Не очень.
Или… дом можно перевезти. А вот подвал тот, который с ледяным полом? И как дед говорил? Защиту? Тёрн? Стену? Всё это разом? Нет, это вряд ли возможно.
— Нам одолжили денег. И Романовы ссуду выписали на десять лет, но всё одно её возвращать надобно. Охотников в роду не стало. Дед один пытался, но один при всей своей силе не сумеет добыть столько, сколько получалось… пару заводов пришлось продать, тех, которые переработкой занимались. Всё одно загрузить их было нечем. Добыча вся уходила на погашение долгов. Ну и так-то… с нашими обычными заводами стали расторгать контракты. Был у нас суконный, пара красильных и так ещё, по мелочи. Снова слухи, что будто мы проклятые и, стало быть, всё, что наше, тоже проклятое. Что как зараза. А заразы люди боятся.
Вот интересно, эти слухи сами собой пошли или как?
— Толковые управляющие ушли… побоялись, что где один прорыв, там и второй. С ними — и работники. Хороший работник себе место с лёгкостью найдёт. Остались те, кому уходить особо некуда.
А это контингент, весьма далёкий от идеалов потенциального работодателя.
— Дед пытался управиться. А тут ещё мама замуж выходит, а стало быть, надо ей приданое обеспечить. Нет, она не требовала, но его бы просто не поняли, если бы он отказал. Так что… одно, другое… третье…
Тимоха поднялся на четвереньки.
— Так вот, к разговору об отце. В какой-то момент я получил деньги. Просто в конверте. Посыльным. Тот не знает, от кого и за что. Десять тысяч. Потом ещё раз. И записку, что не стоит озвучивать деду… в общем, раз в пару месяцев конверт приходил.
Алименты от папеньки?
Несколько запоздалые.
— Деду я выставил всё, как пару удачных контрактов. Он не слишком хотел, чтобы я брался за частные, но… нищим выбирать не приходится.
Это мой братец реальной нищеты не видел. Хотя, наверное, с точки зрения отпрыска благородного семейства она вокруг и была.
— Не стану врать, эти деньги весьма пригодились. Закрыли кое-какие долги. Дом вот доправили. Его содержать весьма недёшево. Слуги. Гвардия… налоги опять же. На первые пять лет после несчастья нам дали послабление, но после уж… — Тимоха развёл руками. — Большая часть добытого и уходила в погашение обязательств. Правда, если дед узнает, откуда они…
— Не узнает, — ответил я.
Он прав. Дед наш — человек хороший, но порой чересчур принципиальный.
— Тимоха… а вот ты не думал, что отец… что он не просто так ушёл тогда? Что он… хотел защитить род. Что… он знал или, скорее уж, догадывался, что тут произошло.
— Знал и промолчал?
— Ну… тут как раз понятно.
— Чего тебе понятно, мелкий?
Может, и мелкий, но это ещё не повод обзываться.
— Смотри, у него наверняка были какие-то дела в обход деда. В столице… может, с теми же Воротынцевыми… допустим, они попытались прямо действовать, но дед воспротивился. Сделали вид, что отступили, но вовсе от отца не отстали. Сыграли там… сочувствие. Я не знаю. Дружбу по переписке.
Тимоха слушает.
Внимательно так.
— Он с ними и делился там… мыслями или что. А может, работал по их наводке. Они ж не за красивые глаза в него вцепились. Надо было что-то. И если как охотник он был не особо, то как артефактор… — я ёрзаю. Всё же одно дело самому в пустой голове мысли гонять, и другое — кому-то пересказывать. — Скорее всего они ему и помогли. С книгой там. С университетом… у них, как понял, власть есть. Протекцию составить смогли. А он им в благодарность что-то…
«Туман»?
Или нечто подобное?
Мало ли чего знающий человек сотворить способен при наличии времени, ресурсов и желания.
— Чем дальше, тем прочнее становились связи. Потом это приглашение. Не удивлюсь, если его и выдернули-то, чтобы из-под удара вывести.
— Это серьёзное обвинение.
А по глазам вижу — не удивлён. И если так-то, значит, сам думал. Явно думал. Он ведь сообразительный, мой здешний старший брат. И киваю, соглашаясь с его мыслями, а сам продолжаю:
— Ну… да… скорее всего он и сам не понимал, к чему всё идёт. Я… я его не помню совершенно.
Правда, к слову.
— Он в доме появлялся редко… и так-то… не было там особой любви к маме. Да и ко мне. Может вот… просто тосковал. Хотел какую-никакую семью. Нет, заботиться заботился… содержал вон… дом был. Учителя… какие-то.
— Оно и заметно, что какие-то, — проворчал Тимоха. — У тебя в одном месте густо, в другом — пусто.
Это он про моё незнание местной истории с литературой, которые давались ну очень тяжко. А вот с математикой у меня весьма даже неплохо дела обстоят.
— Не об этом речь, — я тряхнул головой, а то сейчас опять не туда уйдём. — Смотри… деда он позвал в последний момент. Какие-то разговоры-переговоры, реестр… и ехать тот тоже не собирался. Но потом решил пойти навстречу сыну и поехал. Тогда как вы совершенно точно ехать собирались.
Выдыхаю.
А Тимоха молчит.
— Прорыв этот убил всех в доме. И деда, думаю, тоже убил бы. И главой рода остался бы отец. Возможно, там рассчитывали, что он скушает эту сказку про несчастный случай. Воротынцевы бы пришли на помощь… не факт, что они…
Но уж больно часто эта фамилия звучала.
— Главное, что рядом бы оказались нужные люди. Помогли бы. Поддержали. И финансовый вопрос решили бы…
— А потом заставили бы принести вассальную клятву?
Ага, про неё мы с Татьяной говорили… ладно. Татьяна говорила, но большею частью этак, вскользь. Мол, что если род ослабевает, то может искать заступничества под крылом другого, более могучего и успешного, обменявши свою свободу на экономические, политические и прочие важные выгоды.
— Вот скажи, что не думал об этом?
И Тимоха усмехается:
— Думал…
— Вот. И тогда сходится. Отец… может, охотник был и не самый сильный…
Хотя Она как раз говорила, что на него возлагала большие надежды.
— Но мозги у него имелись. И сумел сопоставить одно с другим. И понял, что если останется, то деда тоже уберут. Террористы там… несчастный случай очередной. Или ещё что. И сделал так, чтобы нужды в том не было.
— Сбежал.
— Именно. Вышел из рода. И теперь, если бы деда убрали, то главой стал бы ты, но…
— Под присмотром Синода и Романовых.
— Именно. А это им было не надо… так что по сути этим побегом он выбил передышку.
И судя по тому, что Громовы до недавнего времени жили вполне себе спокойно, манёвр удался.
— А сам… сам, думаю, решил выяснить, что да как…
— Мог бы… сказать.
— Кому? Деду? Как? Вот как сказать, что ты вляпался в какое-то дерьмо, из-за которого почти всю семью вырезали? — я смотрю в Тимохины глаза и вижу понимание. — И сам ты не думал, не гадал… что бы дед сделал?
— Не знаю, — Тимоха глаза прикрывает. — Он бы…
— Не вынес? Сердце там? Инсульт, инфаркт… и полная задница. Нет, отец не рискнул. Да и доказательств, я думаю, не было… без доказательств эти обвинения — так, сотрясание воздуха. Вот он и полез их искать.
— И нашёл, — это Тимоха произнёс с полной уверенностью. — Нашёл… поэтому его и убрали.
Его.
Потом Тимоху…
— Оружия бы сюда ещё, — осматриваю домик. — Какого вот… только незаметно.
Потому как лучше сейфа только сейф, из которого можно отстреливаться.
— А ты… — я понял, что ещё мучило. — Не ездил? К дому, где я жил?
В том моём видении искали чёрную книгу, а не папенькин дневник. То ли искавший о записях не знал, то ли…
— Я — нет. Как видишь, я из дома дальше Городни стараюсь не уезжать. Но… Варфоломей ездил.
Варфоломея я пока не видел. Знал, что дедов ближник и правая рука, а потому и отправили его в Петербург, в Канцелярию государеву с прошением от деда да прочими документами, меня, сиротинушку, к роду приписывать.
— И?
— Сгорел ваш дом. Через неделю после отъезда твоей матушки.
Надо же… как до хрена неожиданно.
Вот только…
Отец был артефактором. И все твердят, что хорошим. А значит записи, которые полагал ценными, сумел бы защитить.
— Надо будет… — говорю, глядя на Тимоху. — Самим наведаться.
Глава 8
Бедный обиженный судьбою молодой человек некрасивой наружности просит знакомства с женщиной с целью брака. Москва. Главный почтамт. Предъявителю квитанции «Брачной газеты»
«Брачная газета»
Красные глаза Татьяны говорили сами за себя.
Узнала.
И плакала. И теперь отчаянно пыталась выглядеть равнодушной, но обида её ощущалась даже на расстоянии. А виноватым почему-то опять сочла меня. Вон, взглядом полоснула, губы поджала…
— Сволочь, — сказал я раньше, чем Танька открыла рот. — И вообще, можно сказать, тебе повезло.
— П-повезло⁈ — глазища полыхнули.
Красивая она.
Не сказать, что прямо глаз не отвесть — странно было бы, потому как всё же сестра — но красивая. Личико аккуратное. Глазища огромные, ресницы пушистые.
Губы пухлые.
И сама такая стройная, хрупкая, но в хрупкости этой сила ощущается.
— Ещё как, — киваю старательно. — Вот сама подумай. Он бросил тебя сейчас, когда всё тихо и спокойно.
Хотя бы с виду.
— Он не бросал, — она всё же шмыгнула носом и платок достала. — Род… настоял…
— А он не устоял, — отвечаю небрежно. — Откуда узнала-то?
— Письмо написал. Просит… подарки вернуть.
— Ещё и жлоб, — говорю это совершенно искренне. А Тимоха кривится, явно, сдерживая слова более крепкие и точные.
— Да что ты понимаешь!
— Ничего, — соглашаюсь. Пусть лучше злится на меня, такого лишнего и не понимающего, чем слёзы льёт. — Я вообще тупеньким уродился, но глядишь, твоими стараниями, чего-то да соображать начну…
— Савелий, — произнёс Тимоха с укоризной. — Тань… на самом деле он прав. Лучше, что до свадьбы всё выяснилось и прояснилось, а так бы… зачем тебе муж, который вот так готов взять и бросить?
— После свадьбы он бы не посмел, — произнесла Татьяна, правда, не слишком уверенно. — Клятвы…
— Любую клятву можно обойти. К тому же брак не в церкви заключали бы, а в дела охотников Синод принципиально не вмешивается. И да, пусть о разводе и не объявил бы, но что бы помешало отослать тебя куда подальше?