Но она уже и так взяла себя в руки.
— Ты прав, Рома, — Ирочка зарывается носом в перья на сгибе моего крыла. — Надо думать. Надо очень крепко думать… Ладно, давай спать. Утро вечера мудренее.
Глава 51. Живая легенда
Цветные пятна извиваются, сплетаются, танцуют свой бесконечный таинственный танец. Вот вас я сразу узнал, ребята. Вы что-то хотите мне сказать? А я не слышу, вот беда-то… Последствия контузии…
Что-то вдруг меняется в мире. Что именно? Цветные пятна разом очищают поле зрения, разбегаясь, как испуганные котята. Я рывком распахиваю глаза.
Комната наполнена сиянием, струящимся ниоткуда. Ирочка стоит в позе, какой я ни разу ещё не видел — на коленях, умоляюще сцепив руки. А перед ней уже проявляется нечто радужное… впрочем, всё равно мне не описать словами, нечего и стараться.
— Ты права, Иолла, — внезапно раздаётся голос свыше — вернее, он звучит со всех сторон сразу. — Это очень опасно, замещение… Я попробую помочь вам. Но это лучше делать не здесь.
Что-то лопается в моей голове со стеклянным звоном, и сквозь нахлынувшую острую боль я говорю:
— Здравствуй, Радуга.
— Узнал… Уже не так плохо. Ждите меня возле Изумрудного ручья!
— …Как тут темно…
— Ну сели же…
Тучи, заволокшие здешнее небо, делают мрак под пологом леса почти непроглядным. Правда, многочисленные светлячки и светящиеся цветы всё-таки позволили нам с Ирочкой совершить посадку, однако даже для ангельского глаза чаша родника, выложенная изумрудами, кажется тёмным пятном с почти неразличимыми деталями.
Мы прижимаемся друг к другу, как малые детишки. Нет, не то чтобы страшно, а всё-таки боязно нам…
Золотистое сияние охватывает поляну, и прямо над изумрудной чашей родника возникает Радуга.
— Ну вот, здесь нам точно не помешают. Поскольку Рома сейчас способен воспринимать только звук, я буду говорить вслух.
Перед нами прямо в воздухе возникает объёмная картинка: красная и зелёная фигуры весьма сложной формы, сложенные вместе и отдалённо напоминающие грецкий орех, очищенный от скорлупы. Половинки ореха явно неравноценны — одна здорово изъедена червями…
— Ты верно уловил суть дела, Рома. Твоё янь сильно пострадало, и личность твоя сейчас по сути ущербна. Ваш так называемый «хранитель душ» довольно примитивен, поскольку слепо воссоздаёт мозговые структуры. Этого вполне достаточно для большинства первично-белковых разумных, поскольку их душа, как правило, жёстко связана с мозгом. Однако Всевидящий в момент выхода далеко не ограничивается собственной белковой оболочкой. Поэтому восстановлены не все файлы, если выражаться понятными тебе терминами.
— И что теперь? — холодею я.
— Есть два пути. Первый лежит на поверхности — покой, прогулки, хорошее питание и здоровый сон… И тогда пустоты твоей души заполнятся, зарастут со временем новыми впечатлениями…
Пауза.
— Однако это уже будет совсем другой Рома. Во всяком случае, не тот Всевидящий, не тот, который может спасти и сохранить… И не тот единственный, кого Иолла любит больше всех на свете.
Снова пауза.
— Вообще-то это уже уровень Хранителя Живущих… Но я всё-таки попробую. Попробую найти в Едином энергоинформационном поле Вселенной утраченное тобой… Но вам придётся мне помочь. Готовы ли вы?
— Да, — говорю я без колебаний.
— Да, — эхом вторит Ирочка.
Радуга смещается к нам почти вплотную.
— Тогда ложитесь.
— В смысле? — я хлопаю глазами.
— В прямом. Ложитесь и обнимитесь. Сплетайтесь воедино, крепко-крепко. Вот она знает, что нужно делать.
— М-м… Ещё!
Я глажу её везде, ласкаю жадно и бесстыдно. Нежно и ласково, как только могу. Нет, не только я — и она сама ласкает себя моими руками, жадно раскрываясь, бесстыдно подставляя себя моим ладоням. Мы — странное существо, так долго бывшее разорванным надвое.
— А-а… Ещё!
Мы находимся в самом центре жемчужно-золотистого сияния. Мы не чувствуем жёсткой густой травы, покрывающей поляну. Мы не слышим голоса ночных джунглей. Мы не ощущаем ничего, кроме друг друга.
— О-ох… Ещё!
И никого и ничего нет на тысячи световых лет вокруг — только мы. Вся остальная Вселенная не имеет сейчас ровно никакого значения.
— Х-хах-х… Ещё!
Сквозь густеющий туман приближающегося оргазма Ирочка выглядит светящейся. Как и положено ангелу.
Взрыв в голове!
И разом рушатся бесчисленные стеклянные стенки, отгораживающие меня от мира и делящие на мелкие кусочки. Рассыпаются в пыль. Мы расширяемся, подобно ударной волне от настоящего взрыва. Мы поднимаемся над джунглями, полными жизни. И тёплый Рай уже круглится гигантским шаром…
«Ещё!» — чья это мысль? Неважно…
Мы летим сквозь космос, подобно самому свету, и мириады звёзд освещают наш путь.
«Ещё!»
Мы свободно пролетаем сквозь зыбкую вязь галактик, сплетённых во вселенское кружево.
«Ещё!»
Взрыв в голове!
Наверное, вот так и выглядел тот самый Большой взрыв, породивший нашу Вселенную. Это видел лишь Создатель Вселенной, но нам почему-то кажется — мы его понимаем… МЫ ЕГО ПОНИМАЕМ…
«…Всё, всё уже!»
Мы с Ирочкой обнаруживаем себя на полянке с родником. Наши тела возлежат на густой траве, но мы на них не смотрим.
«Какая ты красивая!»
«И ты!»
Действительно, в таком виде моя половина выглядит невероятно красивой. Словами описать невозможно…
И только тут до меня доходит смысл случившегося.
«Мы что, ушли в Отрыв?»
«Да ещё как ушли! — смеётся Радуга. — Однако поскольку ваши белковые оболочки вам ещё долго понадобятся, я призываю вас вернуться в них. Целостность вашего парного инь-янь полностью восстановлена, даже более того… Ну всё уже, одевайтесь!»
Мы с Ирочкой почему-то уверенно понимаем, что именно нужно делать — так человек не глядя надевает пальто. Миг, и мы уже шевелимся, встаём…
«Я смогла! — Радуга кружится над чашей родника, и мы ощущаем её восторг от свершившегося. — Сама! Я сделала то, что под силу только Хранителю Живущих! И вы смогли! Сами! Вы смогли стать Свободными!»
Транспортный кокон летит над планетой, навстречу рассвету. На нас надвигается новый трудный день, и горизонт перед нами стремительно наливается огнём.
«Пусть! Пусть будет трудным. И что нам теперь огонь?»
Чья это мысль, моя или жены? Да какая разница!
Мы возвращаемся домой, тесно обнявшись. Я вглядываюсь в глаза моей половины, глубокие, как сама Вселенная.
«Я люблю тебя».
«Я люблю тебя».
Двойная синхронная мысль. Радуга права — мы не просто восстановили повреждённую половинку единого существа, способного ненадолго разделяться надвое. Мы изменились. Вот, например, откуда я знаю, что Радуга улетела-перенеслась ближе к ядру нашей галактики, и что она там живёт со своей янь-половинкой? И что Свободные могут без проблем и всяких вспомогательных устройств телепортироваться в пределах галактики — как человеку пешком прогуляться — а вот для путешествия в другую галактику им нужна энергоподпитка от коллапсара в галактическом ядре? Вопросы, вопросы… Разберёмся.
«У людей на Земле есть такая легенда, о птице Феникс…»
«Такая легенда есть не только у людей. Подобные легенды есть и у нас, и у свиров, и даже у сэнсэев. Легенды просто так не возникают, Рома».
Я улыбаюсь. А что? Вполне возможно, меня теперь станут обзывать Фениксом…
«Не надо. Мне куда больше нравится Рома».
Ирочка обвивает меня руками, целует крепко-крепко, и я отвечаю ей. Как в первый раз. Всегда, как в первый раз.
— А мне так вот нравится твоя белковая оболочка, — внезапно говорю я по-русски. — Очень красивая, и эротично, ну, типа, как классное женское бельё…
Нет, никогда мне этого не понять, должно быть — вот откуда оно берётся?
Ирочка ещё обалдело смотрит на меня, но её тело уже сотрясает едва сдерживаемый смех. Миг — и мы взрываемся хохотом, валясь друг на друга. А как вы хотите? Такие нервные потрясения, нам непременно нужна разрядка.
— О-ой, не могу! — стонет Ирочка. — Ох… — она вытирает слёзы. — Между прочим, тут кто-то называл меня бесстыжей… Мне до этой Радуги далеко… Заставить детишек проделать это прямо на глазах, мне до такого не додуматься!
В этот момент первый солнечный луч обрушивается на нас, заливая ослепительным, ликующим утренним светом.
«Сколько всего мы пережили… Подумать только, сколько всего произошло с того момента, когда группа ни о чём не подозревающих аборигенов-рыболовов возвращалась домой, довольная своим уловом, а одна крылатая девушка ни с того ни с сего обронила перстенёк, всегда плотно и удобно сидевший на пальце…»
«Мне даже обидно немного, что никто из людей ничего про нас не узнает».
В её глазищах зажигаются такие знакомые огоньки-смешинки.
«Не всё так безнадёжно, Рома. Не узнают… А вот папа считает, что непременно должны узнать. Ибо мы с тобой живые легенды будущего».
Я хлопаю глазами. Вот я не понял…
«Чего ты не понял, муж мой? На Земле есть такие люди, писатели называются… Имеется один на примете. Всего-то нужно ему легонечко подсказать. Так, чтобы он и сам не заметил…»
«Писатель? — я хмыкаю. — Знаю я человечьих писателей. Он такого наворотит…»
Смешинки в любимых глазищах становятся гуще.
«Ну и наворотит местами, не без этого. Поскольку фантаст, сказочник… Что с того? Главное, чтобы написал про главное».
Эпилог. Надежда остаётся
— Повернись! Нагнись!
Я послушно исполняю команды. Бессмертный, Носящий имя разглядывает меня в упор, не стесняясь, ощупывает. А чего стесняться? Это же практически уже ЕГО тело. По крайней мере, он так считает.
— Готов ли ты к Слиянию? Встань ровно и отвечай! — Бессмертный явно развлекается. Разумеется, всем воспитуемым в воспиталищах неустанно вдалбливается мысль, якобы происходит слияние личности донора и хозяина. И многие в это даже верят.
— Почту за честь! — я вытягиваюсь по стойке «смирно».