— Но ты ведь мне еще ножки не вымыла, — возразила она мужу.
Но муж уже окончательно превратился в дочь и с красным полотенцем в растопыренных руках подступал к ванне.
— Оп-ля! — Полотенце ловко накинули на ее мокрую, коротко остриженную голову и начали сильно тереть ее, ворча, что лужа, натекшая на пол, конечно же, опять просочится к нижним соседям. Потом на нее стали натягивать ночную рубашку. Но поскольку она была обижена на дочь, то решила не поднимать руки вверх и не помогать ей. Тем не менее рубашку все-таки натянули на ее распаренное полное тело, потом ухитрились надеть на нее халат и повели на кухню пить чай.
На кухне она было снова попыталась превратить дочь в мужа, но это у нее не получилось, и, смирившись на сегодня, она принялась пить чай.
А потом пришел Тот человек, увел дочь в маленькую комнату и начал там с ней шептаться.
Тогда она вышла из кухни в прихожую, пошла к зеркалу и нарисовала себе густо-бордовые губы. Но дочь и Тот человек шептались слишком тихо.
III. Дочь была пусинька и очень любила свою мамочку. И мамочка тоже любила ее и, конечно, желала ей счастья. И это не она, нет-нет, упаси боже, не она, а мертвый муж сердился на посещение Того человека. А она ничего не имела против него. Даже когда он разбил ее любимую чашку. Даже когда предложил передвинуть их стол с середины комнаты к окну, а диван поставить вон туда. Но после перестановки мебели, произведенной Тем человеком, мертвый почти целую неделю не входил в комнату, изменившую свое обличье.
IV. Это очень нехорошо с его стороны, говорит она Тому человеку. Воспользоваться отсутствием ее дочери для того, чтобы наговорить старой больной женщине таких гадостей. При дочери он никогда не посмел бы этого сделать. И все это неправда — то, что он говорит ей. Она мучает свою дочь! Это же надо додуматься до такого! Да она за свою дочь, она за свою дочь не знаю что готова сделать! А он просто дурной человек, да, да, очень нехороший, она давно это заметила. Воспользоваться тем, что она спит и не может шевельнуть ни рукой, ни ногой, и сидеть перед ней и говорить гадости. Причем так подгадать, чтобы прийти к ней именно в тот сон, где нет ее дочери. Он ведь знает, что она старая женщина, она так устает за день, что у нее нет сил проснуться и тем самым избавиться от него. И вовсе это неправда, что она и так целый день спит. А если иногда и спит, так это ей нужно для здоровья. И врач всегда говорил, что ей надо побольше спать. А здоровье ей нужно для того, чтобы быть дочери опорой. Ведь кому нужна ее дочь, кроме матери? Кому нужна с такой внешностью? Тридцать пять лет, и все еще не замужем. И вряд ли кто ее возьмет. И хозяйка дурная. Да, да, а он этого не знал? Очень плохо готовит. Совсем не умеет готовить. Поэтому матери надо спать, много спать. Ради своей дочери. И это не она, а он мучает дочь, настраивая ее против матери. Она уверена, что настраивает. А если матери не будет, то кому же девочка будет нужна? Уж не ему ли? Да он никогда на ней не женится. С ее-то носом! С ее-то жидкими волосами! А фигура? Бедная девочка так дурно сложена! Да нет, она не против, пусть женится. Разве она не желает счастья своему ребенку! Неправда, неправда, что она могла бы одеваться и сама. Нет, не могла бы! И не мучает, неправда! Гнусная неправда!
V. А потом у нее вдруг кончилась помада. Целых пять дней дочь не могла найти ей в магазине помаду нужного цвета. И целых пять дней она боялась, что муж увидит ее с ненакрашенными губами. Ее страх передался мужу, и он не приходил.
VI. Дочь опять не дала поцеловать себя в шейку. Но поскольку помада была уже куплена и губы накрашены, то муж вошел в комнату и начал молча приближаться к дочери.
VII. Сад шелестел, исторгая из своих глубин желтые, зеленые и розовые запахи, удивленно ойкал губами лопающихся бутонов и разрисовывал воздух голубыми стрекозами и смугло-красными бабочками. А муж говорил, что ей очень к лицу новый синий сарафан в белый горошек, и спрашивал, не налить ли ей еще чаю. А потом пришел Тот человек и разбил ее синюю любимую чашку, которая так шла к ее новому сарафану, нравящемуся мужу, и переставил всю мебель в их квартире. И после этого муж почти целую неделю не появлялся в комнате, изменившей свое обличье. И ей пришлось маяться без сада, поскольку в отсутствие мужа она не умела сама переноситься туда.
VIII. Тот человек повадился приходить все чаще и чаще. Наяву он прикидывался вежливым и предупредительным, а во сне говорил ей ужасные вещи. И, загнанная в ловушку сна, беззащитная, не в силах шевельнуть ни рукой, ни ногой, она была вынуждена выслушивать все те чудовищные обвинения, которые он никогда не позволял себе высказывать наяву.
— Вы заедаете век вашей дочери, — говорил он, и в глазах его светилась тихая ненависть. — И вообще, зачем вы так ярко красите губы? Кого вы собираетесь прельщать? А посуда? Вы что, не в состоянии вымыть за собой тарелку? Вы же все время требуете к себе внимания, внимания, внимания! Вы и мужа своего заездили. А теперь за дочь принялись?
Тогда она начинала плакать, и он смягчался. Он говорил ей, что все еще можно уладить, не надо так плакать, он знает выход. Ей нужно умереть. И всем будет хорошо: и ей, и дочери, и покойному мужу.
— Ну что вам стоит? — ласково уговаривал он. — Вы же всех этим освободите.
IX. Дочь все реже и реже позволяла ей целовать себя в шейку и в губки. И жалобы на нее покойному мужу уже не помогали — мертвый перестал вмешиваться в их дела. Да и вообще, теперь он приходил не часто и не надолго. А Тот человек приходил почти каждый день, делал невинное лицо и вежливо, подробно — слишком подробно — расспрашивал ее о здоровье.
ФАРАОН(Рассказ)
I. Две крохотные женщины, с телами цвета солнца, прикрытыми только узенькой нарядной повязкой на бедрах, неподвижно вершили свой нежно-угловатый танец. Эта трепетная неподвижность мучительно радовала его. Но все же он попросил крохотных женщин действовать немножко поэнергичнее. Если они хотят успеть завершить танец. Потому что с минуты на минуту может вернуться начальник. Но вместо начальника пришла жена, насильно разжала ему ложкой зубы и влила в него горечь. Он знал, что она делает это нарочно — из ревности к солнечным женщинам, но протестовать побоялся, потому что тогда она стала бы говорить, что ему необходимо хорошенько пропотеть, и тем самым окончательно спугнула бы танцовщиц. Вряд ли им могли нравиться потные мужчины. Горечь медленно разливалась по телу. Но он терпел. Он терпел долго, потому что жена нарочно не уходила и изыскивала для этого различные предлоги: подчеркнуто медленно переставляла лекарства на табуретке, подтыкала ему одеяло, долго ощупывала лоб... И все-таки он ее перетерпел, и ей пришлось уйти. Он захихикал и подмигнул маленьким женщинам. Теперь-то они видят, кто хозяин в доме! Только настоящий мужчина умеет себя правильно поставить. А какой он любовник! Они даже и представить себе не могут, какой он любовник. Но для того чтобы и это оценить, нужна настоящая женщина. Он им по секрету признается, что его жена ничего в этом не понимает. Иначе разве она уклонялась бы от... Господи, какой грубый язык! От... А как это называется у них, в Древнем Египте? Ну, он их очень просит, пусть скажут. Ему просто необходимо знать, как это называется у них, в Древнем Египте. А, он понимает, чуть попозже. Но они ведь скажут ему, скажут? Конечно, конечно, зачем торопиться — у них в запасе уйма времени: жена еще долго будет мыть посуду. Она вечером всегда долго моет посуду. А потом говорит, что устала и хочет спать. Да он в общем-то на нее давно уже и не обижается. Эпоха такая — все женщины хотят спать. Он-то сам ведь здесь случайно. По недоразумению. А вообще-то он должен был родиться в Древнем Египте. Ну, ничего страшного, у них еще в запасе уйма времени, он потерпит. Настоящие мужчины умеют терпеть. Кстати, он у них уже давно хотел спросить, чем они рисуют себе такие длинные глаза? Тоже попозже? Хорошо, он не настаивает. Ну вот! Он же говорил им, чтобы они поторопились! Он же предупреждал их! Начальник вплотную подошел к его постели и голосом едким, как стручок зеленого перца, вежливо поинтересовался: чему его учили в школе? Он опять все в своем переводе напутал. Он что, не знает, что нет такого выражения «толстые кишки», а есть — «толстый кишечник»? И вот тут ляп, и вот тут. Да, конечно, дирекция понимает, что он натура поэтическая и работает у них временно. До первой публикации его бессмертных стихов. А там он от них уволится. Но поскольку публикация, по всей видимости, откладывается на неопределенный срок, то ему все-таки следовало бы время от времени заглядывать в медицинский словарь. А потом начальник ушел на кухню и начал там громко греметь посудой.
II. И та девочка говорит, что ему слабо лизнуть на морозе железо. А он говорит, что ей самой слабо. Тогда она высовывает длинный розовый язык и начинает лизать железную решетку, загораживающую вход в подвал. Он не хочет выглядеть маменькиным сынком и начинает лизать решетку рядом с ней. И вдруг соприкасается кончиком языка с ее холодным острым языком. Она отпрыгивает в сторону и визжит, что он хотел затащить ее в подвал. Он пугается и спрашивает зачем. «Сам знаешь зачем», — ухмыляется она и, увидев, что из подъезда выходит ее старший пятнадцатилетний брат, начинает очень громко плакать. Брат подходит к нему, берет его за ухо и обещает сейчас же отвести его к завучу, чтобы его исключили из школы. И он начинает всячески унижаться перед ее братом. Тогда брат говорит, что ладно, так и быть, он не отведет его к завучу, а лучше расскажет все его жене и та отнимет у него книжку про Древний Египет, а может быть, даже вообще выключит его. Ведь все в школе знают, что жена время от времени его выключает.
III. И он спорит с Валерой и доказывает ему, что никакое это не бегство от действительности. Напротив, это бегство в действительность. «Как ты не понимаешь, — горячится он, — мы живем призрачной жизнью. А они, посмотри, какая мощь, какая полнокровная жизнь!» И тычет пальцем в альбом, в скульптуру фараона. Но Валера говорит, что не видит ничего полнокровного в том, чтобы рифмовать «розы» и «слезы». И он испуганно холодеет и спрашивает, уж не считает ли Валера его графоманом. Валера неуверенно отвечает, что не считает, но все же «розы» и «слезы» — плохая рифма. Банальная. Это он ему говорит как друг. Потому что главное в дружбе — это честность. Тогда он начинает объяснять Валере — тоже как друг, — насколько яркой и страстной была жизнь в Древнем Египте. Не то что у нас. Но Валера говорит ему, что он просто пытается согреть своей энергией ров с мертвецами — в надежде, что гальванизирует их и они будут любить его так,