Не думая о сочувствии, Герман Сергеевич продолжил:
– Если вам известно, что свидетель убит, возможно, вы знаете, кто это сделал?
Курамшин поднял глаза, оглядел следователя и тихо сказал:
– Может, и знаю.
Почувствовав нервное беспокойство, Крапивин сравнил его с ожиданием клюнувшей рыбы. Вот сидит он и ждет, когда рыба появится на леске из-под воды. Все, что требовалось ему теперь, – проявить максимум выдержки.
– Я всегда вас уважал, – наконец заговорил старик, и Крапивин с досадой подумал, что он, как бывалый урка, пойдет обычным путем – сначала будет рассказывать про свое уважение, потом начнет извиняться. Но Курамшин закончил неожиданно быстро:
– Жиган и Парагон.
– Что? – не понял Крапивин.
– Вашего свидетеля убили два мясника[16]. Их клички: Жиган и Парагон. Найдете их через ментовку в Перово.
– Засиженные?
– По одной ходке имеют.
Крапивин записал имена в блокнот.
– Могу быть в этом уверен?
– Ручаюсь. – Курамшин приложил к лицу маску и что-то произнес между вдохами.
– Я не расслышал, – проговорил Герман Сергеевич.
Старик отвел маску и четко проговорил:
– Вам лучше поторопиться. Последний свидетель – вещь ненадежная. Она как электрический заяц в курсинге[17], и за ней гонится стая лютых собак. Рано или поздно девчонку поймают и разорвут на куски.
Глава 18Взрыв мозга
Телефонный звонок вонзился в уши и в мозг. Дайнека в красках представила эту дорожку: ушная раковина, слуховой проход, колеблется барабанная перепонка, и возмущенный нерв передает всю свою злость мозгу.
А тот готовится к взрыву.
Нащупав телефон, Дайнека машинально провела пальцем по нижней части дисплея, чтобы прекратить эту невыносимую муку. Из небытия ее вытащил голос отца:
– Людмила!
– Я здесь… – прошептала она.
Отец заговорил громче:
– Не слышу тебя!
Дайнека вынула телефон из кармана и замедленно поднесла к уху:
– Я тебе потом позвоню.
Казалось, теперь уже ничто не нарушит ее покой. Подумав так, Дайнека ошиблась.
– Синьорина Дайнека, – прозвучал тихий голос.
Открыв глаза, она увидела сидящую на корточках Клодию и тотчас вспомнила, что Клодия – секретарь принцессы Франчески Барберини-Колонна ди Скьяра. Вся сложная последовательность имен всплыла в памяти без особых усилий, что было странно. Еще сегодня утром она бы не смогла воспроизвести ни одно из них, кроме – Франческа.
– Сколько сейчас времени? – спросила Дайнека.
– Без четверти девять, – сказала Клодия. – Как вы себя чувствуете?
– Что со мной?
– Обморок.
– Странно… – Дайнека повела взглядом. Вокруг нее стояли: депутат Куземано, управляющий Кармелло Бенничи, красавчик Сальваторе ди Скьяра и блеклый субъект Джедже. Все имена припомнились так ясно, как будто все эти люди были ее родственниками.
– А где Франческа?
– Я здесь. – Над ней тут же нависло испуганное лицо принцессы.
Все смотрели на Дайнеку откуда-то сверху. Когда Дайнека поняла, что лежит на полу, она шевельнулась, чем вызвала возмущение окружающих – мужчины кинулись помогать и перенесли ее на диван.
Дайнека окончательно пришла в себя и начала крутить головой. Ничем хорошим это не закончилось. В первое же мгновение она увидела перед собой мертвенное лицо – дьявольский лик упавшей со стула женщины. Та лежала на соседнем диване.
Дайнека вскрикнула и забилась в истерике.
Франческа схватила женщину и подтащила к ней:
– Это кукла! Ростовая кукла! Подружка нашего Джедже.
Притихнув, Дайнека протянула руку и потрогала нарумяненные щеки. Ощутив под пальцами шелковистую ткань, с любопытством вгляделась в лицо. Макияж у куклы был ужасающим, но прическа, сделанная из настоящих волос, имела превосходную форму, цвет и очертания. Со спины куклу можно было принять за утонченную леди.
– Мы вызвали врача, – сообщила Клодия. – Он скоро приедет.
– Не надо врача. – Дайнека села, опустив ноги на пол. – Я в порядке.
– Тогда, может быть, пройдете в свою комнату? – предложила Франческа. – Сальваторе проводит вас до двери.
– Через сорок минут в столовой будет накрыт ужин, – сказал управляющий. – Если желаете, его принесут в комнату.
– Я лучше спущусь. – Дайнека поднялась на ноги, взяла под руку Сальваторе ди Скьяра и, выйдя в холл, начала восхождение по мраморной лестнице на третий этаж.
Как и обещала Франческа, Сальваторе проводил Дайнеку до самой двери. Спросив, не требуется ли ей помощь, и получив отрицательный ответ, он удалился.
Дайнеке досталась комната с обоями в розочку, похожая на спальню гувернантки или прислуги. Но это ее нисколько не обидело. Слава богу, что ей не предоставили огромные помещения, где даже в августе гуляют холодные сквозняки. Здесь было намного уютнее. Управляющий Кармелло Бенничи, по-видимому, рассудил точно так же, когда решал, куда поселить гостью.
Сумка с вещами уже стояла на прикроватном столе. Через сорок минут, приняв душ и сменив платье, Дайнека спустилась к ужину.
Одна только посуда, которой был сервирован стол, придавала ему поистине царственный вид: массивные серебряные приборы, богемские бокалы с буквами «BKS», указующие на венценосность хозяйки замка, и белоснежные тарелки с рельефными золочеными лилиями.
На скатерти фламандского кружева, по центру, расположилась ваза с цветами. На высоте двух или трех метров висели несколько люстр венецианского стекла с бесчисленным количеством хрустальных подвесок.
Все, что было на столе, искрилось и сияло в их торжественном свете.
Ужинали впятером: депутат Куземано, внучатый племянник хозяйки Сальваторе ди Скьяра, Франческа, одетая в вечернее платье из серебристой парчи, ее секретарь Клодия – в голубом и строгом – и Дайнека в простеньком платье, которое прихватила на даче.
Управляющий Кармелло зашел в столовую только однажды, вероятно, для того, чтобы проверить, все ли в порядке. Ни Джедже, ни его куклы в столовой не было.
Во время ужина говорили очень немного, в основном о дневном перелете из Римини в Палермо. О недавнем происшествии с Дайнекой никто не упомянул.
В качестве десерта подали превосходное желе с ромом. На огромном серебряном блюде оно возвышалось словно многоцветный праздничный торт, украшенный вишнями, фисташками и клубникой. Желе вздрагивало и колыхалось при каждом прикосновении официанта, который делил его на куски и раскладывал по десертным тарелкам. Это чудо кондитерского искусства стало самым примечательным событием вечера, если не считать обморока Дайнеки.
После ужина все перешли в библиотеку, где уже были расставлены бутылки с ирландским виски, «Реми Мартин» и серебряные ведра со льдом. Возле высокого торшера с абажуром, на журнальном столике, лежали газеты и коробка с сигарами, там же стояла пепельница.
Усевшись в кресло, Франческа вызвала горничную. Та пришла с серебряным подносом, на котором стоял стакан с минеральной водой и лежал бокс для таблеток. Франческа вытряхнула на ладонь несколько разноцветных пилюль, проглотила и запила минералкой. Отослав горничную, она обвела взглядом стены библиотеки:
– Все эти книги, картины и документы собирались многие годы. После смерти отца коллекцию разделили на части, и мне пришлось кое-что выкупать у сестер.
– Удачное вложение денег, принцесса, – заметил депутат Куземано.
– Теперь в моем собрании более сотни картин, пятнадцать тысяч редких книг и десять тысяч исторических документов, касающихся различных эпох и людей. Все они систематизированы и размещены в картотеках.
– Принцесса, позвольте выразить свое восхищение собранием дамских туалетов, – сказал красавчик Сальваторе, преподнося Дайнеке бокал с виски и льдом.
– Большая часть принадлежала моей матери, некоторые – мне, ведь я прожила долгую жизнь. Но есть в моей коллекции поистине редкие экземпляры. Например, костюмы от Шанель, которые носила Жаклин Кеннеди. А в прошлом году на аукционе я купила четыре платья леди Дианы.
– И все это можно увидеть? – заинтересовалась Дайнека.
– Кармелло все вам покажет.
– А куда делся Джедже?
– Он ужинает у себя и рано ложится, – сдержанно ответила Клодия.
– Сколько ему лет? – понимая, что вопрос граничит с бестактностью, Дайнека не могла удержаться.
Ответ был коротким и подразумевал конец разговора:
– Тридцать.
– Никогда бы не дала ему больше семнадцати.
– Все оттого, что он очень худой. – Клодия покосилась на Франческу, и та чуть заметно кивнула. – Джедже болен. Такого рода болезнь называют душевной.
Депутат Куземано встал с кресла, налил в бокал виски и выудил из ведерка пару кусочков льда. Искоса взглянув на Дайнеку, он вернулся на место.
Дайнека потупилась, твердо намереваясь закрыть эту тему. Однако ее продолжила сама принцесса Франческа:
– Трагедия случилась из-за несчастной любви. Вернее, из-за разбитых надежд моего внука. Знаете, такое бывает: двое молодых людей любят друг друга без оглядки на взаимные недостатки. Как Ромео и Джульетта. – Она сделала паузу и со значением закончила: – Но им невдомек, что яд и могильный склеп для них уже приготовлены.
– Поистине трагическая история. – Депутат Куземано поднял голову и посмотрел в потолок, стараясь сдержать слезы. Но скоро в его горле что-то забулькало, и он отвернулся.
– Девушка, которую любил Джедже, умерла от наркотиков. Не желая мириться с ее смертью, он сам пытался покончить собой, наглотавшись таблеток. Доза была так велика, что даже после промывания желудка и реанимационных мероприятий его мозг полностью не восстановился.
– Все могло быть иначе, если бы не брат вашего деда, князь Фабрицио Барберини ди Скьяра, – холодно заметил депутат Куземано.
Франческа поставила бокал с белым вином, прошла в противоположный конец библиотеки и включила там свет. Откинув жаккардовую портьеру, она показала портрет бородатого мужчины в шелковом галстуке и темно-зеленом сюртуке: