Прохаживаясь по краю гудящего, как улей, двора, чтобы не запачкать в грязи обувь, Аделиза обратила внимание на группку людей, беседующих в ожидании своих конюхов. При виде их склоненных друг к другу фигур ей стало тревожно, хотя она не могла бы объяснить почему. Среди них был Гуго Биго, лорд Фрамлингем: невысокий мужчина, такой же забияка, как терьер, только и ищущий, с кем бы сцепиться во дворе. Аделиза ему не доверяла и знала, что Генрих не спускает с Биго глаз. Рядом с ним стоял Уильям Мартел, один из дворецких Генриха, а также Галеран де Мелан. Последний с заметным интересом прислушивался к тому, что говорят его собеседники, и это было странно. У них хоть и много общего, все же вкусы Мелана более утонченны. Ее тревога всколыхнулась с новой силой, и опять Аделиза не понимала, что было тому причиной.
Взгляды Аделизы и Мартела встретились. Он поклонился ей, и когда она опустила в ответ голову, остальные тоже обернулись, выразили свое почтение и разошлись по разным углам двора.
Последующие несколько дней Аделиза провела в сборах, готовясь пересечь море на пути в Англию.
Провожая Генриха на охоту, она предложила, чтобы супруг отдал дочери хотя бы один из спорных замков в знак добрых намерений. Ответом ей было раздраженное ворчание: король не нуждается в ее советах о том, как править своими владениями.
Однако чуть позже она услышала, как Генрих обсуждает ее предложение со старшим сыном, но, конечно, Роберту он подал эту идею как собственную. Само собой, в ответ на такой жест король будет ждать от Жоффруа встречных уступок и прекращения военных действий, но, по крайней мере, это стало бы первым шагом. И тогда, если Матильда и Жоффруа примут оливковую ветвь и перестанут чинить Генриху неприятности, можно будет рассчитывать на мирное Рождество в Англии.
Аделиза села у оконного проема, чтобы составить письмо Матильде: посоветовать ей быть тактичной и дружелюбной с отцом и расспросить о том, как растут маленькие Генрих и Жоффруа. Для обоих мальчиков она вышила по платьицу, усердно корпя над крошечными стежками в дневные часы, когда было достаточно света. Но шить наряды для детей другой женщины – горький труд, который испепеляет душу неутоленным желанием.
Обмакивая перо в чернила, она мимоходом направила взгляд за открытое окно и увидела, как в ворота на всем скаку въехал всадник и соскочил на землю прежде, чем остановилась его лошадь. В широкоплечей фигуре она узнала Вилла Д’Обиньи. Тот бросился к дому в такой спешке, что Аделизе оставалось только теряться в догадках. Ее сердце вдруг затрепетало, и она, кликнув Юлиану, оставила письмо и заторопилась в холл.
Вилл стоял у огня и вертел в руках шляпу мелкими движениями пальцев, словно перебирал четки в церкви. Его спутанные темные кудри, похоже, давно не видели гребня, а одежда была заляпана грязью. Взгляд его больших карих глаз не оставлял надежды на хорошие новости.
– Госпожа, – обратился он к вошедшей Аделизе и опустился на колено.
Королева подняла его жестом и попросила слугу принести вина.
– Ваше сообщение может подождать, пока вы не смочите горло, – сказала она и похвалила себя за самообладание: ведь уже было ясно, что ее нынешней жизни вот-вот настанет конец.
Аделиза проследила за тем, как Д’Обиньи взял предложенную чашу и с жадностью выпил.
– Большое спасибо, госпожа. – Он отдал чашу слуге и вопросительно огляделся. – Может, будет лучше, если сначала я поведаю все вам одной.
Она велела всем, включая Юлиану, отойти.
– Что же?
– Госпожа, приготовьтесь услышать печальную новость. Пять дней назад король слег с дурнотой и лихорадкой. Мы думали, это всего лишь последствия плотного ужина, но ему становилось все хуже, и сегодня утром он воссоединился со Святым Отцом нашим на небесах. Я вызвался оповестить вас, хотя скорблю всем сердцем оттого, что мои слова причиняют вам горе.
Аделиза смотрела на него, не веря тому, что слышит. Вдруг почему-то стало нечем дышать. Она открыла рот, чтобы переспросить или возразить, но не издала ни звука. В глазах у нее потемнело, все поплыло.
– Госпожа! – раздался рядом его голос, и сильные руки подхватили ее, остановили падение.
Вильгельм крикнул слуг и перенес ее на скамью у огня, там королевой занялась подоспевшая Юлиана. Аделиза поняла, что снова дышит, потому что в носу защипало от вони горелых перьев. Она пыталась пить из чашки горячее, подслащенное медом вино, принесенное служанкой, но не могла – так сильно дрожала. Так не пойдет, сказала она себе. Так дело не пойдет.
– Госпожа, я послал за вашим священником, – сообщил Вилл.
Она кивнула, едва удерживаясь на краю сознания.
– Повторите еще раз. Я не могу поверить… Он заболел, так вы сказали?
– Да, миледи. Поздно вечером, когда мы вернулись с охоты. После обильного ужина… В тот день мы все хорошо поели, особенно милорд. Подавали миног, его любимое блюдо. Должно быть, королю попалась испорченная рыбина, потому что к ночи у него началась рвота и лихорадка. Его лекарь сказал, что от миног ему всегда бывало плохо…
– От них у него отрыжка, – отозвалась Аделиза. – Но ничего серьезнее несварения не случалось.
– Его состояние ухудшалось, и потом стало понятно, что жизнь короля в руках Господа, который избрал взять его к себе. Ничего нельзя было поделать.
У Аделизы к горлу подкатил комок тошноты. Зажав рот рукой, она убежала в уборную, встроенную в толщу стены, и там ее долго, безудержно рвало.
– Госпожа, вам лучше? – Юлиана придерживала ее за талию.
Аделиза кивнула.
– Перьев больше не надо, – выговорила она. Генрих мертв. Из нее как будто вырвали кусок живой плоти. – Меня не было с ним рядом. Он умер, а меня там не было.
– Госпожа…
Она замотала головой и потом, разгладив платье и освежив рот вином, вернулась в холл.
Вильгельм Д’Обиньи сидел на скамье напротив очага, спиной ко входу, и задумчиво ерошил рукой спутанные кудри. Аделизе нужно было узнать еще кое-что, но не здесь.
– Проводите его в мои покои, – велела она Юлиане, – я поговорю с ним там.
Аделиза уселась под оконным проемом, откуда еще лился прозрачный свет дня, и сложила ладони на коленях под густым мехом мантии. Следом в комнату ввели Вилла Д’Обиньи. Он в нерешительности остановился у двери, потом откашлялся, поднял плечи, подошел к ней и с видом человека, которому предстоит тяжелая обязанность, опять преклонил колено.
Она попросила его встать и занять место по другую сторону окна.
– Сочувствую вашему горю, госпожа.
– Я должна была быть рядом с ним, – сказала она.
– Вы ничего не смогли бы сделать, и за ним хорошо ухаживали. Он пожелал, чтобы его похоронили в Рединге, и те графы, что были при нем в тот момент, поклялись сопровождать его тело и не разъезжаться до тех пор, пока не исполнят его последнюю волю. Сначала его повезут в Руан.
– Графиню Анжуйскую известили?
– Думаю, да, госпожа. – Он отвернулся к окну с напряженным лицом, потом снова направил взгляд на Аделизу.
– Госпожа… король не назвал графиню Анжуйскую своей преемницей.
Аделиза воззрилась на него в полном недоумении:
– Кого же тогда он назвал?
– Не знаю, госпожа. Мне известно только то, что сообщил Гуго Биго: мол, король освободил своих баронов от присяги, данной графине и ее сыну.
– Гуго Биго? – Аделиза поежилась. – Разве король стал бы говорить ему такое? Биго всего лишь придворный, не из числа доверенных лиц. Если мой супруг собирался сделать столь серьезный шаг, пусть даже в преддверии смерти, то позвал бы священника и свидетелей, например графа Глостерского.
Лицо Вилла заалело.
– При короле по очереди находились разные люди. На советах ваш супруг не раз упоминал, что граф и графиня Анжу сильно разгневали его и что он меняет планы на будущее.
– Но он не говорил, что это за планы?
Вилл покачал головой:
– Многие желали бы услышать, что граф Анжу не будет принимать никакого участия в управлении Нормандией и Англией, и, по-моему, король пытался успокоить их. Не знаю, чего он на самом деле хотел.
Аделиза кусала нижнюю губу. Да, этого никто не знал, кроме самого Генриха. Ее не покидало ощущение, что она падает в бездонную черную яму.
– Что теперь будет? Кто подхватит бразды правления?
– Не знаю, госпожа. Когда я выехал, собирался совет, чтобы обсудить, что делать и насколько можно доверять словам Гуго Биго.
У Аделизы перехватило горло. Гуго Биго и родную мать продаст, всем это известно. То есть совет должен решить: либо сделать вид, что его слова – правда, и отменить обет, принесенный Матильде и маленькому Генриху, либо остаться верными данной клятве.
Но если ее супруг не назвал на смертном одре своего преемника, то последствия будут страшные. Слетится целый рой стервятников в надежде урвать кусок.
– Вы ничего не видели и не слышали?
Вильгельм чувствовал себя неловко, однако не отвел глаз.
– Нет, госпожа… Но когда я уезжал, то заметил, что Уильям Мартел тоже собирается в путь и вряд ли целью его путешествия был Анжу. А более этого мне нечего вам сказать.
Мысленным взором Аделиза увидела Уильяма Мартела верхом на скачущей лошади. Наверняка он поехал в Булонь. К своему близкому другу и покровителю Стефану Блуаскому, графу Мортену. Куда еще ему мчаться столь поспешно? Нужно написать Матильде, предупредить ее. Но что, если Генрих действительно вычеркнул дочь из своих планов и Гуго Биго говорит правду?
Боже праведный, едва оставшись без короля, они уже мечутся, как потерявшее руль судно.
Ее опять замутило. Никогда ей не держать в руках ребенка от Генриха. Никогда больше не сидеть на троне с ним рядом.
Она вдова, королева без короля, лишенная трона.
Одним махом эта часть ее жизни закончилась. Ей хотелось забиться в темный угол и предаться скорби, но Аделиза знала, что не может так сделать. Надо было в последний раз позаботиться о Генрихе: устроить подобающие похороны, помолиться за упокой его души. И конечно же, ее роль миротворца сейчас важна, как никогда, даже если остальные ее обязанности отпали. Да, вот на этом она и сосредоточится.