, с которой он мог бы пойти войной на круг тринадцати и захватить преисподнюю. Нуар объявил мне войну. Часть круга встала на сторону Нуара, часть на мою, но по большому счету никто ничего не делал, зато все с интересом наблюдали, как мы с Нуаром топим друг друга в крови, магии и грязи. Ты замечала, лапушка, что, если не считать дождливой погоды, я не люблю грязь и сырость?