—Вургл-Курум,— криво усмехнулся двоедушник.— Ты шнова удивляешь меня, шеловек. Да, он видел проход.
—И спускался вниз?
—Того шказать не могу — не ведаю.
—Я бы спустился,— заявил Аеш.— Тебя сколько не было? Только кура глупая не посмотрит, что там — внутрях подвалов.
—Ну, теперь-то у него месяц отдыха в Белой штольне. А у нас шанс вытащить снизу все важное, что там еще осталось. Если что-то осталось… Как думаешь,— повернулся к Гуран-Абуру,— перед принудительными работами он не поделится вашим маленьким секретом еще с кем-то?
—Чушая душа — темна, а мышли ее шокрыты. Мы — не поделилишь.
—То есть ваш поход был вполне осознанным? Люди твоего клана обо всем знают?
—Да. Мы мешали Вургл-Куруму швободно шпушкаться в подвалы крепошти. Игра — отлишный шанш ишбавитьшя от наш хотя бы на время. Мы приняли решение, которое пошти наверняка погубило бы вешь клан. Я ухошу к Шпящим горам, они отправляютшя в Белую штольню. Их бы продершали там два шрока. Вышившие бы получили швободу,— голос двоедушника точно осип.— Я шнаю, што поштупил, как не подобает воину. Брошил швоих. Оправданий не ишу. Даше та помошь, на которую мы рашшитывали в Шпяших горах, не оправдывает меня.
Я не хотел осуждать его. В конце концов, его решение — это его решение, и в лица собственным "людям" смотреть именно ему.
—Найден,— повернулся к ворожее,— ты была возле Спящих гор?
—У самих гор — нет. Только у Дроздяны. Дальше делать нечего.
Думаю, мы все одинаково поняли, что значит: "дальше делать нечего". Не на кого охотиться. Но необязательно волхвы шастают в предгорьях и следят где ни попадя. Если ушли отсюда, если намеренно искали тихое место — странно, если бы показывались каждому первому. Другое дело — таинственные Наместники Духов. Эти, скорее всего, обитают где-то рядом.
—Куда вы относите добытое жидкое серебро?
—К Лихому кряшу.
—Оставляете и уходите?
—Да.
—И каждый раз его забирают? Никаких следов?
—Шабирают,— кивнул Гуран-Абур.— Мы Намештников только раз и видели, когда они к крепошти впервые подошли.
—И до сих пор корячитесь?!— удивился Аеш.— Вы этого — на всю голову ушибленные, что ль?
—Язык немного попридержи,— осадил я ендаря.— Так можно посмотреть те свитки?
—Пошле шеремонии у главы рода. Тебе будут возврашены права на имушештво клана. Чашть швитков шпрятана в моем доме. Потом, ешли на то будет воля предков, я отведу тебя к проходу на нишний уровень.
—Хорошо. Сначала дело, потом забавы.
Официальня церемония объявления результатов игры прошла через день. Несмотря на интерес к наследию волхвов и желанию поскорее покинуть горную крепость, я даже был рад, что прием у главы рода немного отсрочили — успел худо-бедно прийти в себя. Почему-то сильно болела челюсть. Не помнил, чтобы получал в нее, но факт оставался фактом — есть приходилось очень медленно, маленькими кусочками.
Нас принимали в том же самом зале — за "холодильником". Сегодня здесь было натоплено еще сильнее, чем в прошлый раз. Лично я взмок уже через пару минут. Шкуры на полу обновили (точнее, накидали новых), на столы выставили большие деревянные тарелки с горячим мясом и глиняные кувшины с каким-то напитком, много пустых чаш. Иного угощения не было.
Народу собралось весьма много. Не столько, как на крепостных стенах, но десятка три-четыре. Наверное, самые уважаемые члены рода.
Вся наша команда стояла перед главой рода. Тот некоторое время сверлил нас непроницаемым взглядом, затем резко поднялся, вскинул над головой руки.
—Во имя прошветания рода нам долшно шпушкаться в Белую штольню. Во имя прошветания рода мы ишбираем тех, кто штанет нашими руками в нелегком труде добычи шидкого шеребра. Шегодня члены клана Гуран-Абура покидают Белую штольню, штобы вернутьшя в швои дома. Теперь их глава — шеловек Артем.
Он указал на меня. В зале раздались одобрительные выкрики. Немного, но, по крайней мере, нет прежнего негатива.
—Члены клана Вургл-Курума займут их мешто,— продолжал глава рода.
—В этом решении нет шправедливошти!— раздался рычащий голос и из собравшихся вышел двоедушник. Тот самый гигант, который так бросился мне в глаза в игре. Глава проигравшего клана.— Игра швершилашь две шедмицы назад. Он!— кивок в сторону Гуран-Абура.— Шбешал, как крыша!
"Бегающая крыша — это сильно".
—Брошил швоих. Отдал клан чушаку!— он с отвращением сплюнул себе под ноги.— И вше ради чего? Ради мешти. Ради попытки прикрыть шобштвенную трушошть.
—Шамолчи,— спокойно проговорил глава рода и сел.— Решение принято. Они полушили шанш и вошпольшовалишь им.
—Ты шлеп в швоей штарошти! Ты отштупил от шаконов. Предки не оштавят этого без внимания. Готовьшя к большим бедам, глава…— слова двоедушника будто наяву истекали ядом.— Я подшиняюшь твоей воле и шпушкаюшь в Белую штольню. Но нешправдливошть рано или пошдно принешет ша шобой кару.
Прежде чем глава рода успел что-то сказать, Вургл-Курум резко развернулся и покинул зал, оставив после себя тяжелую тишину.
—Прошледить ша ним,— спустя несколько секунд проговорил глава.— Ошень штроптив штал.
Я бы не удивился, если б завтра или даже сегодня в крепости произошел военный переворот. Наверняка у здоровяка среди остальных двоедушников имеется немало сторонников, а у нынешнего главы немало недовольных. Сложив нехитрые составляющие, приправленные поражением Вургл-Курума и возвращением беглеца-труса, тут же восстановившего утраченную честь, получаем горячий коктейль. Одна надежда на то, что за время своего проживания здесь двоедушники научились бескровно улаживать подобные конфликты. Вряд ли проигравшие игру всегда тихо и мирно спускались в Белую штольню.
Последовавшее далее пиршество не затянулось надолго. Собравшиеся будто специально не ели с самого вечера. Набросились на приготовленное мясо с жадностью и шумом. Поднимая чаши с напитком сильно похожим на темное пиво, выкрикивали короткие поздравления в наш адрес. Кое-кто даже подошел к Гуран-Абуру, произнес что-то на родном языке. Ближе к концу пиршества появился Анум-Дараван. Его тепло приветствовали. Вообще у меня сложилось впечатление весьма простых дружеских отношений. Недовольные выкрики и презрение остались там, в дождливом игровом дне. Сегодня же все чествовали победителей — без сомнения достойных членов рода. Даже если они и чужаки.
Я еще раз поблагодарил Анум-Даравана за помощь. Он только отмахнулся в ответ. Несмотря на распухшую физиономию и несколько прореженные зубы, настроение у него было отменное.
—Держи,— Гуран-Абур протянул мне свиток потемневшей от времени бумаги.
Его дом, как и все прочие, насколько я успел понять, состоял всего из одной комнаты, которая объединяла в себе и спальню, и кухню, и гостиную. Располагалось жилище в теле скалы, в одной из многочисленных пещер, соединенных между собой ходами. Подобные комнаты-дома были вытесаны в стенах пещер, отчего получалось некое подобие многоквартирного дома. Благо, освещения здесь не требовалось: в любой точке в скале воздух оставался прозрачным, напитанным невесть откуда взявшимся светом. На верхние этажи такой "многоэтажки" поднимались по каменным или деревянным лестницам.
Гуран-Абур аккуратно вложил на место в полу плоский камень, из-под которого только что извлек свиток. Двоедушнику вернули право носить в крепости оружие — и теперь на его поясе болтался иззубренный меч, непонятно зачем нужный в пределах охраняемой территории. Боится, что снова отнимут? Мое с Найденой оружие осталось в той комнате, где нас держали до официального приема у главы рода. Надо будет забежать и забрать, как освободимся здесь. Хотя девчонка когда-то успела прихватить нож, который теперь покоился у нее на бедре. И как ее только пустили вооруженной?
В центре комнаты суетились две представительницы прекрасного пола двоедушников (мало отличимые от мужчин, разве что немного более миниатюрные, с более мягкими чертами лица, небольшой грудью и длинными волосами на голове)— жены Гуран-Абура. Они разводили костер, чистили посуду, о чем-то тихо переговаривались. Из пещеры доносились радостные вопли малышни. Как оказалось, их тоже спустили в Белую штольню вслед за родителями. Теперь же, после сложной процедуры мытья, весь клан вернулся в родную пещеру. За время отсутствия Гуран-Абура не погиб никто. Больше того — своего бывшего главу двоедушники встречали как героя. На меня же посматривали скорее с интересом, нежели с уважением.
Я принял кусок древней бумаги, осторожно положил его на деревянный стол. На столешницу тут же запрыгнул ендарь.
—Ну, чего тянешь, вша покусатая?
Стоящая рядом Найдена хихикнула.
—Голову ему сверни,— посоветовал Гуран-Абур.
Аеш одарил его уничижительным взглядом, но ответом не удостоил.
Я развернул свиток. Некоторые буквы расплылись, но текст все еще оставался читаемым. Только не для меня. Даже буквы не все знакомы.
—Ух ты,— обрадовался ендарь.— Старый язык!
Он подхватил свиток, ткнул мне им в лицо.
—Прочтешь?
—Лучше ты.
—Что бы вы все без меня делали…
Он уселся на край стола, свесил ноги.
—Далее не имеем возможности оставаться в сем месте,— начал он медленно.— Верим, что поход ваш, братья, будет удачным, а предки не оставят вас в трудном выборе. Сие же место все боле тяготит нас. Его стены боле не защита от хвори, что расползается окрест. Наши ночные бдения наполнены предчувствием беды. Ее образы туманны и могут быть истолкованы по-разному. Оттого порешили мы уходить. В обители нашей не останется ничего на поживу тем, кто придет следом. Многое мы уничтожили. Многое укрыли. Но главное — заберем с собой. В сей комнате оставляем письмо в надежде и чаяниях увидеть вас сызнова, поелику сами отправляемся к Спящим горам.
Аеш поднял глаза.
—Надо думать, что братья послания так и не нашли,— предположил я.— Вряд ли бы оставили на видном месте.
—Мешто-то видное, да шакрытое. Почитай, не одно дешятилетие штояло неприштупней шамой горы.