Внезапно видение резко обрывается чёткими и строгими словами, звучащими прямо в моей голове:
«Тебе нельзя туда, девочка».
Глаза резко распахиваются, реальность дает о себе знать болезненным ударом света по чувствительной сетчатке. Я отчётливо понимаю, что кто-то держит меня, крепко прижимая к себе, не позволяя рухнуть безвольным мешком на ковровую дорожку. За спиной чувствуется жар чужого тела и учащённое сердцебиение. Кайлер. Я не вижу его, но исходящие от мужского тела напряжение и ярость пульсируют так отчётливо, что я почти физически ощущаю их и, не успев испугаться, внезапно понимаю: они направлены не на меня.
Ого, Харпер злится на папочку? Если так, то что мне это дает?
Оставляю эту мысль на потом и переключаю внимание на Аристея. Он стоит чуть в стороне, и на его лице я впервые замечаю замешательство. Всего на секунду или даже меньше. Затем оно исчезает, прежняя обворожительная улыбка возвращается, как безупречная маска, мгновенно надетая искусным актёром.
– Ты немного растеряна, – вкрадчиво замечает он. – И напугана ощущениями, которых не понимаешь. Ты чувствуешь связь с нами обоими, но это очень легко объяснить. В наших венах течёт одна кровь, Ариадна. Твой дед, Уильям Демори, был моим родным дядей, – сделав выразительную паузу, Аристей смотрит мне за спину. – А это значит, что сегодня у нас нечто вроде воссоединения семьи.
Я вскидываю голову, с ужасом вглядываясь в лицо белобрысого монстра. Тошнота снова подкатывает к горлу. Господи, да сколько ещё откровений приготовил для меня этот безумец?
– О нет, – бархатисто смеётся он. – Не смотри на меня так, мой ангел. Я вовсе не монстр. Хотя… – Аристей хитро прищуривается, – признаюсь, могу им быть. Но это скорее побочный эффект, над которым я усиленно работаю. Тебе нечего бояться. В моём доме ты почётная гостья, а не пленница.
– Значит, я могу уйти? – выпаливаю я первое, что приходит в голову.
Аристей слегка качает головой и грустно улыбается, будто разочарованный ребёнок, у которого вот-вот отберут вожделенную конфету.
– Не надо спешить, дай мне шанс узнать тебя ближе, и, возможно, я отвечу на все твои вопросы. Они же у тебя есть?
Чёрт возьми, конечно же, есть. Их тысячи. Я отчетливо понимаю, что он искусно манипулирует мной, тянет из меня эмоции, как вампир, заманивает, торгуется, словно опытный продавец на рынке душ. Его обаяние почти осязаемо, харизма ослепительна. И все это на фоне молчаливого и безэмоционального Харпера, напряженного и готового прийти в действие, как механизм, лишь по щелчку пальцев своего хозяина.
Вывернувшись из хватки Кайлера, я отступаю на шаг, создавая иллюзию безопасности. Это не меняет в корне саму ситуацию, но в моменте дает ощущение мнимого контроля. И хотя я прекрасно осознаю, что никто не собирается отпускать меня отсюда, заставляю себя сдержанно кивнуть:
– Ладно. Спешить мне вроде некуда, – нарочито небрежно пожимаю плечами, давая понять, что готова к переговорам.
Аристей благодушно улыбается и, больше не предпринимая попыток прикоснуться ко мне, легким взмахом руки приглашает нас следовать за ним.
– Вот и славно. Я знал, что ты умная девочка, – нараспев произносит он. – Тут недалеко есть место, где мы сможем спокойно пообщаться. Тепло и по-родственному откровенно.
Он разворачивается, направляясь в сторону своего помпезного трона, из-за которого снова появляется медведь, неуклюже приближаясь к хозяину. Я инстинктивно застываю на месте, на миг задержав дыхание. Огромные и опасные мишки забавные и милые только на картинках. В реальности же вызывают естественный страх и желание бежать прочь сверкая пятками.
– Нет, дорогой, – Аристей мягко останавливает своего ручного зверя. – Побудь здесь. – И с театральным вздохом, обращённым ко мне, добавляет: – Ни минуты не может без ласки, иногда это так утомляет…
Глава 10
Эрик Дерби
– Улей… обречён. Началось…
Контакт резко обрывается, вызывая стойкое ощущение обрушившейся, и без того хрупкой, связи между нашими мирами. Рация смолкает, оставив после себя звенящую тишину, что, затаившись в стенах, шепчет прямо у меня под кожей, отзываясь назойливым отголоском из той действительности, где ещё оставалась надежда. Сердце останавливается, сбивается с ритма, как кадр, застывший на испорченной и ненужной теперь ленте реальности. Мир вокруг словно замирает в прозрачной капле времени: свет тускнеет, звуки стихают и словно втягиваются внутрь, оставляя за собой безмолвный и безликий вакуум. И даже воздух кажется неподвижным, застывшим на границе между прошлым и настоящим, которое уже не отменить, не исправить, не обернуть вспять.
Я все еще вижу потрясённые лица Беловой и Фостера – расплывчатые, словно нас разделает запотевшее стекло. Они что-то говорят, нервно жестикулируют, пытаясь пробиться ко мне, добиться реакции.
Но я не слышу их… Они – фоновый шум.
В голове пульсирует единственная мысль: «Улей обречен».
Вслед за ней всплывают образы.
Мама.
Отец.
На меня обрушиваются воспоминания, которые ничем не перекрыть и не вырвать из сердца. Прикосновения ласковых рук, звонкий смех сестры, нежная улыбка матери, строгий взгляд отца. Перед глазами четкая картина: я вижу их силуэты, вырезанные из призрачного прошлого. Наш оплот нерушимости, где звучали настоящие голоса, даже если стены были выстроены на лжи и страданиях тех, кому не повезло родиться на верхних ярусах столичного острова.
Я хотел сломать тоталитарную систему, скрытую под иллюзорной маской порядка и мнимой защиты. Хотел вырвать гнилые корни и посадить новое дерево. Справедливость. Равные права. Единство в войне с опаснейшим врагом человечества. И надежда сохранить то, что делает нас людьми. И в этом списке я не оставил ничего для себя…
Но теперь, когда огненные стрелы летят в обнажившееся сердце Корпорации, я не испытываю ни облегчения, ни свободы. Только обугленные остовы надежд и пепел собственного выбора. Я слышу приговор, но не как командующий и стратег, а как сын. И этот приговор звучит не в зале суда. Он прорывается сквозь радиошум. Будто сам мир передаёт вердикт через старую рацию, где каждое слово, как удар лезвием по коже.
Запуск гиперболических ракет возможен только с президентского уровня. Только один человек на планете имел такую власть. И этот человек должен был быть недосягаем всегда.
Но ракеты уже в воздухе.
Значит, кто-то взломал доступ.
Аристей.
– Сука, – из горла вырывается глухое рычание.
В бессильной злобе я скидываю со стола какие-то бумаги. Лена вскакивает с места и начинает машинально собирать их, в то время как Мика решительно шагает вперед и опускает руку на мое плечо, словно собираясь встряхнуть.
– Мы. Сами. Открыли ему двери, – бросаю ему в лицо.
Он не возражает и отводит глаза, отлично понимая, что я имею в виду.
Агенты «Сети» были встроены в цепочки командования Водного Щита. В логистику. Я курировал эту часть. Я открывал им доступ. Они должны были подготовить переворот, но пока мы прокладывали пути, Аристей уже стоял за штурвалом.
Мои пальцы дрожат, в глазах темнеет, будто кто-то сорвал все предохранители.
– Это моя вина, – прорывается хриплый шепот сквозь обожжённое болью горло. – Он взял наше оружие и повернул его против нас.
Фостер молча пережидает бурю, что сейчас беснуется в моей душе. Я отступаю на шаг, упираясь руками о край стола. Он холодный, как сама реальность, рухнувшая на наши головы тяжестью каменной лавины. Смерть Улья не застала нас врасплох, нет. Она шла за нами по следу, и я сам распахнул перед ней ворота.
Да, это моя вина.
И моя ответственность.
Я медленно выпрямляюсь, собирая разрозненные мысли в стальной кулак. Где-то там, за океанами, горит самый защищенный остров Корпорации, в недрах которого были рождены наши мечты и наши кошмары. А здесь, в Астерлионе, сквозь трещины подземных артерий Аристея, прорывается к свету новый ужас.
Сделав глубокий вдох, я механически провожу пальцами по декодеру, всё ещё работающему в режиме фоновой расшифровки. Отец оставил мне больше, чем прощание. Среди «обугленных» фрагментов данных, запутанных цепочек псевдокодов и ловушек я замечаю странный файл. Без подписи и описания. Почти на автомате запускаю. На прозрачной панели вспыхивают две пульсирующие точки.
Одна – здесь, в Астерлионе.
Вторая…
Сердце замирает.
Вторая – на востоке Камчатки, неподалёку от Драссиана. И я уже знаю, что это. Маяк Ариадны. Живой сигнал. Движение. Она там. Пока ещё там.
Кровь стучит в висках. Мир вновь обретает четкость, прорывающуюся сквозь боль. У нас есть шанс, который я не имею права провалить.
Быстро копирую файл из дешифратора и сбрасываю его на защищённый модуль переносного терминала. Отец предусмотрел всё: код автономного маяка лёгкий, он не требует сложной обработки. Теперь сигнал Ариадны будет со мной. Пока бьётся её пульс, – у нас есть ориентир и путь.
– Мы имеем подтверждение текущей локации Ариадны. Ее биотрекер активен, – бросаю коротко, защёлкивая терминал на предплечье. – Цель движется в районе восточного побережья Камчатки.
– Какая цель? – не успев вникнуть, спрашивает Фостер.
– Маяк Ариадны, – поясняю я. – Зафиксирован через автономный канал, спрятанный в архиве президента. Координаты живые.
Белова на секунду замирает, переводя взгляд на дешифратор. Фостер хмурится.
– Еще один сюрприз? – глухо спрашивает он. – Уверен, что это координаты твоей сестры?
– Да. Судя по показаниям, второй биотрекер во мне.
– А если в ней? – скептически предполагает Мика, кивая на Белову.
– А смысл? – жёстко отвечаю я.
Фостер на секунду задумывается, а затем поднимает руки, признавая поражение.
– Пока маяк Ариадны активен, у нас есть направление, – напористо продолжаю я. – Но чем дольше мы будем в пути, тем меньше шансов застать ее на прежнем месте до смены локации.
Фостер с силой сжимает челюсти.