Муж взял меня за руку.
– Тут все дело в самом обычном везении или невезении, – сказал он. – Фортуна – богиня жестокая. Ты напишешь Элизабет? Я могу послать к ней надежного человека.
– Нет, я сама к ней поеду, – решила я. – Мне невыносима мысль, что она узнает о таком горе от чужого человека, а не от меня. Я поеду и сама ей все сообщу.
Сент-Олбанс я покинула на рассвете и поскакала напрямик, через поля. Один раз я переночевала в каком-то аббатстве, потом – в гостинице. Это было утомительное путешествие, а серые небеса и грязные дороги вполне соответствовали моему мрачному настроению. Я принадлежала к победоносной армии, мы выигрывали в этой кампании, но никогда прежде я не ощущала себя такой разбитой. Перед глазами у меня все время возникали те двое лордов, которые на коленях молили Маргариту о пощаде, и враждебное, злобное выражение ее лица. Я вспоминала, как ее сын, наш маленький принц, своим пронзительным мальчишеским дискантом велел обезглавить добрых, хороших людей. Я двигалась, точно слепая, едва различая, куда направляюсь, и чувствуя, что начинаю утрачивать веру.
Через двое суток я наконец добралась до Гроуби, но, когда уже въезжала в высокие ворота усадьбы Греев, больше всего мне захотелось оказаться как можно дальше отсюда. Элизабет сама открыла мне дверь и, как только увидела меня, сразу догадалась, зачем я здесь.
– Он ранен? – воскликнула она, хотя явно уже все поняла. – Ты приехала, чтобы отвезти меня к нему?
– Нет, мне очень жаль, Элизабет…
– Значит, он не ранен?
– Он погиб.
Я боялась, что она упадет в обморок, но она выдержала удар. Она стояла очень прямо и казалась мне очень высокой.
– Значит, мы опять проиграли сражение? – осведомилась она таким тоном, словно ей все равно, проиграли мы или выиграли.
Я бросила поводья подошедшему груму и распорядилась:
– Накормите и напоите мою лошадку, а потом хорошенько почистите ее скребницей. Мне уже послезавтра отправляться обратно. – Затем я снова повернулась к Элизабет: – Нет, дорогая, мы победили. Твой муж возглавил кавалерийскую атаку, которая и сломила ряды воинов Уорика. Джон вел себя очень храбро.
Она смотрела на меня, но от охватившего ее душу горя и отчаяния серые глаза ее казались слепыми.
– Храбро? И ты думаешь, ему стоило проявлять такую храбрость? Ты думаешь, что какая-то очередная победа в очередном незначительном сражении стоила его жизни?
– Нет, – честно ответила я. – Но впереди еще немало боев, и твоему отцу и Энтони придется снова в них участвовать. Судя по всему, этому не будет конца.
Элизабет кивнула и попросила:
– Ты не могла бы сама поговорить с его матерью?
Согласившись, я шагнула через порог в теплый полумрак Гроуби-Холла, понимая, что мне досталось самое худшее поручение на свете и сейчас мне придется произнести самые страшные слова, какие одна женщина может сказать другой: сообщить матери, что ее сын мертв.
Когда я вернулась в Сент-Олбанс, то обнаружила, что город почти опустел, лавки выпотрошены пожаром или бандитами, а двери жилых домов наглухо заперты. Жители городка пребывали в ужасе от армии королевы, которая с ее разрешения грабила всех подряд; ее воины унесли с собой все сколько-нибудь ценное и уничтожили запасы продовольствия не только в самом городе, но и на десять миль вокруг него.
– Слава Богу, ты благополучно вернулась! – Ричард помогал мне спешиться в переднем дворе аббатства. – Командовать такой армией – все равно что командовать собственным противником. Монахи покинули аббатство, жители бегут из города. Кстати, лорд-мэр Лондона послал за тобой.
– За мной?
– Он желает встретиться с тобой и герцогиней Бекингемской и обсудить одну проблему: можно ли Генриху и Маргарите без опаски въезжать в Лондон.
Я удивленно смотрела на него.
– Но как же так, Ричард? Лондон просто обязан принять короля и королеву Англии!
– Вовсе нет. И, пожалуй, лондонцы их обратно не пустят, – спокойно возразил мой муж. – Они наслышаны о том, что творится в Сент-Олбансе. Лондонские купцы не позволят такой армии и близко подойти к их складам, магазинам и тем более к их дочерям; уж они изо всех сил будут протестовать. Вот так-то. Тебе нужно всего лишь попытаться решить вопрос о том, пропустят ли они короля, королеву и их ближайшее окружение в Вестминстерский дворец на условии, что те разместят свою армию где-нибудь за пределами города и полностью ее обеспечат.
– Но почему это должна решать я? Почему не управляющий делами королевы? Или, допустим, духовник короля?
Ричард с горечью усмехнулся.
– Считай, что тебе выпала великая честь. Лондонцы никому не доверяют. Никому из военачальников Маргариты, никому из советников короля. А вот тебе они доверяют! Они еще помнят, как когда-то давно ты прибыла в Лондон молоденькой хорошенькой герцогиней Бедфорд. Они помнят, как ты вела себя в Тауэре во время мятежа Джека Кейда. И как ты вела себя в Сэндвиче, когда Уорик взял нас в плен. Видимо, они думают, что тебе можно доверять. И можно организовать твою встречу с герцогиней Бекингемской. – Он обнял меня за талию и прошептал, прижавшись губами к моему уху: – Ты в силах это сделать, Жакетта? Если нет, так и скажи, и мы тут же вернемся в Графтон.
На секунду я прислонилась к нему и тихо промолвила:
– Господи, как же меня тошнит от всего этого. От этих бесконечных сражений, от этих бесконечных, бессмысленных смертей. И если честно, я сильно сомневаюсь, что ей можно доверить английский трон. Я просто не знаю, что делать. Я размышляла об этом всю дорогу до Гроуби и обратно, но так ничего и не придумала. Я не знаю, в чем теперь заключается мой долг, я не вижу нашего будущего, я не знаю даже, как нам следует поступить завтра.
Лицо Ричарда помрачнело, но он ответил:
– Мой отец служил Дому Ланкастеров, я тоже должен ему служить, по моим стопам идет и мой сын. Но тебе, я вижу, это слишком тяжело дается, любовь моя. Если ты хочешь вернуться домой, то так и надо поступить. И королеве придется с тобой расстаться! Если Лондон откажется открыть перед ней городские ворота, то в этом будет виновата только она сама.
– Неужели они действительно могут не впустить королеву в ее собственную столицу?
Ричард кивнул.
– Народ Маргариту не любит. А ее армия попросту наводит на людей ужас.
– Неужели они не назвали больше никого, кто мог бы за нее заступиться?
Он усмехнулся.
– Нет, для этого годится только одна хорошенькая герцогиня.
– Значит, мне придется это сделать, – вздохнула я, преодолевая внутреннее сопротивление. – Лондон должен принять короля и королеву Англии. Что станется со страной, если ее столица закроет ворота перед законным правителем? Мы выиграли это сражение, Маргарита – королева Англии, и она должна иметь возможность войти в Лондон.
– В таком случае не могла бы ты отправиться прямо сейчас? – сказал Ричард. – Я полагаю, Уорик уже встретился со своим дружком Эдуардом Марчем, и теперь они направляются в нашу сторону. Пока не поздно, нужно спрятать короля и королеву в лондонском Тауэре и вновь завладеть столицей. Тогда им придется либо вступать с нами в переговоры, либо опять драться. Но удержать власть в стране нам необходимо.
Я мельком заглянула в конюшни. Кавалерийские кони в стойлах мотали головами; один из них принадлежал когда-то Джону Грею, но теперь – и навсегда – остался без своего хозяина.
– Хорошо, я готова выехать прямо сейчас, – решила я, и Ричард удовлетворенно кивнул.
Мне подвели свежего коня, и, пока муж помогал мне сесть в седло, дверь у нас за спиной приоткрылась, и на пороге появилась королева.
– Я знала, что вы согласитесь поехать, что вы поможете мне! – воскликнула она, одарив меня самой сладкой своей улыбкой. – Знала, что ради меня вы согласитесь на все. Мы должны войти в Лондон до того, как туда прибудет Эдуард с войском.
– Я постараюсь сделать все, что в моих силах, – произнесла я. – Как сегодня его милость король?
Она указал в сторону аббатства.
– Молится. Если бы войны выигрывали с помощью молитв, мы одержали бы уже сотню побед! И попытайтесь также убедить лондонских купцов прислать нам хотя бы немного провизии. Иначе я не смогу удержать армию от грабительских налетов. – И она, глядя на Ричарда, прибавила: – Я отдала соответствующее распоряжение, но офицеры не в силах с ними справиться.
– С ними и сам дьявол не в силах был бы справиться, – мрачно изрек Ричард и, положив руку мне на колено, посмотрел на меня. – Я буду ждать тебя, а Энтони я отправляю с тобой; он возглавит отряд твоей охраны, так что ничего не бойся.
И я увидела, что Энтони уже садится на коня, улыбается и приветственно машет мне рукой.
– Ну, тогда поехали, – велела я.
Энтони громко отдал команду, и наш отряд, покинув двор аббатства, двинулся на юг, к Лондону.
Мы встретились с герцогиней Бекингемской и ее маленькой свитой в нескольких милях от столицы. Я с улыбкой смотрела на нее, когда она недоуменно тряхнула головой, словно в знак того, что просто поверить не может в реальность нашей миссии; это действительно было в высшей степени странно – именно нам с ней убеждать лондонцев пропустить королевскую чету в их собственную столицу. На этой войне герцогиня потеряла сына и сразу как-то постарела, на лице пролегли морщины, и выглядела она утомленной. Она первой подъехала к Епископским воротам, где нас встречали лорд-мэр и олдермены. Они явно не желали впускать нас в город, не хотели позволить нам хотя бы через порог переступить. Герцогиня осталась в седле и сидела очень прямо; лицо у нее было как грозовая туча; а я спешилась и направилась к встречавшим. Лорд-мэр поцеловал мне руку, а олдермены, обнажив головы, мне поклонились, и я постаралась каждому улыбнуться. За спинами олдерменов маячили лондонские купцы и кое-кто из знатных горожан – как раз их-то мне в первую очередь и предстояло убедить.
Я начала с того, что король и королева Англии, а также маленький принц просят разрешения вернуться в свой дворец и в свою столицу. Неужели кто-то из них, спросила я, посмеет отрицать право короля, помазанника Божьего, занимать свой трон и спать в своей постели?