пальцев ручку двери, не давал сделать и шага.
— Твою ж мать! — завопила я и села спиной к стене: так хотя бы чувствовала опору. — Люди, где вы? Вирен! Капитан!
Но голос потонул в реве урагана и резких, как выстрелы, хлопков парусов. Один из них, сорванный с мачты, метался перед глазами, то закрывая проход и погружая меня в темноту, то снова открывая его.
Пережидая атаки тяжеленного паруса и реки воды, то и дело обрушившиеся мне на голову, я начала карабкаться по ступеням. Ступенька — удар, темнота, тусклый свет. Новая ступенька — опять удар, темнота, тусклый свет. Единственное успокаивало: лоскут был настолько широк, что закрывал вход, но не проваливался на лестницу. Иначе от меня осталось бы мокрое место.
Наконец я добралась до верхней перекладины. Как только порыв ветра выгнул парус в обратную сторону, высунула голову на палубу и чуть не свалилась вниз, сбитая с ног мощным потоком воды.
Огромная волна накрыла носовую часть корабля и ударила мне в лицо. Я кубарем скатилась с лестницы, больно приложилась головой о стену и на миг потеряла ориентацию. Очнулась от того, что оказалась по шею в холодной воде.
Вторая попытка была более удачной. Поднявшись, я успела заметить, как нос корабля то и дело погружался в волны, черпая, словно ковшом, бурлящую пену. Они бушевали с такой яростью, что выйти на палубу не было никакой возможности.
Я вернулась в каюту и без сил упала на кровать.
Голова раскалывалась от боли, отчаяние сводило с ума, мысли мои были в полном беспорядке. Только вчера я решила, что у меня появилась надежда, как идиотка-судьба показала мне свой тощий зад.
— Будь ты проклята! — закричала я и потрясла кулаком в потолок. — Что б тебя там, наверху, твои боги хорошенько встряхнули и шмякнули так, чтобы мозги выскочили, если они у тебя вообще есть!
Выплеснув ярость на невидимую судьбу, я наконец-то выдохнула. От качки постоянные приступы тошноты накатывали волнами. Лучше всего было бы не шевелиться. Но, как только я замирала, сразу скопом наваливались мысли.
Лучше размышлять, чем предаваться унынию и ждать неминуемой гибели. Я стиснула зубы, переборов очередной приступ, и напрягла мозги.
Раз разразилась такая буря на пустом месте, значит, остров рядом. Это непреложный факт. То-то вчера ворон в клетках стало намного меньше.
А куда делась команда? Она должна была сейчас бороться со штормом, но никого не слышно.
Все спрятались, как я?
Погибли?
Или просто бросили меня?
Я вскочила и в панике побежала к палубе. Мне срочно нужна была информация. Лежать и предаваться унынию в тот момент, когда мир вокруг будто сошел с ума, я просто не могла.
В миг затишья между порывами урагана мне удалось проскочить к рубке. Я влетела внутрь и захлопнула за собой дверь. Здесь было пусто, ни рулевого, ни капитана, ни матросов. Штурвал крутился сам по себе, стрелка корабельного компаса вращалась ка безумная.
Я на корабле-призраке?
От этой мысль озноб охватил все тело. Мокрая, замёрзшая, я еще больше затряслась от ужаса.
Куда исчезла команда, по-прежнему оставалось загадкой.
Но рулевая рубка находилась над палубой, в окна я могла видеть происходящее вокруг.
Картина, открывшаяся моим глазам, была ужасной: бурлящая вода поднималась горою и без передышки обрушивалась на корабль, мокрая палуба ходила ходуном. Все вокруг скрипело и, казалось, вот-вот треснет, словно яичная скорлупа. Особенно пугал бьющийся на ветру парус. От каждого удара я вздрагивала и сжималась, ожидая, что следующий будет последним, и с ужасом смотрела на взбесившуюся стихию.
Я попыталась вцепиться в штурвал, но не смогла даже ухватиться за него. Тогда села на пол, нашла железные ручки и держалась за них. Вернуться к себе в каюту и оставаться там одной не было никакой возможности: когда я выбиралась, на ее полу уже по колено плескалась вода.
— Русалка, умоляю, — из моего горла вырывался первый отчаянный всхлип. — С тобой люди поступили несправедливо, но я же не виновата! Я вообще из другого мира, сама пострадала от коварства местной тетки. Смилуйся надо мной! Прошу!
Вой урагана взлетел на новую ноту, уши закладывало от невыносимого, выворачивающего наизнанку мозги, звука.
Корабль внезапно затрещал и накренился. Скользкие пальцы сорвались с опоры, и я полетела в стену. Больно ударилась о какую-то железяку и завыла. В этом вопле смешалось все: страх, обида, разочарование, ненависть к тётке и кузинам, которые загнали меня в ловушку.
Очередная огромная волна накатила на корабль, ударила в правый борт. Мачта, где была корзина впередсмотрящего, страшно заскрипела, накренилась. И вдруг ее верхушка отломилась и вместе с привязанным парусом упала прямо на рубку. Крыша треснула, рухнула на пол.
Я взвизгнула, откатилась в сторону, но корабль качнулся в другую, бросив меня в противоположную стену. Резкая боль обручем стиснула виски, все вокруг потемнело, и я провалилась в ночь.
Море штормило еще несколько дней. Не так сильно, как в начале бури, но ощутимо. Сломанная мачта пробила крышу, однако не обрушила ее. Вода попадала в рубку только с высокими волнами. В остальном было терпимо.
Все это время я провалялась здесь. Когда очнулась, не поняла, на каком свете нахожусь: том или этом. Но ревущее море подсказало, что с бренной жизнью я еще не рассталась, а значит надо попытаться выжить любой ценой.
Сначала я просто умирала от головной боли и морской болезни, иногда проваливалась в сон, а может, теряла сознание. Отличить одно состояние от другого было невозможно. Потом лежала от слабости и нежелания шевелиться. Измученное тело отзывалось болью при каждом движении.
Спасло меня то, что в рубке была питьевая вода в закрытом металлическом баке и запас вяленого мяса. Его я увидела в приоткрытую дверь шкафа, возле которого лежала, ударившись головой.
Когда смогла немного двигаться, дотянулась до ящика, открыла его и сунула в рот восхитительную красную пластинку. Я сосала ее, запивая водой, причмокивала, разжевав, отрывала волокна и катала их по языку, наслаждаясь неземным вкусом. В тот миг мне казалось, что ничего на свете вкуснее я еще не ела.
Сколько сменилось дней и ночей, я не поняла, но однажды проснулась и вдруг сообразила: качки нет. Совсем нет.
Шатаясь от слабости, я встала и подошла к окну. Солнце ослепило мои воспаленные глаза, поэтому я сделала козырек из ладони и всмотрелась вдаль. До самого горизонта сияло яркое голубое небо. Оно сливалось с бирюзовым морем, сверкало и переливалось радужными бликами.
— Я спасена! — прошептала я растрескавшимся ртом. — Я спасена!
Испугалась звука собственного голоса, села на пол и заплакала, тихо, жалобно. Но постепенно рыдания набрали силу, и вот я уже с криком выплескивала отчаяние в воздух. А еще я поняла, что совершенно одна на этом проклятом морскими богами корабле. Куда пропали матросы, оставалось загадкой, но я надеялась ее выяснить.
Наконец приступ истерики прошел. Я осмотрела свою грязную одежду, разорванное в клочья платье невесты. Когда-то белое и воздушное, сейчас оно превратилось в бесформенное тряпье.
Но хуже всего был запах, который шел от меня и от рубки. Я огляделась и поплелась к двери. Жизнь продолжается, а значит и мне нужно взбодриться. И сразу столкнулась с первым испытанием новой реальности: дверь оказалась чем-то придавлена снаружи.
Я толкала ее плечом, пинала ногами, но была настолько слаба, что после каждого усилия несколько минут переводила дух. И тут вспомнила о пилюле, которую мне дала Милисса. Я спрятала ее в потайной карманчик внутренней юбки, и она должна была сохраниться.
Вот и пришел ее час. Я засунула руку в карман, но шарик не нащупала и опять чуть не разревелась. Тогда вывернула кармашек наизнанку и поднесла к свету. Внутренняя часть была вымазана чем-то черным, словно пилюля растворилась в воде.
От обиды опять накатил приступ паники. Ничего у меня не получается! Абсолютно! Говорят, боги не посылают людям тех испытаний, которые они не могут вынести. Почему же со мной все наоборот?
Я сняла юбку, смочила водой темное пятно и высосала все до капли. Может, средство хотя бы немного, но подействует. Что случилось дальше, я не поняла. Вместо прилива сил, на меня навалилась смертельная слабость, да такая, что колени подогнулись, и я провалилась во тьму.
Сколько времени была без сознания, не знаю, но, когда очнулась, солнце уже не светило так безжалостно в глаза, а в рубке был приятный полумрак.
«Что это было?» — пришла первая мысль, а за ней прилетела и догадка: не живую силу мне дала кузина, а самый настоящий яд.
От людской подлости и коварства стало дурно. Я обхватила голову руками и завыла.
— Ка-р-р-р… — вороний клич раздался прямо над головой.
Я взвизгнула и посмотрела наверх: на подоконнике сидела ворона, одна из тех, запертых в клетке. Я узнала ее по красной тряпочке на лапке.
— Ты откуда здесь?
Я встала, цепляясь за все поверхности. Теперь даже радовалась, что не проглотила пилюлю раньше. Уже давно бы кормила морских червей, а так проведение уберегло меня от трагедии.
— Погодите, — шипела я сквозь зубы, голос успокаивал и придавал сил. — Я до вас, злобные сволочи, еще доберусь!
Ворона взмахнула крыльями и поднялась в воздух. Я забралась на стул капитана, оттуда на панель управления. Штурвал едва шевелил лопастями, ветра почти не было. Я выглянула в окно. В душе теплилась надежда, что где-то рядом есть земля, не зря же ворона появилась.
Но надежда сразу угасла: с этой стороны судна было только море, а птицы, как и я, могли пережить бурю на корабле.
Я повернула защелку и дернула за ручку окна. Ни на что особенно не надеялась, но, к моему удивлению, механизм не пострадал, и окно открылось. Свежий ветерок овеял разгоряченное лицо, наполнил легкие кислородом. Я прикинула, смогу ли выбраться из рубки, и горько вздохнула: не сейчас. Даже такое простое действие, как поворот защелки, отняло остатки сил.