И я почти схватила его за воротник черного плаща в порыве вспыхнувшей злости. Почти заглянула в горящие глаза. Как Хозяин убрав в сторону трость, даже позволив мне приблизиться, коснулся моей щеки ледяной ладонью.
Это прикосновение как сильнейшая доза транквилизатора вынудило меня остановиться.
В моих распахнутых глазах его силуэт двоился и расплывался. Окутывающий туман поднялся по телу к подбородку, поглотив меня полностью.
22. Было примерно так
Мое сознание постепенно наполняла скрипучая музыка граммофона. Я все четче слышала песню, словно включенную на повторе.
Почему я вообще слышу музыку? Где я?
Открыть глаза оказалось не трудно. Знакомый потолок с люстрой в бабушкином доме. Узнаваемый шум сдвинувшейся стрелки бронзовых часов.
Почему я дома?
Потирая глаза, смахнув последние остатки сна, замечаю одну странность – нету ощущения, что я спала. Нет и ощущения себя в пространстве. Физически я не чувствую ткань постельного белья. Коснувшись рукой щеки – я не смогла понять, тёплая кожа или холодная. Я совсем ее не ощутила.
Значит я не проснулась.
Поднявшись с кровати, осмотрелась. Не все было, как я запомнила. Некоторые моменты отличались.
Музыка из граммофона продолжала литься и наполнять дом, но я ничего не делала, чтобы ее остановить. Она воспринималась мной сейчас как часть антуража, который мне демонстрировали.
За окном что то бахнуло. Резко среагировав, припала лбом к стеклу, пытаясь вникнуть и анализировать увиденное.
В самом центре деревни горели огни и до меня доносились крики, скандалы и кажется выстрелы. Какие то бесчинства наполняли главную улицу.
Дверь за моей спиной хлопнула, от чего я подпрыгнула на месте. Вбежала молодая женщина, роняя на пол шаль и что то закинула в ящик стола.
Да, да, тот самый ящик, который я до сих пор открыть не смогла.
На меня женщина никакого внимания не обращала, даже когда я встала совсем рядом, дабы понять, что она прячет. Рассмотреть не успела, а женщина меня так и не увидела. Значит мне действительно транслируют видения.
Или воспоминания. Поднявшая голову женщина – чудесным образом была похожа на бабулю и очень сильно на прабабулю. Прям чувствовались семейные черты.
И что же дальше, Элионора?
Мои пальцы прошли насквозь ручки ящика, когда я эксперимента ради, предприняла попытку его открыть.
Ясно.
Моя прабабка устремилась к выходу, но у порога припала к дверному косяку. Почему то мне показалось – она плачет. Элионора стояла ко мне спиной и ее плечи подрагивали.
Она зло швырнула на пол скомканную бумагу. Развернуть и посмотреть листок у меня возможности не было. Наклонившись и рассматривая этот клочок – я нашла его подозрительно знакомым.
Элионора выскочила в распахнутую дверь и я за ней.
Она направлялась к центру Выдроупужска. Я не сразу заметила, как моя прабабка спряталась за угол одного из домов.
Я продолжила идти вперед, заглядывая в лицо стоящему передо мной участкового Сергея Петровича Худотеплого. Вот только сейчас облачен он был в форму рабочей крестьянской красной армии. В ледяных глазах Петровича отражались красные блики развивающегося флага.
Куда делся тот знакомый, улыбчивый и ясноглазый Петрович? Почему сейчас в нем столько жестокости и безразличия? Мягкие черты лица от контрастов ночной тени и горящих вспышек – приобрели пугающую резкость.
Отшатнувшись от Петровича, я случайно прошла сквозь Элланозавра. Она оглушающе громко раздавала какие то указания. Ее голос превращался в визг, в котором невозможно было разобрать слов.
Двое мужиков в форме красных несли заполненные мешки, закидывая их в телегу. Неизвестная мне женщина, заливаясь слезами, кинулась к обозу, пытаясь стащить мешок. Ее отталкивали, но она не сдавалась.
Зажав рукой рот, крутила головой по сторонам. Такие мешки тащили со всех сторон и местные их пытались отбить всевозможными способами. В моменты, когда дело доходило до кулаков, раздавались выстрелы и каждый раз я зажмурилась надеясь – что стреляли в воздух.
Каждый выстрел сотрясал мозг, словно стреляли в голове. И после каждого выстрела мой слух все острее слышал плач, доносившийся со всех сторон. Крики, матюкания, недовольства и лозунги. Они просто звучали наперебой как басы, сотрясая все тело. Иногда сливались – ударяя волной по сознанию.
Каждый раз моргая, я все больше слепла от пестроты происходящего. Лица, флаги, вспышки, движение, потасовки.
Меня словно поставили на вращающийся диск и его вращения ускорялись. Перед моим лицом по кругу мелькала одна и та же картина. Нет. Она была разная но сливалась, обращаясь в пятна, которые как клеймо – жгли глаза.
Одно пятно выделилось и стало четче – такой хорошо знакомый мне с первых дней приезда, мужик в буденовке, громко распевал сильно фальшивя – интернационал. Его пение перекрывающим пластом ложилось поверх остальных звуков. В руках он вскидывал самодельный плакат с коряво написанными буквами "В от ЗАЖИМ-щики ХЛЕБА".
Меня резко крутануло в другую сторону.
На меня шагал озлобленный Алеша Ширкин с рубахой на распашку. На его груди – знакомой мне татуировки не было.
Он рычал и тяжело дышал. И шел на меня. Машинально я пошатнулась, забыв, что он меня не видел.
Ширкин тоже прошел сквозь меня, с разгону врезав кулаком по растерянному фейсу мужика в форме и двумя курицами. Подлетев к одной из ближайших телег – Алеша сорвал с борта кусок ткани с надписью "Даешь семена".
Ого, да Ширкин смелый. На него наставили винтовки и Худотеплый с каменным, погруженным в тень лицом, крикнул:
– Под арест его, как врага народа!
– Да пошли вы все! СУКИ! Это моя земля! – Взвыл Ширкин, налетая на одного из красноармейцев. С силой отняв винтовку, он ударил красноармейца прикладом в челюсть. Вскинув в воздух кулак, перемотанный георгиевской лентой, выкрикнул. – Я за белых! Красные катитесь!
Ширкина повязали. И сквозь меня в это время пробежал еще один знакомый – любитель не снимать шапку ушанку. Вот серьезно, я так и не потрудилась узнать, как его зовут, но похоже в этой истории он тоже свою роль сыграл.
Когда Ширкина смогли повалить на колени – товарищ в шапке ушанке выскочил на защиту.
– Не за царя и отечество, против большевиков! – Кричал вцепившись в приклад винтовки, наставленной на Ширкина. – Сворачивайте свою продразверстку, черти!
– Анархия! За батьку Махно! – Кто то вопил за моей спиной.
– Кончай буржуев и кулаков! – Кричали другие.
Меня снова закрутило в безумном, шумном вихре. Беспредел перед глазами перерос в размытое месиво. Меня мутило и в зрачках все двоилось.
И лишь еще один выстрел заставил зажмуриться и дальше наступила тишина.
Разомкнув веки я обнаружила себя на перекрестке. Все так же была ночь. На коленях стояла Элионора, бормоча себе под нос.
– Темный отец приди. Темный отец, мне есть что тебе предложить…
Понятно. Это похоже ее воспоминание, потому меня так резко перекинуло из центра деревни сюда.
Он появился из молний и тумана. Наблюдать вновь его появление было как то привычнее.
Представ перед моей прабабкой он слушал.
– Пусть это место станет закрытым. Пусть никто не сможет больше к нам прийти и они не смогут сбежать. Моя цена – мой потомок женского рода. – Элионора подняла темные молящие глаза на хозяина.
Ее лицо казалось таким бледным и пустым, словно из него высосали всю энергию.
Хозяин засмеялся, когда заговорил, его голос отдавал эхом, от чего слышался со всех сторон. Может воспринимался именно на уровне сознания. Я не видела его лица и шевеления губ. В этом темном силуэте ничего нельзя было рассмотреть кроме горящих глаз.
– Зачем мне эта сделка?
– Ты не можешь отказать, я знаю. Темный отец, прими мою плату и дай желаемое. – Прабабуля выпрямилась, вглядываясь в светящиеся глазницы.
– Ты знаешь, что будет потом? – Раскатистый голос ударил по ушам, создавая напряжение.
Элионора молча кивнула.
– Так чего же ты хочешь на самом деле?
– Мести! – Она ударила себя кулаком в грудь. – Пусть рухнет все. Я знаю, темный отец, ты ждал долго обретения полного могущества. Я жертвую своего потомка ради твоих целей, а ты дай мне месть!
У меня с губ сорвалось несколько очень нецензурных выражений, от которых у самой подвяли уши.
Но я не успела больше ничего увидеть, так как меня снова закрутило, до белых вспышек в глазах.
Провалившись в непонятно куда, под пальцами я почувствовала мягкую траву.
23. Первые
Водя рукой по траве, я ощущала ее шелковистость и влажную прохладу. Ко мне вернулось осязание, получается видения достигли финала?
А нет, еще не все. Коснувшись своей шеи и проведя рукой по внутренней стороне локтя – обнаружила, что ощущать могу похоже только траву.
Я должна найти в этом какой то смысл?
Медленно открыв глаза – увидела быстро бегущие по синему небу облака. Они двигались так шустро, что казалось – если я осмотрюсь вокруг себя, то увижу как за секунды строятся и стираются дома, прогибаясь под меняющиеся эпохи.
Но я ошиблась.
Поднявшись, я смотрела на простирающийся вдаль лес. Спокойный, как статичная картинка и лишь на опушке, в полном молчании мелькали медленно передвигающиеся фигуры.
Я пошла туда, к людям, движения которых были настолько замедленными, что из волосы замирали в воздухе. Я могла рассмотреть каждого из них детально. Их одежда, украшенная вышивкой из ведических узоров, была совершенно одинаковой. Они держась за руки, высоко поднимая колени, водили хоровод вокруг мальчика лет пяти.
Светловолосый мальчик сжимал в руках дудочку и казалось – играл. Но звука не было. Зато в отличии от остальных людей на опушке, он был не таким замедленным и двигался как обычный ребёнок.
Этот мальчик заметив меня, опустил дудочку и люди замерли. В полной тишине вакуума – мы смотрели с мальчиком друг на друга, пока все вокруг нас перестало дышать и подавать какие то признаки жизни.