– Да, Эрик, именно сыновей, – произносит он, демонстративно вздыхая с напускной скорбью. – Мне жаль, но твоя рыжеволосая красавица больше не является предметом торга. Ты слишком долго испытывал мое терпение, пришло время платить по счетам. Да не убивайся ты так. Женщину легко заменить, а детей… – он делает выразительную паузу, наслаждаясь тем, как каждая его реплика вонзается в мой охваченный агонией разум, подобно раскаленному железу в слабую плоть. – Детей – нет. К тому же они все-таки мне не чужие, а свой род нужно беречь, – ухмыляется ублюдок. – Согласен со мной?
Эти слова, пропитанные хладнокровной издёвкой, становятся последней каплей. Во мне взрывается безумная ярость. Боль и ненависть застилают глаза. Я с остервенелой силой сжимаю пальцы на его горле, ощущая, как ломаются кости под моей рукой. Аристей не пытается защититься, продолжая испытывать мой предел. Взгляд остаётся совершенно бесстрастным, давая понять, что он всего лишь наблюдает за интересным экспериментом, а собственная смерть его совершенно не касается. В уголках его губ застывает слабая улыбка, даже в момент агонии остающаяся снисходительной и непостижимой.
С тошнотворным хрустом я сворачиваю его шею, и тело Аристея обмякает, неуклюже падая к моим ногам, как бесполезная тряпичная кукла.
В следующую секунду на стене снова вспыхивает экран, насмехаясь над бесполезностью моих действий. Крупным планом появляется изображение, которое выбивает почву из-под ног.
На выжженной земле я вижу Иллану, распластанную, изогнутую под чудовищно неестественным углом. Её медные волосы рассыпаны по грязи и пеплу, глаза остекленели и безжизненно смотрят в пустоту небес. Грудная клетка вспорота, осколки её брони разбросаны вокруг, и рядом – обгоревшее тело старшего командира, которому я доверил защиту города и моей семьи.
Мышцы сводит мучительная судорога. Дыхание сбивается, воздух превращается в расплавленную смолу, солёные слёзы жгут кожу, размывая очертания экрана. Я не понимаю, почему до сих пор живу и дышу. Не понимаю зачем. Для чего. Ради чего… но знаю, что теперь буду гореть в этом аду под названием жизнь вечно.
Ила… Моя маленькая лесная ведьма с лисьими повадками и стальным характером, скрывающимся за обманчивой хрупкостью. Как наяву я вижу ее мягкие золотые волосы, искрящийся взгляд и нежный мелодичный голос, которым она напевала колыбельные сыновьям. Перед внутренним взором пролетает вся наша жизнь – безграничная любовь и пламенная страсть, жаркие ночи и неповторимые дни, проведенные вместе…
Неповторимые… вместе…
Горло сжимает спазм, когда я тянусь к браслету на запястье, пытаясь нащупать разорванную связь, но гладкие бусины под моими пальцами навечно сковал лед. Я никогда не верил в потусторонние мистические вещи, а сейчас готов молить всех богов вернуть ее мне.
В памяти мучительно вспыхивают фрагменты нашего прощания. Её грустные глаза, тёплая улыбка, любимый аромат.
«Ты можешь не верить, но шаманы пророчат тебе победу».
«Белый вождь принесет миру спасение».
«Он защитит тебя…»
Ее голос звучит отчётливо, словно она здесь, рядом со мной, а не там, среди выжженной земли, и взгляд её красивых глаз не устремлен в холодное не знающее жалости небо.
Я срываю защитный оберег жены со своей груди и остервенело сжимаю его в кулаке, раскрошив на части.
– Ты – мой талисман, Ила. Ты. И наши дети, – надорвано хриплю, падая на колени. Ногти впиваются в кожу ладоней, оставляя кровавые следы, но эта боль ничто… пустота, пародия.
Зачем? Зачем она его сняла? Это ее он должен был защищать. Ту, которая не переставала верить, даже с самые темные дни нашей жизни.
Сквозь крик собственного горя и бессильного гнева я едва различаю голос Аристея, звучащий из динамиков, с прежней холодной жестокостью:
– Скажи мне теперь, Эрик Дерби, чувствуешь ли ты ещё надежду? Готов ли и дальше идти против меня?
Но я не способен ответить, я едва могу дышать, я слышу лишь собственный отчаянный вопль, смешанный с предсмертным воем пылающего Астерлиона. Мой город, моя жизнь, моё сердце, – всё сгорает в огне этого ада, где теперь только пепел и боль.
Глава 24
Ариадна
Едва тяжёлая дверь отрезает меня от друзей, комнату обволакивает гнетущая тишина, вязкая и густая, как невидимая пелена, сквозь которую едва пробивается реальность. Я вслушиваюсь в затихающие шаги, пытаясь вернуть крупицы утраченного контроля. Сердце болезненными ударами колотится в груди, горло сжимает мучительный спазм, не позволяя сделать полноценный вздох. Кэс и Дилана буквально оторвали от меня и выставили прочь, не дав даже попрощаться.
Мимолетная вспышка радости от встречи с друзьями давно рассеялась, сменившись безысходным отчаянием и… страхом. Теперь и их жизни зависят только от моего решения… покориться или…
Нет никакого или.
Нет выбора.
Нет надежды.
Нет смысла в борьбе, если ее исход заведомо предрешен.
Пространство вокруг сужается, каменные стены давят, превращая роскошную спальню в клетку, которой она, по сути, и была. И сколько бы я ни трепыхалась – мне никогда не вырваться отсюда. Я судорожно вздыхаю, стирая подсохшие дорожки слез ледяными ладонями… В слезах тоже никого смысла нет, ни даже мимолётного облегчения.
Пока уводили Кэс и Дилана, Харпер так и не сдвинулся с места, молча и отстраненно наблюдая за происходящим из кресла. Встретив его изучающий спокойный взгляд, я с трудом гашу в себе вспышку концентрированной ярости. Чертов психопат, лишенный эмоций и сострадания. Надеюсь, ублюдку понравилось шоу с тремя загнанными в угол жертвами. Пусть радуется, – он добился своего. Я практически полностью уничтожена и понятия не имею, что мне делать дальше. С уходом друзей меня словно покинули последние остатки жизненных сил… Хотя… Хотя кое-что осталось. Самое важное.
– Мне нужно увидеть Эрика, – сипло выдыхаю я.
Пропустив прозвучавшую просьбу мимо ушей, Кайлер долго рассматривает мое лицо. Его тёмный непроницаемый взгляд медленно скользит ниже, задерживаясь на шее и хрупких ключицах, выглядывающих из-под тонкой ткани ночной рубашки. Я инстинктивно скрещиваю руки на груди, обхватывая себя за плечи.
Какого черта он глазеет? Это больше не его территория! Боже, что я несу? Мое тело никогда и не было его территорией. То, что я позволила ему в прошлом, – чудовищная ошибка, которая больше не повторится. Принцессы не спят с монстрами. Это противоестественно, черт возьми.
Заметив мою реакцию, лицо Харпера становится мрачнее, желваки напряжённо перекатываются на скулах. Вероятно, он снова пролез в мои мысли, и ему совсем не понравилось увиденное. Мне плевать, я не собираюсь щадить его звериное эго. Пусть знает, насколько он мне отвратителен.
– Кайлер, ты слышишь меня? – повторяю чуть громче. – Мне нужно увидеть брата, прямо сейчас!
Он нехотя поднимается из кресла, медленно приближается и останавливается напротив, убирая руки в карманы кожаных штанов. Мне приходится задирать голову, чтобы смотреть ему в глаза, и это действие даётся мне с огромным трудом. Когда Харпер стоит так близко, реакции моего тела начинают предательски сбоить, вступая в конфликт с разумом, который отказывается принимать ненормальную тягу к врагу.
– Нет, Ариадна, – ровно и твёрдо произносит он, не сводя с меня холодного взгляда. – Пока нет.
– Почему нет? – резко выпаливаю я, чувствуя, как внутри всё начинает клокотать от злости и отчаяния.
Кайлер склоняет голову набок, оценивающе всматриваясь в меня.
– Сначала ты возьмешь себя в руки, вытрешь сопли и успокоишься, – безжалостно отрезает он. – И чем быстрее ты это сделаешь, тем выше твои шансы встретиться с братом.
– Мой брат единственный, кто может меня сейчас успокоить! – взрываюсь я, едва сдерживая гнев и боль.
– Ты же знаешь, что он здесь не для этого.
Кайлер делает ещё один шаг вперёд, приближаясь вплотную и всей своей мощью нависая надо мной. Широкие плечи загораживают обзор, лишая даже иллюзии контроля над ситуацией. Я ощущаю исходящий от него жар, заставляющий мои щеки пылать, а глупое сердце выскакивать из груди. Знакомый запах с нотками свежести забивается в ноздри, превращая мысли в густой кисель, а память подкидывает порочные картинки, от которых закипает кровь и учащается дыхание.
Да сколько можно! Это не я, не мои ощущения! Я просто не могу поддаться чувствам. Не имею права, черт возьми.
Не выдержав, вскакиваю на ноги, чтобы хоть немного сравнять наши позиции, но куда там… Становится только хуже. Он подавляет меня, сокрушает, при этом не коснувшись и пальцем… Черт, это чудовищно, но я хочу… хочу, чтобы коснулся. Неужели это и есть последняя грань отчаяния? Я готова искать утешение в объятиях врага, лишь бы не испытывать невыносимую боль. Боже, да я почти готова молить его о пощаде… Я готова на что угодно, лишь бы он взял на себя часть неподъёмного груза, свалившегося на мои плечи. Жалкая, никчемная, трусливая…
– Нет, – тихо бросает он, запустив волну мурашек по моему телу. Задрожав, я сдавленно всхлипываю, глядя на него сквозь пелену выступивших слез. Лицо Харпера двоится и расплывается перед глазами.
Что, черт побрал, значит это его «нет»?
Вытащив руку из кармана, он неожиданно ласково касается ладонью моей щеки, стирая большим пальцем ручеек соленой влаги. Я замираю, не зная, как реагировать на внезапное проявление нежности с его стороны. Он играет со мной? Издевается? Или ему и правда меня хоть немного жаль?
– Это минутная слабость, но она скоро пройдет, – хрипло шепчет Харпер, глядя на мои трясущиеся губы. Его пальцы зарываются в мои волосы, лениво перебирая пряди. – Дерби не сдаются. Разве не этому тебя учил отец?
Колющая боль пронзает сердце, когда до меня доходит смысл сказанных слов, из горла вырывается глухое рыдание. Мне хочется закричать: «Не смей! Никогда не смей говорить о моей семье так, словно что-то знаешь о нас!», но вместо этого я упираюсь лбом в рельефную грудь, позволяя ему гладить мои волосы.