Королева прижала к горлу стиснутый кулак и спросила:
– А затем?
– Затем мы и вовсе сломили их оборону! – крикнул разведчик.
– Ура! – подхватил принц. – Ура!
– Мы сломили оборону Уорика?
– Ну да! Он сам дал сигнал к отступлению. Удирал, как ошпаренный кот! И его люди тоже покидали поле брани или сдавались в плен. Мы победили, ваша милость. Мы победили!
Маргарита смеялась и плакала одновременно, принц был вне себя от счастья. Он выхватил свой маленький меч и вращал его над головой.
– А король? – допытывалась она. – Как мой муж, король?
– Лорд Уорик привез его с собой на эту битву; но бросил и его, и все свое имущество, а сам бежал. Король здесь, ваша милость.
И я заметила, что Маргарита несколько озадачена этой новостью. Они с Генрихом были разлучены уже семь месяцев, и ей почти все это время пришлось провести в пути, или скрываясь, или вместе с армией пребывая на марше. И все это время она жила, точно бродяга, бандит или вор, тогда как Генрих спокойно жил в ее покоях в Вестминстерском дворце или же молился в монастыре, слабый, как девчонка. Конечно же, она боялась, что король вновь утратил разум. Конечно же, она боялась, что стала для него совсем чужой.
– Отведите меня к нему. – Она обернулась ко мне: – Пойдемте со мной, Жакетта.
Когда мы с ней ехали по дороге, многочисленные раненые, а также солдаты побежденного войска быстро расступались, давая нам путь, и показывали безоружные руки, низко опуская голову и явно опасаясь удара. Возле города поля были буквально завалены мертвыми телами. А на верхних улицах те самые знаменитые лучники Уорика лежали рядом со своими луками, их головы были расколоты ударами боевых топоров, а животы вспороты мечами. Но королева словно не замечала царившего вокруг ужаса, и маленький принц с нею рядом озирался по сторонам и сиял от восторга, гордясь нашей победой и держа перед собой маленький меч.
Лагерь для королевы разбили подальше от города и всех этих страшных картин. Над ее шатром развевался королевский штандарт, внутри жарко горели угли в жаровне, пол был застелен коврами, предохранявшими от сырости и грязи. Первая, более просторная палатка должна была служить ей приемной, а следующая, поменьше, – спальней. Маргарита опустилась в кресло, я заняла место возле нее, а принц встал между нами. Впервые за столько дней мне показалось, что она выглядит неуверенной. Быстро посмотрев на меня, она тихо произнесла:
– Не знаю, какой он сейчас. – И, положив руку принцу на плечо, прибавила: – Уведите мальчика, если его отец окажется нездоров. Не хочу, чтобы он видел…
Приподняв полог палатки, слуги ввели короля, одетого в теплый длинный колет, дорожные сапоги и толстый плащ; капюшон плаща был низко опущен ему на лицо. У него за спиной маячили двое верных придворных, хорошо мне знакомых – лорд Бонвиль и сэр Томас Кириелл служили еще с моим первым мужем во Франции. Это действительно были честные, порядочные люди, которые, правда, переметнулись к Йорку, но затем постоянно находились при короле, всячески его оберегая.
– О, – невнятно промолвил король, увидев жену и сына, – э-ээ… Маргарита!
Королева явственно вздрогнула: как и все мы, она сразу поняла, что король опять во власти того же недуга. Он с трудом сумел вспомнить ее имя и весьма отстраненно улыбнулся принцу, когда тот преклонил перед отцом колена для благословения. Генрих на миг растерялся, потом рассеянно опустил руку на голову мальчика и сказал:
– Ах, это, кажется… – Но на этот раз ему не удалось отыскать нужное имя в путанице собственных мыслей. – Ах… да-да!
Принц встал с колен и, подняв голову, с удивлением смотрел на отца.
– Это сэр Томас и лорд Бонвиль, – обратился король к жене. – Они были очень добры ко мне… очень.
– И как же они были к вам добры? – презрительно спросила Маргарита.
– Они постоянно меня развлекали, – улыбаясь, пояснил король. – Пока все это продолжалось, знаете ли, пока продолжался весь этот шум. Мы с ними играли в шарики. И я победил! Мне нравилось играть, и я совершенно не замечал весь этот шум.
Не слушая его, королева смотрела прямо на лорда Бонвиля. Он преклонил перед нею колено и тихо сообщил:
– Ваша милость, он очень слаб. Порой он даже забывает, кто он такой. Мы постоянно находились при нем, чтобы он не бродил повсюду и не мог бы нечаянно навредить себе. Знаете, он ведь может легко заблудиться, если за ним не следить, а потом ужасно расстраивается…
Маргарита в бешенстве вскочила на ноги и воскликнула:
– Да как вы смеете? Это король Англии! И он совершенно здоров.
Глаза Бонвиля расширились, и он тут же умолк, однако сэр Томас Кириелл, почти не обращая внимания на королеву и не слушая, о чем они говорят с Бонвилем, продолжал наблюдать за королем и вовремя успел поддержать его, когда тот вдруг зашатался и чуть было не упал. Сэр Томас заботливо усадил короля в кресло, с которого только что встала королева, и мягко возразил:
– Боюсь, ваша милость, наш король все-таки не совсем здоров. – Он помог Генриху устроиться поудобнее и продолжил: – Да ему ворона от сапожной щетки не отличить, ваша милость. Он сейчас очень далеко от нас, храни его Господь!
Королева резко повернулась к сыну, лицо ее побелело от сдерживаемого гнева.
– Эти лорды держали твоего отца, нашего короля, в плену, – ровным тоном сказала она. – Какой смерти ты хочешь для них?
– Смерти? – отозвался потрясенный Бонвиль.
А сэр Томас, по-прежнему державший руку короля, произнес, явно надеясь успокоить своего друга:
– Как же так, ваша милость! Ведь это мы уберегли короля от опасности. Нам было обещано прощение и полная безопасность. Сам король Генрих нам это обещал!
– Какой смерти ты хочешь для этих бунтовщиков? – словно не слыша его, повторила королева. Она не сводила глаз с сына. – Эти люди держали твоего отца в плену и теперь осмеливаются утверждать, что он болен!
Принц с такой яростью схватился за рукоять своего маленького меча, будто ему не терпелось собственными руками прикончить «этих бунтовщиков».
– Если бы это были простолюдины, я бы их повесил, – тоненьким детским голоском ответил он, очень отчетливо и старательно выговаривая каждое слово, как учил его наставник. – Но поскольку они лорды и пэры королевства, их следует обезглавить.
Тогда королева кивнул своим стражникам.
– Делайте, как велел принц.
– Ваша милость! – взмолился сэр Томас, но голос так и не повысил, чтобы не испугать короля, который цеплялся за его руку со словами:
– Не уходите, сэр Томас! Не оставляйте меня здесь одного с…
Генрих внимательно посмотрел на королеву, но так и не смог отыскать ее имя в лабиринтах своего затуманенного разума.
– Мы с вами могли бы снова поиграть, – добавил он, словно искушая своего друга столь увлекательной перспективой. – Вы же любите играть, правда?
– Ваша милость. – Сэр Томас ласково накрыл его ладонь своею, словно в дружеском теплом рукопожатии. – Просто расскажите ее милости королеве, что я заботился о вас. Ведь вы говорили, что нам следует оставаться с вами, и тогда мы будем в полной безопасности. Вы дали нам ваше королевское слово! Вы это помните? Не позволяйте королеве убивать нас.
Король выглядел смущенным.
– Я так говорил? – удивился он. – Ах, да, действительно говорил. Я обещал им, что они будут в безопасности. Э-ээ… Маргарита, вы ведь не причините этим людям вреда, правда?
Лицо Маргариты не дрогнуло, глаза ее были как лед.
– Ну что вы, – успокоила она мужа, – вам совершенно не о чем беспокоиться. – И тут же бросила страже: – Уведите их.
Не выдержав, я наклонилась к ее уху.
– Маргарет… он ведь дал им слово!
– Сразу трое дураков на мою голову, – прошипела она. И снова кивнула стражникам: – Увести.
На ночлег мы остановились в дортуаре аббатства Сент-Олбанс; за окнами виднелся замерзший сад, а вокруг аббатства, на улицах, все еще шло сражение. Раненых старались разместить в монашеских кельях или просто в амбарах; монахини заботились о них, перевязывали им раны, кормили, а монахи выносили тела умерших и хоронили их. Мне удалось устроить для Ричарда некое подобие «ванны», и он с удовольствием отмывался, выливая на себя целые кувшины воды. Он был ранен в правую руку; я промыла рану настойкой тимьяна, захваченной из дома, и хорошенько перевязала. Энтони, слава Богу, был невредим.
– А где же Джон? – поинтересовалась я. – Остался со своими кавалеристами?
Ричард спиной ко мне, чтобы я не видела его лица, вылез из бочки, расплескивая по полу теплую воду, и буркнул:
– Нет, не остался.
– Где же он?
Однако муж молчал, и это встревожило меня.
– Ричард, он что, ранен? Ричард? Он здесь, в аббатстве?
– Нет.
Мне стало страшно.
– Где же он? Он не ранен? Я должна пойти к нему. Я должна послать весточку Элизабет, я обещала ей.
Морщась от боли, Ричард обмотал вокруг талии простыню, сел у нежаркого огня и, еще немного помолчав, признался:
– Мне очень жаль, Жакетта. Джон погиб.
– Погиб? – глупо переспросила я.
– Да.
– Наш Джон? – снова переспросила я.
Ричард кивнул.
– Но ведь это его кавалерия прорвала оборону Уорика! Это их усилиями в первую очередь и была завоевана наша победа!
– Да, и Джон был впереди всех. Он получил удар копьем в живот и скончался.
Я рухнула на стул и промолвила:
– Это разобьет Элизабет сердце. Боже мой, он ведь совсем еще мальчик! Вот тебе столько раз грозила опасность, но ты всегда возвращался с поля боя почти невредимым.
– Это просто везение, – заметил он. – Джону не повезло, вот и все. Невезучий он был, храни, Господь, его душу. А ты что, заранее это знала?
– Нет, я никогда не заглядывала в их будущее, – с горечью ответила я. – И даже если мне что-то казалось, то я ничего им об этом не говорила. Я же позволила нашей дочери обвенчаться с Джоном, хотя, как ни старалась, ничего не смогла увидеть в их будущей совместной жизни. Ничего, только пустоту. Но это была хорошая партия, и я хотела, чтобы Элизабет удачно вышла замуж и была богата. Мне следовало бы предупредить ее, мне следовало и его предупредить. У меня порой бывают прозрения, а порой будто наступает полная слепота!