– Мы стояли в Великом Устюге. На рассвете мне позвонил Молчан Нечаев и приказал явиться в штаб корпуса. Я еще удивилась звонку. Лобанов должен был быть в Або. Но видимо князь приехал ночью и еще не ложился. Он сидел за столом, заваленным картами и донесениями, с красными усталыми глазами. Передал привет от отца, Наташки, сестры и тут же сказал, что нужно встретить группу «Ока Одина» выходящую из тыла пиндосов[i]. Они должны были передать какие-то очень важные сведения.
— Ты знаешь, — голос Рогнеды абсолютно неживой — тихий монотонный и безэмоциональный, будто со мной говорит робот, — Князь смотрел на меня, и я видела, как он переживает. Он ведь знал, что отправляет меня на верную смерть, — она подняла на меня взгляд в котором вспыхнула искорка былой Валькирии… и тут же погасла, — Но выбора у него не было. «Ты единственная кому я могу доверять». Так он сказал. А я… Я всегда хотела подвигов. Тогда я радовалась, что наконец-то мне предстоит дело. Настоящее важное дело. Дура, — она швыркнула чай и опять уставилась в одну точку.
Я не торопил девушку. Ей сейчас невероятно тяжело. Рогнеда сделала еще глоток и аккуратно, будто нежный хрусталь, поставила железную слегка помятую кружку на стол. Она зябко повела плечами, кутаясь в тулуп и продолжила:
— Я согласилась, не задавая лишних вопросов. А когда вышла из штаба, ко мне подошли Аделина и Дарья. Аделька с того раза как мы вышли из Заброшенных земель осталась с Волками, а Дашка… Дашке просто было скучно при штабе. Узнав, что я на задание они увязались со мной. Я приказала им остаться. Только ты же знаешь Адельку с Дашкой. Они не послушались. Как всегда. Уговорили. Да и я не особо настаивала. Дура, — повторилась княжна все тем же механическим голосом.
— Вышли спустя два часа. Двигались быстро, но осторожно. Место встречи князь мне обозначил. Места знакомые. Фронт не двигается уже месяц — успели изучить карты, — щека девушки дернулась, лицо застыло, сведенное судорогой, отчего казалось, что княжна злобно оскалилась. Рогнеда помассировала трясущимися пальцами лицо, жуткая маска разгладилась.
— Было тихо. Слишком тихо. Я чувствовала, что что-то не так, но не могла понять, что именно. Аделина шла рядом, как всегда молча. Даже Дарья, щебетавшая всю дорогу какие-то глупости, притихла. И вдруг появились они. Поднялись из снега словно йотуны. «Орлы Зевса», — в ее голосе послышалась первая эмоция. И это была ненависть, — Они окружили нас со всех сторон. Мы даже не успели понять, откуда они взялись и сразу атаковали — магией и пулями. Мы рассредоточились, залегли, пытаясь отбиваться, но их было слишком много.
Когда ситуация стала совсем безнадежной Гуннар повел остатки Черных волков в атаку. Я слышала, как он крикнул: «Рогнеда, отходите!» Я не хотела уходить, понимаешь! Не хотела! Но нас ждали! И князь должен был об этом узнать! — голова Рогнеды задергалась, лицо опять начало сводить. Я кинулся к девушке и подхватив ее на руки потащил к кровати:
— Все, все. Успокойся. Ложись. Сейчас Радомиру позову.
— Нет! — она ухватилась за мою шею, едва не задушив, не желая отпускать, — Нет! Не уходи! Ляг рядом, — заметив мое замешательство, усмехнулась непослушными подрагивающими губами: — Брезгуешь⁈ — выплюнула она, разжав руки и зверьком забившись к стене.
Я даже не понял о чем это, а потом аккуратно, чтобы не напугать сел рядом притянув худое беззащитное тельце к себе. Она попыталась отодвинуться, но тут же приникла ко мне, уткнувшись лицом в подмышку и подбородком больно надавив на раненый бок. Но сейчас шевелиться было нельзя. Подумает опять какую-нибудь глупость и закроется совсем. А это в ее состоянии подобно смерти.
Я неподвижно сидел, гладя подрагивающие плечи Рогнеды, а она прижималась ко мне все сильней и сильней. У меня уже начало темнеть в глазах от боли, когда она расслабила хватку и легла на кровать, свернувшись калачиком, поджав под себя ноги, так, что из-под тулупа торчала только кудлатая голова.
— Со мной остался десяток гвардейцев и Даша с Адель, — Рогнеда сдавленно всхлипнула, — Мы бежали к лесу, надеясь скрыться, а позади уже утихал бой. Мы почти успели… Почти… Нас окружили… Аделька… Аделина всегда таскала с собой свои дурацкие сабли! Выхватив их, она бросилась на ухмыляющегося офицера. За ней рванули остальные гвардейцы, — Рогнеда с всхлипом втянула воздух, — Их расстреляли как загнанную дичь на охоте. А мы с Дарьей… Нас захватили…
Княжна затихла и отвернулась к стене. Воцарившуюся тишину нарушало лишь ее размеренное дыхание и возня в сенках. Потом послышался возбужденно-поощрительный писк дочки хозяев и тихий хохот ушкуйника.
— Бурый! — не повышая голос позвал я, но ватажник услышал.
— Слушаю, ярл! — в дверях появилась довольная раскрасневшаяся рожа.
— Брысь из избы! И невесту забирай свою.
— Какую невесту, ярл, — взгляд мука забегал.
— Бурый не зли, — я прищурил взгляд и детину, как ветром сдуло. Спустя мгновение раздался стук закрывшейся за парочкой входной двери.
Рогнеда тихо сопит, уткнувшись носом в пахнущие хвоей бревна. Уснула, хвала Богам! Пусть спит, ей это надо. Проснется, поговорю с ней, в моих силах сделать так чтобы она все самое страшное забыла. Правда, тогда о том, что я менталист узнает Ингвар с Лобановым. Но это так и так рано или поздно случится. Думаю, Юрий Мстиславович и так догадывается. Я тихонько поднялся. Княжна встрепенулась:
— Не уходи! — испуганно выдохнула она.
— Поспи, — я погладил ее по плечу, — Тебе надо.
— Нет! Не надо, — в голосе послышались былые командные нотки, но тут же пропали, сменившись умоляюще-просительными, совершенно не присущими гордой Валькирии — Полежи со мной.
— Рогнеда, мы тут с тобой сейчас наедине. А глаз вокруг хватает. Это повредит твоей репутации.
– Репутации⁈ — зло зашипела она, поднявшись. И тут же рухнула обратно, — А нет никакой репутации! Правильно! Не надо! Я грязная! — ее плечи дернулись, княжна подавила всхлип.
Демоны! Да, что у нее в голове⁈ Я лег рядом нежно приобняв ее за плечи. Девушка напрягалась, застыв, а потом обмякла, тесно прижавшись ко мне спиной. И не только…
— Хочешь меня, да? — зло выдохнула она, — А давай!
Боги, демоны и все твари Вселенной! А что она хотела⁈ Моему телу восемнадцать лет! И реагирует оно на красивую девушку, трущуюся об него своей мягкой точкой соответственно! И ему все равно, что сейчас это совершенно неуместно! Я дернулся, чтобы встать:
— Нет, нет, нет! Не уходи! Прости, прости, прости! — захлебываясь зачастила княжна повернувшись ко мне лицом и глядя на меня полубезумным взглядом, в котором плескался уужас, — Я дура! Дура! Дура! Только не уходи! Не прогоняй!
— Тише, тише, тише, – я обнял подавшуюся ко мне девушку и стал гладить ее по голове, — Успокойся. Все будет хорошо. Обещаю.
— Не бросай, меня, Раевский, слышишь⁈ Не бросай! Я знаю, я грязная! Но не прогоняй. Хочешь, служанкой тебе буду⁈ Постель греть⁈ Нет! Нельзя! Я грязная! Рабыней стану⁈ Все что скажешь, делать буду! Перед Богами поклянусь! Не бросай только!
Лакапин, сука! Что ты с ней сделал⁈ Как сумел⁈ Сколько времени прошло, как она к тебе попала? Две? Три недели?
— Не брошу, никогда не брошу, — зашептал я, не переставая гладить ее по голове. Знаю, что сейчас взвалил на себя ношу, которая мне не особо-то и нужна. Рогнеда княжна. А я пока никто и стану ли кем-то в этом мире или уйду на перерождение, не знают даже Боги. Но и иначе поступить просто не мог. Это был бы не шажок, а целый прыжок от человека, к бездушной бессмертной твари. А я не хочу! Я хочу остаться человеком!
— Обещаешь? — полные надежды глаза заглядывают в самую душу.
— Обещаю, — улыбаюсь, нежно целуя ее в лоб. Она отстраняется. В газах снова появляется безумие:
— Лакапин примчался, едва узнал, что меня привезли в его лагерь. Он так и говорил: «Мой лагерь!». Гордился, гнида! А еще улыбался, как будто это был лучший день в его жизни. Говорил, что теперь я заплачу за гордыню отца. За то, что Бежецкие отказались породниться с его родом. За то, что ты… — она смотрит на меня, и в ее глазах мелькает что-то вроде благодарности, — Что ты тогда спас ее. Нас. Он знал, что это был ты. Обещал отомстить. За сына, за Фокина. Грозился, что жить тебе не долго. И папе. Папе тоже угрожал… И мамам… И Зорьке…
Ее голос опять стал механически монотонным:
— Он ненавидит нас, наш род. Ненавидит моего отца. Он никогда не простит ему, что тот отказал ему в руке Зоряны. Он твердил мне это каждый день. Что князь Бежецкий посмел унизить его, торговца, который купил себе дворянство. А мы… мы — древний род, воины, ведущие свою кровь от Росской Империи. Он не мог этого стерпеть. Теперь он ненавидит тебя.
Она замолкает, тело начинает дрожать, а лицо искажает судорожная гримаса. Рогнеда делает некрасивое движение подбородком, словно хочет и не может зевнуть, и судорога проходит. Глаза девушки смотрят в пустоту, она там, в своих воспоминаниях. И это хорошо. Ей надо выговориться. А я помогу. Подправлю ментально. Успокою. Насколько это возможно. Психика княжны перекорежена так, что ее страшно касаться.
— Лакапин приходил каждый день. Когда один, когда с племянником. Они входили в камеру, и я сразу понимала, что сейчас будет. Они не спешили. Сначала просто стояли, смотрели на меня, как на вещь. Потом начинали говорить. Смеялись. Говорили, что я должна быть благодарна, что они не отдали меня гвардейцам, как Дарью.
Я чувствую как ее руки сжимаются в кулаки, но она не плачет. Глаза княжны сухие, словно все слезы уже выплаканы.
– Дашу… — ее голос дрожит, — Они специально оставили ее в соседней камере. Чтобы я слышала, как она кричит. Как они ее… Особенно старался Колояр со своими. Это начальник эсбэ Лакапиных. После смерти Фокина выслужился. Такая же тварь! Еще похлеще! — она в ненависти сжимает губы, — Они издевались над ней, чтобы я поняла, что меня ждет, если не соглашусь. Лакапин говорил, что это мой выбор. Что я могу сохранить хоть какую-то гордость и честь, если покорюсь. Лжец! Они все равно бы сломали меня. Они даже не скрывали, чего хотят. Лакапин говорил, что я должна родить ему ребенка. Что это будет его месть моему отцу. Что он сделает так, чтобы род Бежецких продолжился через его кровь. Он знал, что мой отец не бросит своего внука, даже если он будет носить имя Лакапина. А потом они убьют меня. После того, как я рожу. Лакапин говорил, что это будет справедливо.