Глава 29
Дэрил Дерби
Всю жизнь я пытался обуздать хаос, который другие называли миром. Я не пытался играть в бога, а хотел лишь одного – установить чёткие нормы там, где правили безумие и бесконтрольная жестокость. Я был уверен, что если сумею усмирить собственных демонов и установить контроль над чужой волей, то смогу сделать человечество управляемым, будущее – безопасным, а мир – упорядоченным.
Я ошибался.
Хаос нельзя приручить. Он всегда вырывается наружу в самый неподходящий момент, требуя заплатить чудовищную цену.
Когда-то я сам был жертвой системы, построенной представителями мировых элит, упивавшимися собственной вседозволенностью. Они считали себя новоявленными богами, безнаказанными кукловодами, играющими жизнями миллиардов людей. Я не мог позволить этому продолжаться. Моя война началась не ради власти, а ради освобождения от неё. Я хотел разрушить мир, в котором власть являлась привилегией избранных, а остальным досталась роль безликой массы и необходимого ресурса для достижения целей сильных мира сего.
Вакцина молодости должна была стать концом бесконечных войн и конфликтов, инструментом, способным обуздать безумие тех, кто привык считать жизни других расходным материалом. Маркеры контроля были жестоким, но необходимым злом, чтобы навсегда предотвратить возникновение абсолютного хаоса и сделать человечество управляемым. Я внедрил их всем без исключения: и простым людям, и элитам. Только единицы получили настоящее бессмертие, те немногие, кому я безусловно доверял. Остальным досталась лишь иллюзия, суровая насмешка над их мнимым превосходством и свободой.
Но я просчитался.
Мои действия породили Аристея – чудовище, ставшее отражением моих ошибок и амбиций. Именно тогда, в период раскола Корпорации, когда я был поглощен борьбой за власть и восстановлением порядка, в момент наивысшей отвлеченности, затаившийся и взращенный ненавистью монстр нашёл лазейку и дополнил вакцину компонентом, несущим в себе смертоносный вирус, тем самым поставив под угрозу саму суть человеческого мира.
Я могу лишь предполагать, что двигало им в тот момент. Возможно, врождённые психические отклонения, фанатичные амбиции учёного или глубокая, всепоглощающая ненависть к тем, кто всегда видел в нём лишь ничтожный элемент системы. Но я, как никто другой, знаю, насколько это страшное чувство. Стоит пригласить его в свое сердце, оно завладевает тобой, как неизлечимая болезнь, проникает в каждую клетку и поглощает полностью, без остатка, без шанса на исцеление.
Вероятно, именно это с ним и произошло. Годами копившаяся ненависть вылилась в тщательно спланированный и беспощадный акт возмездия, последствия которого оказались сокрушительными для всей планеты.
«Ненавидя кого-то, ты ненавидишь в нём нечто такое, что есть в тебе самом».[10]
Выходит, мы с Аристеем гораздо больше похожи, чем я был готов признать. Я всегда подозревал это, но упрямо отрицал очевидное, скрываясь за маской самообмана. Я считал, что мои действия направлены исключительно на благо, а его – движимы безумием и разрушением. Но правда в том, что мы оба стремились изменить реальность под себя, используя бесчеловечные и жестокие методы.
Сейчас, оказавшись перед последним рубежом своей войны, я отчетливо понимаю, что впереди – логово моего главного врага и финальная битва. Там ждут уродливые порождения моих и чужих ошибок. Кайлер Харпер – одно из них. Сын Аристея. Создание, балансирующее между двумя мирами. Моё самое мощное оружие. И величайшая угроза. Я знаю, что доверять ему опасно, но выбора больше нет.
Я пытался использовать любовь как инструмент контроля, цепь, способную удерживать его на краю бездны. Но это чувство не подчиняется приказам и не терпит искусственных границ. Оно возникло само собой, вопреки моим расчётам и вне моего влияния.
Нет сильнее и крепче любви, чем та, что рождается в аду.
Как бы дико это ни звучало, но когда Харпер вывез мою дочь из «Крыла Орла» и доставил её в логово Аристея, он искренне верил, что таким образом спасает жизнь Ари. Кайлер был убеждён, что человечество обречено и неизбежно будет стёрто с лица земли. В его понимании, лишь глубоко спрятанные под землёй гнёзда Аристея могли стать последним безопасным убежищем для Ариадны – единственным местом, куда не проникнет хаос и разрушение, где он сможет каким-то непостижимым способом уберечь её от того, к кому ее сам же и привел. И только позже, когда Ариадна начала вспоминать, а Харпер впервые почувствовал в себе неведомую прежде силу, он осознал, что путь к спасению всё же существует. И именно она, моя дочь, показала ему этот путь.
Я рассчитывал на подобный исход, но риски всё равно были несоизмеримо высоки. Это была опасная и жестокая игра, где на кон было поставлено самое дорогое. Сколько бы я ни убеждал себя в необходимости принятых мер, невозможно отрицать очевидное – выбранные методы делают меня не лучше тех, кого я презирал всю жизнь.
Час расплаты настал. Я встречаю его без сожалений, без колебаний, без жалости.
Настало время поставить точку. Для себя. Для Ариадны и Эрика. Для всего человечества.
Я начал эту войну. Я же её и закончу.
Последний ход сделан.
Игра подходит к концу.
– До Ядра осталась пара километров, – сухо докладывает Харпер, глядя на экран прибора в своих руках.
Я поднимаю взгляд, наблюдая за движением колонны бронетехники, которая медленно продвигается по туннелям, заваленным обломками от ударной волны баллистических ракет, обрушившей своды и раскрошившей стены. Машины с трудом маневрируют среди раздробленных кусков бетона и стали, воздух наполнен тяжёлым запахом гари, раскалённого металла и едким привкусом озона, а приборы тревожно сигнализируют о высоком уровне радиации.
Солдаты, полностью облачённые в защитные костюмы и герметичные шлемы с усиленной системой фильтрации, напряжённо вглядываются в окружающий мрак, крепко сжимая в руках оружие. Каждый вдох даётся с трудом. Тишина, прерываемая лишь треском дозиметров и тяжелым дыханием бойцов, кажется почти оглушающей. В сгущающемся полумраке туннеля время словно замедлилось, и каждая секунда растягивается в мучительное ожидание неминуемой беды.
Харпер расположился напротив, на узкой скамье тесного броневика. Он единственный, кто отказался от средств защиты, очевидно решив, что радиация не способна причинить ему особого вреда. В тусклом свете приборных панелей его лицо с аномально заострившимися чертами выглядит откровенно жутко. Бледная кожа натянута до предела, под ней отчётливо проступают тёмные вены. Устремлённые в никуда застывшие глаза временами вспыхивают хищным блеском, зрачки то сужаются, то расширяются, создавая впечатление, что в них мечется что-то дикое и опасное, отчаянно ищущее выход наружу.
Я наблюдаю за Харпером с нарастающим беспокойством, ясно понимая, что сейчас внутри него бушует настоящая буря. Война двух противоположных сущностей достигает пика: человеческий разум отчаянно пытается сохранить контроль, в то время как звериная сущность Аристея неумолимо прорывается на поверхность, поглощая его сознание. Он отчаянно сдерживает армию мутантов, но каждая следующая секунда приближает его к краю, за которым он может потерять себя окончательно, и тогда мир захлестнёт катастрофа.
– Неважно выглядишь, Харпер. Уверен, что всё ещё можешь их контролировать? – прищурившись, сдержанно спрашиваю я.
Кайлер резко встряхивает головой, отгоняя наваждение, проводит рукой по частично побелевшим волосам и медленно поднимает на меня расфокусированный взгляд.
– Они сползаются сюда со всех сторон. Лезут из каждого прохода, из каждой щели, – его голос звучит низко и глухо, со зловещим рычащим оттенком, вызывающим у меня инстинктивное беспокойство. – Их становится слишком много, президент.
Он на мгновение прикрывает глаза и напряженно добавляет:
– Мы вплотную подошли к Ядру, дальше на машинах не проехать.
Его слова подтверждаются почти сразу. Бронемашина резко тормозит и останавливается, сотрясаясь от мощного столкновения с завалами и грудами искорёженного металла, наглухо перекрывшими туннель. Дальше путь только своим ходом, прямо сквозь кишащий мутантами ад.
Я молча поднимаюсь со своего места, быстро проверяю автомат, передёргивая затвор, затем касаюсь пистолета на поясе, убеждаясь, что он также на месте. Закончив, активирую общую связь и спокойно отдаю приказ:
– Всем подразделениям: приготовиться к выходу. Дальше движемся пешком. Харпер идёт первым, обеспечивает нам коридор.
Кайлер коротко кивает, распахивает тяжёлый люк и исчезает в темноте.
Мы быстро следуем за ним, выбираясь из бронемашины и формируя защитный периметр. Из соседних машин тоже стремительно выпрыгивают бойцы, занимая позиции. Всё вокруг окутано плотной, вязкой тьмой, из которой доносятся тревожные шорохи и приглушённые рычания.
Харпер стоит чуть впереди нас, разведя руки в стороны, удерживая невидимую стену, за которой беснуются орды мутантов. Они цепенеют перед ним, подчиняясь его незримой силе и выстраиваясь в подобие живого барьера. Но его влияние на тварей небезгранично и, вероятно, имеет свой предел. Отдельные особи внезапно срываются и со звериной яростью бросаются на Харпера. Он безжалостно уничтожает каждого, буквально разрывая мутантов голыми руками. Из-под его пальцев летят ошмётки плоти, кровь фонтанирует, окрашивая броню солдат алыми брызгами.
Бойцы открывают непрерывный огонь, расчищая нам путь вперёд. Мутанты наступают, не прекращая попыток прорвать барьер, возведённый Харпером. Воздух наполняется пронзительными воплями, скрежетом когтей и лязгом металла; туннель сотрясается от бесконечного грохота очередей.
Мы медленно продвигаемся вперёд, оставляя за собой узкий кровавый коридор. Каждый шаг даётся с боем, каждый метр отвоёван с упорством тех, кто не привык отступать. Харпер движется передо мной, продолжая неустанно и с нечеловеческой яростью уничтожать хаотично атакующих тварей. На мгновение Кайлер оборачивается, его лицо покрыто кровью, взгляд безумен: