– Одно мое слово, и он убьёт его, – до отвращения спокойный голос Аристея вновь вторгается в мои мысли. – Хотя знаешь… я передумал. Твой брат умрет в любом случае. У моей щедрости, как я и говорил, есть предел, который вы по глупости перешли. – Он протяжно вздыхает, чуть ослабляя хватку и поглаживая мою кожу подушечками ледяных пальцев. – Если бы ты только знала, как мне наскучила ваша мышиная возня… Мой ангел, нам предстоит провести вместе долгую, очень долгую жизнь, но тебе придется сильно постараться, чтобы заслужить мое прощение.
Я в ужасе распахиваю ресницы, когда его прохладные губы почти касаются моих. Пальцы сильнее сжимаются на моем горле. Аристей прищуривает свои жуткие змеиные глаза, пристально всматриваясь в меня, и в этот момент я снова испытываю то странное ощущение, что накрывало меня уже дважды при физическим контакте с этим монстром.
«Не нападай. Не убегай. Просто позволь ему войти…» – мелькает на задворках сознания четкая мысль, но я гашу ее неимоверным усилием воли – той, что еще осталась… той, что еще принадлежит мне. Только мне.
– Я готова, – неразборчивый хрип срывается с моих губ, но Аристей понимает…
Его улыбка становится шире, в хищных глазах мелькает удовлетворение. Мир медленно гаснет, и я с готовностью ныряю в расплавленную ртуть пульсирующих зрачков.
Глава 25
Ариадна
Шагнув в разверзнувшуюся бездну, я стремительно лечу вниз. Свет медленно исчезает, растворяясь в абсолютном вакууме. Пространство искажается, сворачивается спиралью, поглощая меня в свой бесконечный холодный лабиринт. Физических ощущений нет: ни боли, ни чувств, – только несущиеся мимо черные стены, создающие впечатление, что я нахожусь в теле огромной змеи, ползущей сквозь вечность, одновременно наполненную беззвучным ужасом и необъяснимым покоем. Меня окружает калейдоскоп непостижимых зрительных образов: древние символы, фрагменты лиц и картин, шепот голосов, слишком тихих и неразборчивых, чтобы понять их смысл.
Я отделяюсь от тела, оставляя позади прежний мир со своими страхами, потерями и бесконечной борьбой. Остаётся только ясность мысли и непривычная тишина, в которой отчётливо звучат слова отца: «Ты знаешь, что делать. Приведи нас к нему».
«Да, папа. Я знаю… Я покажу и удержу его сколько смогу».
Отец не услышит, не сможет ответить… может быть, никогда. Возможно, все, кто запустил процесс, погибли, и отправленный наружу сигнал уходит в никуда. Но пока моё сознание парит в пустоте, меня переполняет абсолютная уверенность, что я поступаю правильно, что именно это решение всегда и являлось единственно верным. Всё происходящее должно было привести меня именно сюда, именно в эту точку, от которой зависит всё, что будет после.
Внезапно пустота начинает заполняться. Взгляд проясняется, и передо мной возникают размытые контуры незнакомого пространства. Сначала смутные, почти призрачные очертания, но постепенно обретающие плотность и форму, проступая из темноты и безмолвия.
Я стою в самом центре бесконечной мертвой пустоши. Блеклое серое небо затянуто свинцовыми тучами, под ними раскинулась безжизненная равнина, укрытая толстым слоем пепла и грязного снега. В воздухе витает тяжёлый едкий запах гари и разложения. На горизонте темнеют разрушенные высотки мертвого города, к которому ведет разбитая дорога, перекрытая брошенными в панике ржавыми автомобилями.
Над головой летают стаи черных воронов, издавая зловещие хриплые звуки, усиливающие чувство безнадежности и ужаса. Сгнившие стволы деревьев торчат из земли искривлёнными иссохшими пальцами, отчаянно тянущимися к небу и будто умоляющими о пощаде и помощи, которая не придет никогда.
Пустота здесь абсолютна, всеобъемлюща. Она давит на сознание, словно гигантская невидимая ладонь, погружая душу в гнетущую атмосферу одиночества и скорби. Здесь нет ни отголосков прошлого счастья, ни надежды на будущее спасение, – только свистящий холодный ветер, изредка вздымающий клубы серого пепла, которые мягко ложатся на землю, покрывая собой последние следы некогда существовавшего мира.
Я медленно осматриваясь по сторонам. Пустошь не кажется настоящей, но мой разум воспринимает увиденное, как нечто незыблемое и реальное. Здесь нет границы между образом и действительностью. В этом мире мысли обретают форму, желания превращаются в реальность, а страхи выглядывают наружу и становятся осязаемыми.
– Добро пожаловать, Ариадна, – вкрадчиво произносит едва различимый голос, пробивающийся сквозь шёпот пепельного шторма.
Рефлекторно вздрагиваю, ощутив, как по фантомному телу пробегает электрический импульс. Резко обернувшись, я вижу Аристея, шагнувшего ко мне из клубящихся теней пустоши. Сердце замедляет бег, а ноги словно врастают в мертвую землю, не давая возможности отступить назад.
Я почти безучастно наблюдаю за его приближением, отчетливо понимая, что прямо сейчас нахожусь в его сознании, и это пустынное царство мрака – порождение его больного мозга. Боже, насколько нужно быть двинутым, чтобы вообразить подобное место?
Неужели это и есть то будущее, которым от грезит для нашей планеты?
Аристей словно плывет над обуглившейся землей, в глазах бушует желтое пламя, белые мерцающие волосы раздувает свирепый ветер, бледная кожа излучает сияние. Он полностью обнажен, но шокирует меня не его нагота, а раскинутые в стороны руки с кровоточащими на ладонях ранами.
Я цепенею от неприкрытого ужаса и отторжения. Можно ли придумать святотатство циничнее, чем то, что я вижу сейчас? Неужели он всерьёз возомнил себя спасителем? Или его безумие зашло так далеко, что он действительно верит в свою божественность?
– Где мы? – мой голос срывается на хриплый шёпот, разносящийся множественным эхом над безжизненным пространством.
– Там, где истина сильнее любых иллюзий, – отвечает Аристей, приближаясь ко мне вплотную. – Посмотри вокруг. Считаешь, я сотворил то, что ты видишь сейчас? Но это не так. Я лишь результат, последствие и катализатор. Я – спусковой крючок, но решающий выстрел люди сделали сами. Цивилизация отравлена эгоизмом и жадностью, человечество погрязло в бесконечной войне и насилии. Вы истребили самих себя, а теперь боитесь тех, кто оказался сильнее и умнее вас?
Я чувствую его дыхание, холодное и лишённое жизни, и ощущаю исходящий от него жар. Он пахнет как раскаленный ад, но я упрямо продолжаю смотреть ему в глаза. Мне страшно до жути, безмолвный вопль ужаса застрял в горле. Это самый чудовищный кошмар из всех, что когда-либо снились людям, и мне не вырваться из его цепких оков, не сбежать, не проснуться.
Я ДОЛЖНА быть здесь. Я ДОЛЖНА выдержать и не сломаться. Я ДОЛЖНА как можно дольше удерживать дверь закрытой.
Хищный взгляд лениво блуждает по моему лицу, считывая мысли, исследуя самые глубинные уголки моего подсознания. Внутри медленно поднимается волна невыносимого напряжения, смешанная с отчаянной решимостью противостоять ему до конца. Пусть даже ценой собственной жизни…
– Вы можете называть меня чудовищем, тираном, богом, – мне плевать на ваши определения. Важно лишь одно: я – единственный, кто знает, как спасти то, что от вас осталось. Я несу не смерть, а возрождение. Я очищу этот мир от болезней, от боли, от безумия, с которыми вы жили веками, и на его руинах создам новый совершенный порядок. Я ждал этого долго. Очень долго, – нашептывает чудовище, бережно заключая мое лицо в кровоточащие ладони. – Ты – последний недостающий элемент, Ариадна. Раздели мой триумф со мной, и вместе мы сможем остановить эту цепь бессмысленных страданий.
– А если я скажу, что мне не нравится твой мертвый мир? – отвечаю я, с трудом шевеля губами.
– Я построю другой, такой, каким ты захочешь его видеть, – вкрадчиво и обволакивающе шелестит его голос. Он ласково оглаживает мои щеки, размазывая по коже свою горячую кровь. Губы изгибаются в пленительной искушающей улыбке. – Мой ангел, ты – живое воплощение всего самого ценного и вожделенного для меня. Только попроси, и я исполню любое твое желание.
– Как джинн? – с вызовом спрашиваю я, не сумев удержаться от сарказма.
– Для тебя я могу стать кем угодно. Богом, любовником, отцом… – снисходительно усмехается Аристей и, склонившись к моему лицу, слизывает собственную кровь с моей кожи.
Меня передергивает от отвращения, но я стараюсь не подавать вида, хотя, когда рвотные позывы подступают к горлу, это чертовски сложно сделать.
– Даже так… – мгновенно считав мои эмоции, он запрокидывает голову и раскатисто смеется. – В таком случае вторую роль оставим за Кайлером, – навеселившись вволю, бросает он. – Я не жадный. Станем большой дружной семьей, и наши дети до скончания веков будут править миром. Ты согласна, мой ангел?
Конченый псих. Он правда думает, что я на ЭТО соглашусь?
– Сначала желание! – выпаливаю я, с трудом проглотив горький комок отвращения. – Ты сказал: «Любое».
– Почти… – нехотя уточняет Аристей. – Кроме, пожалуй, воскрешения твоих родителей. Это – увы, не в моей власти.
Я собираюсь с мыслями и делаю глубокий вдох, чтобы удержать себя от резкого эмоционального ответа.
– Покажи мне своё истинное лицо, – требую я, не позволяя голосу дрогнуть. – Я хочу увидеть тебя настоящего, без фальшивой маски, которая вызывает у меня лишь страх и неприятие.
Аристей медлит, пристально глядя мне в глаза, его взгляд на миг темнеет, в глубине узких вытянутых зрачков вспыхивает недовольство. Напряжённое молчание затягивается, и я начинаю сомневаться, что он вообще ответит. Но спустя несколько долгих, томительных секунд, Аристей нехотя кивает, принимая неприятное для себя решение, от которого он уже не сможет отказаться, не выставив себя лжецом.
– Ты правда этого хочешь? – его голос набирает силу и эхом резонирует над безжизненной землёй.
– Да, – отвечаю я без малейших колебаний, отчётливо осознавая, что пути назад может не быть.
Аристей медленно поворачивает голову, всматриваясь куда-то далеко, за горизонт мёртвой пустоши. На мгновение на его лице отражаются обычные человеческие эмоции, но это длится недолго, – в следующую секунду в глазах вспыхивают хищный азарт и холодная уверенность: