Скорее всего, под влиянием этого обращения Молотов (несомненно, согласовав вопрос со Сталиным) дал поручение прокурору СССР Вышинскому подготовить проект постановления о борьбе с преступностью несовершеннолетних. 29 марта Вышинский представил на имя Молотова проект постановления, который затем был вынесен на рассмотрение Политбюро. Сталин проявил к проекту большой интерес и внес в него значительную правку принципиального характера. Вариант Вышинского отличался определенной умеренностью и обтекаемостью формулировок. Его первый пункт гласил: «К несовершеннолетним, уличенным в совершении систематических краж, в причинении насилия, телесных повреждений, увечий и т. п., применять, по усмотрению суда, как меры медико-педагогического воздействия, так и меры уголовного наказания». Сталина такие формулировки не удовлетворили, и он внес в текст изменения, после которых первый пункт звучал так: несовершеннолетних, «начиная с 12-летнего возраста, уличенных в совершении краж, в причинении насилия, телесных повреждений, увечий, в убийстве или в попытке к убийству привлекать к уголовному суду с применением всех мер уголовного наказания»[595]. Именно в таком виде постановление было утверждено Политбюро и 8 апреля 1935 г. опубликовано в газетах как постановление ЦИК и СНК СССР от 7 апреля 1935 г. «О мерах борьбы с преступностью среди несовершеннолетних»[596]. 20 апреля 1935 г. Политбюро утвердило секретное разъяснение органам суда и прокуратуры о том, что к числу мер уголовного наказания, предусмотренных законом от 7 апреля по отношению к детям, начиная с 12-летнего возраста, «относится также и высшая мера уголовного наказания (расстрел)». Соответственно, были отменены старые положения уголовного кодекса, запрещавшие применять расстрел к лицам, не достигшим 18-летнего возраста[597].
Во второй половине 1935 г. милицией было задержано около 160 тыс. беспризорных и безнадзорных детей, из которых в детские приемники НКВД направлены почти 62 тыс. и почти 10 тыс. арестованы (остальные были возвращены родителям и направлены в детские дома)[598]. В 1936 г. было задержано 156 тыс. безнадзорных несовершеннолетних (данные по беспризорным, которых стало меньше, не приводились)[599]. Не все из попадавших под эту чистку несовершеннолетних предавались суду, однако количество осужденных было значительным — в 1935 г. судебными органами было осуждено 6725 подростков в возрасте от 12 до 16 лет, а в 1936 — 15 031[600].
Чистки от «уголовных и деклассированных элементов», беспризорников и малолетних преступников лишь отчасти были связаны с ужесточением политического курса после убийства Кирова. Уголовная преступность в стране, во многом усиленная коренными социальными переломами и разрушением традиционных структур общественного устройства, действительно находилась на достаточно высоком уровне. Аналогичным образом (в качестве катализатора, но не прямой причины) убийство Кирова можно рассматривать и по отношению к чисткам пограничных территорий, которые проводились периодически на протяжении всех 1930-х годов. Главным направлением этой чистки в 1935–1936 гг. были западные границы Украины, что во многом обуславливалось ухудшением отношений с Германией и Польшей. В феврале-марте 1935 г. из западных районов Украины (Киевской и Винницкой областей) было выслано на восток Украины 41 650 человек, значительную часть которых (наряду с «кулаками») составляли поляки и немцы[601]. 28 апреля 1936 г. Политбюро утвердило новое постановление о выселении из Украины в Казахстан 15 000 польских и немецких хозяйств. Всего в июне-сентябре в ходе этой операции было переселено 69 283 человека[602].
Еще одним объектом пограничной чистки были Ленинградская область и Карелия. 15 марта 1935 г. Политбюро утвердило «Мероприятия по усилению охраны границ Ленинградской области и Карельской АССР», которые предусматривали выселение из этих районов «неблагонадежного элемента». Осуществление этой акции поручалось новому секретарю ленинградского обкома А. А. Жданову и новому начальнику управления НКВД по Ленинградской области Л. М. Заковскому. В число неблагонадежных, наряду с «кулаками» и другими «социально опасными элементами», входили финны, латыши и эстонцы, проживающие на этих территориях. Согласно отчетам ГУЛАГ, в ходе этой операции из Ленинградской области и Карелии было выселено в Сибирь, на Урал, в Среднюю Азию и Казахстан 23 217 человек[603]. В 1936 г., почти синхронно с украинской, была предпринята новая, более масштабная чистка этих территорий[604].
На юге аналогичные операции, в основном против «кулаков», проводились в Азербайджане и на Северном Кавказе. 25 декабря 1934 г. Политбюро санкционировало (по просьбе ЦК компартии Азербайджана) «высылку из Азербайджана в административном порядке в концлагеря с конфискацией имущества 87 семейств кулаков, злостных антисоветских элементов, в прошлом владельцев крупных капиталистических предприятий, беглых кулаков из других районов Союза». В апреле 1935 г. из национальных районов Северного Кавказа было выселено в пределах Северо-Кавказского края, в Казахстан и Узбекистан 22 496 человек[605].
Самым непосредственным образом с убийством Кирова было связано резкое увеличение дел по статье за антисоветскую агитацию, к которой относили разговоры о смерти Кирова — выражение одобрения, предположения о личных мотивах мести убийцы Николаева, о причастности к убийству Сталина и т. д. В 1935 г. из 193 тыс. человек, арестованных органами Главного управления государственной безопасности НКВД, 43,7 тыс. были арестованы за антисоветскую агитацию[606].
Репрессивные кампании, проведенные в 1935 г., в значительной мере были похожи на те акции, которые были организованы два года спустя и стали прологом массовых операций 1937–1938 гг. Отличие 1935–1936 гг. состояло однако в том, что такое продолжение в виде массовых операций не последовало. Более того, в этот период сталинское руководство предприняло шаги, которые можно считать продолжением «умеренной» политики 1934 г.
Кампании «социального примирения»
Многие факты свидетельствовали о том, что в намерениях высшего советского руководства, и прежде всего Сталина, в рассматриваемый период уживались как массовые чистки партии и страны от «врагов», так и стремление «примириться» с миллионами тех «обиженных», которых режим считал либо близкими по социальному положению, либо достаточно молодыми, чтобы не помнить о реальностях царского периода и даже относительно благополучных нэповских временах. Уже 31 января 1935 г., в самый разгар репрессий, Политбюро по предложению Сталина приняло принципиальное решение о внесении существенных изменений в Конституцию СССР, в частности в избирательную систему[607]. Речь прежде всего шла о предоставлении избирательных прав тем многочисленным группам населения, которые ранее были их лишены как «чуждые элементы». Через несколько дней об этом сообщили газеты. Одновременно принимались меры, в некоторой степени ограничивающие массовые репрессии и реабилитирующие сотни тысяч людей, попавших под суд в предыдущие годы.
Важным шагом такого рода было постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) «О порядке производства арестов», принятое 17 июня 1935 г. Более радикальное, чем знаменитая инструкция от 8 мая 1933 г., постановление предусматривало, что «аресты по всем без исключения делам органы НКВД впредь могут производить лишь с согласия соответствующего прокурора», а также устанавливало сложный порядок согласования арестов руководящих работников, специалистов и членов партии с руководителями наркоматов, ведомств и партийных комитетов[608]. Новые порядки несколько осложняли работу НКВД. Не случайно в 1937–1938 гг. это постановление было фактически отменено.
26 июля 1935 г. Политбюро утвердило решение «О снятии судимости с колхозников». Оно касалось тех крестьян, которые были осуждены к лишению свободы на сроки не свыше 5 лет или к другим более мягким мерам наказания и уже отбыли свое наказание. В случае добросовестной работы в колхозе эти крестьяне получали полное прощение и снятие судимости. Работу комиссий, образованных для проведения этой кампании, предписывалось завершить к 1 ноября 1935 г.[609] Хотя постановление не распространялось на осужденных за контрреволюционные преступления, на осужденных на сроки свыше 5 лет лишения свободы, на рецидивистов и т. д., оно затрагивало интересы сотен тысяч крестьян. Конечно, снятие судимости в незначительной мере облегчало жизнь крестьян, задавленных нуждой и бесправием. Однако определенный моральный эффект оно имело.
На 5 декабря 1935 г., как сообщал в Политбюро прокурор СССР А. Я. Вышинский, по СССР судимость была снята со 125 192 колхозников, в то время как только в одной Челябинской области подлежало рассмотрению 40 тыс. дел. По предложению Вышинского Политбюро продлило сроки проведения мероприятия до 1 марта 1936 г.[610] 25 апреля 1936 г. в очередной докладной на имя Сталина, Калинина и Молотова Вышинский подвел итоги кампании. Он сообщил, что с 29 июля 1935 по 1 марта 1936 г. по СССР судимость была снята с 556 790 колхозников (кроме этого, 212 199 колхозников были освобождены от судимости в 1934 г. на Украине по решению правительства республики). Несмотря на столь значительные результаты, Вышинский предложил дополнительно проверить те регионы страны, где наблюдался высокий процент отказов в снятии судимости. Политбюро утвердило и это предложение