Краем глаза Дайнека увидела, что Настя и Савелий встали с дивана и спустились с террасы. Прокомментировав свой уход, Настя обронила:
– Немного погуляем по парку…
Этот неприятный момент остался без внимания, потому что в это время слуга принес огромный букет для Дайнеки. Цветы доставила курьерская служба, и в букете была записка. Приняв от слуги цветы, Дайнека тут же вернула их, попросив отнести в ее комнату. Она сознательно не прочитала записку, заметив, что у Алекса испортилось настроение. И эта перемена не была связана с Настей, ее можно было списать только на принесенный букет.
Не совладав с собой, Алекс пересел на диван.
Влад Пилевский листал журнал, время от времени поглядывая по сторонам. Он вел себя так, как будто находится на службе. Впрочем, все так и было: Дайнека уже поняла, что в его лице ей не обрести приятного собеседника.
Она сказала Сальваторе вполголоса:
– Спасибо за цветы.
Он удивился:
– Откуда вы знаете, что их подарил я? Вы даже не прочитали записку.
Теперь следовало соврать, что ей не нужна записка, она все прочитала в его глазах. Однако, сказав так, Дайнека покривила бы душой и дала бы молодому человеку надежду. А она не собиралась делать ни того, ни другого, поэтому ограничилась коротким:
– Я догадалась.
На что Сальваторе ответил:
– Мне очень приятно.
Решив не переливать из пустого в порожнее, Дайнека попросила:
– Даже если это легенда, расскажите мне про лабораторию князя Фабрицио.
Откинувшись на кресле, Сальваторе посмотрел вдаль, туда, где над лесом вздымалась черная скала. Потом заговорил скучающим тоном:
– Князь Фабрицио Барберини-Колонна ди Скьяра был странным человеком. Принцесса сказала сущую правду. Что касается лаборатории, возможно, она когда-то была, ведь князь был практикующим алхимиком. Но мне сложно поверить, что она до сих пор существует. По крайней мере, я там никогда не бывал. Возможно, потому что не интересовался.
– Но ведь Франческа сказала…
– В ее словах есть лукавство, – улыбнулся Сальваторе. – Замок без лаборатории князя-алхимика не заинтересовал бы туристов так же, как шотландский замок без привидения.
– Жаль, – с грустью вздохнула Дайнека. – А мне почему-то в это поверилось.
– Попросите Кармелло, он покажет вам какой-нибудь кабинет, похожий на лабораторию. Ваше любопытство будет удовлетворено. Впрочем, я и сам могу порассказать много занятного.
– Про замок?
– В нем много пустующих, заброшенных комнат. Мой прапрадед говорил: замок, в котором знаешь каждую комнату, недостоин того…
– …чтобы в нем жить, – улыбнулась Дайнека. – Я уже слышала эти слова от Франчески.
– Она рассказала вам, что замок объединяет в себе несколько зданий различных эпох? Некоторые части совсем обветшали. В детстве я любил побродить по замку и тогда очень хорошо разбирался во всей его запутанной сложности. Приемные, залы, капеллы и кухни, покинутые много десятилетий назад. Куда мы только не захаживали с моим бедным Джедже! Он, кстати, до сих пор бродит по замку. Иной раз придет обвешанный паутиной, волосы в пыли, под ногтями – грязь. Один бог знает, куда он ходил. В одну из таких вылазок Джедже отыскал свою Альму.
– Для такого почтенного возраста кукла прекрасно сохранилась, – сказала Дайнека.
– Как видите, на Сицилии мумифицируются не только трупы. И, кстати… Если вы заметили, тема смерти у итальянцев в чести. У нас есть праздник – День мертвых, который совпадает с Днем Всех Святых. Это дань уважения умершим членам семьи. В некоторых районах Италии, например в Пьемонте, за праздничным столом для них оставляют свободные стулья.
– Если честно, мне от этого жутковато, – призналась Дайнека.
– Вы сказали «жутковато»? – Сальваторе задумался и, помолчав, снова заговорил: – Когда мне было лет десять, я забрел в один из залов заброшенной части замка.
– С Джедже?
– Нет, в тот раз я был один. Дело шло к вечеру, но мне очень не хотелось оставлять своего занятия. Помнится, я нашел музыкальный ящик – он был спрятан в шкафу. Сколько я ни старался, ящик не издавал ни единого звука. В тщетных попытках запустить механизм я не заметил, как стемнело, и вдруг стали слышны шорохи древесных червей, точивших старую мебель, и топот мышиных лап. Осознав ужас своего положения, я бросился в жилую часть замка, но сразу понял, что в сумерках не отыщу дороги назад. От бесконечного кружения по комнатам и частых возвратов в одно и то же место я выбился из сил и, что самое страшное, – потерял надежду. Оглядевшись, вдруг обнаружил, что стою посреди большой залы, окна которой выходят во внутренний дворик, о существовании которого я даже не подозревал. Потеряв ориентиры, я не мог представить, в каком крыле замка была эта зала. Конечно, я пробовал кричать, но вскоре понял, что меня вряд ли услышат. Собравшись с духом, я предпринял новую попытку найти дорогу назад. Однако, покинув зал через дверь, спрятанную под старым гобеленом, я вдруг увидел группу людей, закутанных в белые балахоны. Они шли друг за другом, при этом оставаясь на месте. В целом это было похоже на траурную процессию, с той только разницей, что идти было некуда. Вокруг лишь стены, а единственная дверь оставалась у меня за спиной.
Дайнека тихо спросила:
– Кто были эти люди?
– Той ночью я этого не узнал.
– Почему?
– Потому что сбежал. Я бежал так быстро, как будто за мной гналась старуха с косой.
– Что было дальше?
– Меня нашел старый слуга, который знал все закоулки. Он рассказал, что загадочные фигуры – всего лишь траурный барельеф, который князь Фабрицио заказал в свою усыпальницу, но по какой-то причине он не пригодился, и его установили рядом с капеллой[22]. Меня потом водили к этому барельефу…
– Зачем? – удивилась Дайнека. – Я бы, например, никогда больше туда не пошла.
– В результате испуга я стал заикаться. Доктор посоветовал показать мне барельеф при дневном свете, чтобы я понял: люди в балахонах не представляют опасности.
– И вы согласились?
– У меня не было выбора. Мне было десять.
– Рассмотрели?
– Рассмотрел.
– Страшно было?
– Только сначала. Хотя на самом деле ничего особенного в них не было.
– При дневном свете – конечно, – заметила Дайнека.
– Несколько мраморных фигур, как будто задрапированных тканью. Идущая впереди женщина держала в руках не то факел, не то какую-то амфору – все, что я помню.
– Ух! – вырвалось у Дайнеки.
В этот момент за стол возвратился Алекс. При одном взгляде на него Дайнеку обдало чувственным жаром. Прислушавшись к себе, она попыталась разобраться в своих ощущениях и сама испугалась. Какое-то потаенное знание подсказало: отныне она сама себе не хозяйка. Ее тянуло к Алексу так, что противиться не было сил. Все в нем казалось таким родным и привычным, как будто она знала его целую вечность. Зародившееся чувство усилилось и уже не поддавалось контролю. Дайнека почувствовала себя предательницей. Страшная мысль поразила ее в самое сердце: она предавала Джамиля и ничего не могла с собой сделать.
У Сальваторе зазвонил телефон. Ответив, он встал, спустился с террасы и удалился на приличное расстояние.
Дайнека ощутила внутренний протест и желание все изменить.
– В чем дело? – с вызовом спросила она.
Не глядя на нее, Алекс ответил:
– Ни в чем.
– Но я же вижу: вы избегаете меня, стараетесь не смотреть, отводите глаза. Вы на что-то обижены?
В следующее мгновение произошло то, чего Дайнека не ожидала: он посмотрел на нее, да так, словно заглянул в самую душу.
Она опустила глаза.
– Вы только послушайте! – по ступеням террасы поднимался оживленный Савелий. – Настасью расстреляли семенем! И кто бы вы думали? Огурцы!
– Я тебе не Настасья! – злая и мокрая Настя шла следом за ним.
– Семенем огурцов? – удивилась Дайнека.
– Настасья сунулась в кусты, а там – бешеные огурцы[23]. Только прикоснулась, они все разом в нее – соком и семенем, да не просто, а очередью!
– Che cosa?[24] – спросил Сальваторе, который закончил разговор и вернулся к столу.
Дайнека перевела суть происшествия, и он удивился:
– Но что вы делали в заброшенной части парка? Бешеные огурцы растут только у крепостной стены. Туда давно никто не заходит.
Настя сунула в рот кусок овечьего сыра, скривилась и тут же выплюнула его в салфетку. Савелий уселся на диван развалясь, по нему было видно, что он сегодня получил от жизни все, что хотел.
– Послушайте! – сказал Сальваторе. – Есть хороший повод съездить в сицилийскую глубинку и осмотреть католический храм, построенный в шестнадцатом веке. Мне только что звонила бывшая однокурсница Лоредана Катарелла. Она сейчас проводит исследования в небольшой деревеньке, в двадцати километрах отсюда.
– Какого рода исследования? – поинтересовалась Дайнека.
– Химико-биологические, – туманно объяснил Сальваторе. – Ну так что? Едемте? Будет интересно. Я обещаю!
Глава 22Вечные тела
В деревню к бывшей однокурснице Сальваторе отправились почти в полном составе. В первой машине (ее взяли из гаража принцессы Франчески) сидели Дайнека, Настя и Алекс. За рулем был Влад Пилевский. Сальваторе ди Скьяра в своей машине поехал один. Его компаньон Савелий остался в замке.
Дорога пролегала по каменистой местности, между холмов, поросших гигантскими оливами и кустами темно-зеленых каперсов[25]. На вершинах холмов повсюду виднелись заброшенные постройки с облупившимися дверьми и разбитыми окнами. Встречались и виноградники, ряды которых перемежались каменистыми тропками и уходили далеко-далеко.
Дайнека села назад, уступив переднее сиденье Алексу. Отсюда не отрываясь глядела на его затылок и плечи. Разговаривая с Владом, он поворачивал голову, и тогда она видела его ухо и часть щеки с длинным шрамом. Вокруг Алекса как будто образовалась воронка, которая затягивала Дайнеку вопреки здравому смыслу и внутренним установкам.