– По-моему, сегодня вечером он все-таки приедет, – нерешительно предположила я.
Элеонора взглянула в окно и ответила:
– Тогда ему следовало бы поторопиться, иначе он непременно попадет под дождь, ведь вскоре разразится страшная гроза!
Ливень начался так неожиданно, что многие фрейлины даже вскрикнули; небо разом почернело, как перья лондонских воронов[36], раздался грозный рокот грома. Ставни на окнах загремели под порывами внезапно поднявшегося ветра, потом вдруг распахнулись, и прямо в комнату посыпался град. Кто-то громко заохал, а я вскочила и, поймав мотавшиеся из стороны в сторону створки ставень, крепко их заперла. Тут молния в небе ударила с таким оглушительным треском, что я невольно вздрогнула и отшатнулась от окна. Гроза бушевала прямо над нами; в течение нескольких минут слышался непрерывный стук града по окнам, словно кто-то горстями бросал в них камешки. И вдруг одна из фрейлин, побледнев, повернулась к герцогине и воскликнула:
– Наш король попал в грозу! Вы сказали, что гроза непременно его настигнет!
По-моему, герцогиня даже толком ее не расслышала; она наблюдала, как я сражалась с порывами ветра, пытаясь закрыть ставни; но через какое-то время до нее дошло, какое обвинение ей только что предъявили, и она, уставившись на эту истеричку, которую, кстати, звали Элизабет Флайт, заявила:
– Ох, Элизабет, не говорите глупостей! Я просто посмотрела на небо и увидела надвигающуюся тучу. Любому стало бы ясно, что идет гроза.
Элизабет Флайт поднялась, поклонилась ей и промямлила:
– Простите, миледи… мне нужно выйти…
– Куда это вы собрались?
– Простите, миледи…
– Вы не можете уйти без моего разрешения! – резко напомнила герцогиня.
Однако Элизабет Флайт не повиновалась. Она даже на стул наткнулась в спешке, так ей хотелось поскорее оказаться за дверью. Еще две фрейлины испуганно вскочили, но все же топтались на месте, не зная, то ли убежать, то ли остаться.
– Сядьте! Немедленно все сядьте! – завизжала герцогиня. – Я приказываю всем сесть!
Элизабет, рванув створки двери, пулей вылетела из комнаты, а все остальные снова плюхнулись на свои стулья, и я заметила, как одна из фрейлин быстро перекрестилась, когда очередная вспышка молнии окрасила помещение в какие-то особенно мрачные, прямо-таки дьявольские тона. Герцогиня Элеонора повернулась ко мне; лицо ее так побледнело, что даже губы казались совершенно бесцветными.
– Ради бога, скажите им, Жакетта, что я всего лишь посмотрела на небо и увидела, что собирается гроза! К чему устраивать такой переполох? Всем ведь было ясно, что вот-вот пойдет дождь…
– Я знаю, – согласилась я. – Знаю, что все так и было.
Через полчаса во всем дворце уже были заперты на засовы двери и окна, а налетевшую бурю называли не иначе как «ведьминым ветром», который вместе с дождем якобы приносит и смерть. Не прошло и дня, как молодой король объявил: пусть его тетка, герцогиня Элеонора, больше даже на глаза ему не попадается. Бедный Роджер Болингброк! Этого знаменитого оксфордского ученого, дружившего еще с моим покойным мужем и не раз гостившего у нас в Пенсхёрсте, теперь допрашивал королевский совет. А после того как он признался в ереси и использовании магии, его выставили напоказ, точно медведя для собачьей притравы. Всю жизнь он посвятил науке, постоянно умножал свои знания и обожал разгадывать всякие тайны, связанные со строением космоса и расположением звезд, но теперь был поставлен у позорного столба на перекрестке Сент-Полз, как какой-то уголовник. На площади прочитали длинную проповедь, где обвинялся и Болингброк, и все прочие ведьмы, ведуны, некроманты и еретики, которые угрожают жизни и покою нашего короля, точно мухи слетаясь в столицу и наиболее крупные порты, а также скрываются и в сельской местности, повсюду верша свои злодеяния, и большие, и малые. По всему королевству было объявлено, что тысячи злодеев мужского и женского пола причастны к занятиям черной магией, и все они стремятся нанести урон нашему королю: это травники, колдуньи и прочие еретики, и все они лжецы и убийцы. И король, понимая, сколь многие злодеи плетут против него интриги, сбиваясь в тысячные союзы, сумел раскрыть предательский заговор в самом сердце своего дворца, в самом сердце своей семьи, которая оказалась пораженной таким опасным недугом, как чрезмерное честолюбие.
Все мы, точно на параде, прошествовали мимо несчастного Болингброка, а затем, выстроившись в круг, продолжали смотреть на его позор, словно он был невиданной доселе тварью, привезенной откуда-нибудь с африканского побережья. Ученый потупился, стараясь не видеть алчных, горящих жадным любопытством лиц, чтобы не узнать среди них своих бывших друзей. Этот человек, всю жизнь посвятивший науке и раздумьям о гармоничной природе мира, сидел на раскрашенном табурете с бумажной короной на голове в окружении своих приборов и книг, точно какой-то шут. На землю к его ногам положили специальную доску, предназначенную для занятий геомансией, и набор особым образом вырезанных свечей. Его палачам удалось также раздобыть где-то несколько составленных им таблиц, показывающих положение планет в том или ином доме Зодиака, и гороскоп, который, как они утверждали, он составил по просьбе герцогини Элеоноры. Кроме того, представлены были изготовленная Болингброком небольшая модель Земли и планет, движущихся вокруг нее[37], бронзовые тигли, в которых якобы выплавляли магические фигурки, перегонный куб и восковые таблички, на которых Болингброк пытался запечатлеть запах цветов. Но страшнее всего выглядело жутковатое маленькое существо из воска, более всего напоминавшее зародыш крольчонка.
Увидев все это, я отшатнулась, и Ричард, поддержав меня за талию своей крепкой рукой, посоветовал:
– Не смотри.
– А что это? – спросила я, отвернувшись.
– Говорят, что эта восковая куколка означает нашего короля. Вроде бы там даже на голове была маленькая корона; золотая проволочка якобы символизирует скипетр, а крошечная булавочная головка – державу.
Лицо восковой куколки совершенно оплыло, как и ее ноги, но очертания плаща еще можно было угадать; капли краски на нем, видимо, изображали горностаевую опушку; а вот голова почти совсем расплавилась.
– Что же они сделали с этой фигуркой?
– Да попросту нагрели! Говорят, что если бы она растаяла совсем, то истаяли бы и силы короля. Говорят, что таким образом «колдуны» собирались его умертвить.
Задрожав всем телом, я сказала:
– А нельзя ли нам прямо сейчас уйти отсюда?
– Нет, – покачал головой Ричард. – Нам придется остаться до конца – надо продемонстрировать свое отвращение и гнев, вызванный столь преступными намерениями «колдунов».
– Но я действительно испытываю отвращение! Настолько сильное, что мне хочется бежать отсюда!
– Потерпи. Подними повыше голову и не останавливайся, продолжай идти по кругу. Именно тебе более всех других необходимо показать, как омерзительны тебе подобные занятия.
– Именно мне? – вспыхнула я. – Но это так противно! Меня просто тошнит!
– Утверждают, что герцогиня Элеонора применила любовное зелье, дабы заставить своего мужа жениться на ней, и он оказался не в силах противиться ее намерениям. Также ходят слухи, что и ты в юности использовала то же средство и очаровала милорда Бедфорда в тот момент, когда сердце его было разбито в связи с кончиной любимой жены Анны.
Я вздрогнула и с трудом отвела глаза от растаявшей восковой фигурки.
– Ричард, прекрати…
– Я не дам тебя в обиду, не бойся, – шепнул он. – Ты моя госпожа и моя любимая. Я никому не дам тебя в обиду, Жакетта! Тебе никогда не придется искать меня и не находить, потому что я оставил тебя и сбежал!
Вернувшись от позорного столба, к которому был привязан несчастный Болингброк, мы обнаружили, что покои герцогини пусты, дверь в ее спальню распахнута настежь, комоды и сундуки с одеждой перевернуты, буфеты с посудой разгромлены и разграблены, а шкатулки с драгоценностями исчезли. Впрочем, исчезла и она сама.
– Где же герцогиня? – обратился мой муж к одной из ее юных фрейлин.
Бедняжка только головой покачала; из глаз у нее непрерывным потоком лились слезы.
– Ее нет.
– Куда же она делась?
– Ее нет, нет, – твердила фрейлина.
– Спаси и помилуй нас, Господи, но, по-моему, эта девочка – полная идиотка! – рявкнул Ричард. – Лучше ты спроси у нее.
Я обняла девушку за плечи.
– Элли, скажи мне, что случилось? Ее милость арестована?
Фрейлина склонилась передо мной в реверансе.
– О, ваша милость, герцогиня бежала. Она укрылась в святом убежище. По ее словам, ее хотят убить, чтобы наказать ее мужа. Она боится, что они сперва уничтожат ее, а потом и его. А еще она считает, что все это – отвратительный заговор против герцога Глостера, но больше всех пострадает именно она. И кардинал Бофор низвергнет их обоих!
Я повернулась к мужу:
– Она попыталась найти убежище в церкви?
Он мрачно кивнул:
– Да, но совершила ошибку: уж церковники-то ее точно спасать не станут!
– Но ведь не смогут же они назвать ее ведьмой, если она укрылась в святой церкви и просит защиты?
– Ну и что? – пожал плечами Ричард. – Им и не нужно называть ее ведьмой. Они попросту обвинят ее в ереси. А еретичку церковь никогда выгораживать не будет. Так что, если она действительно попросила убежища в церкви, ее, разумеется, обвинят в ереси; это единственный, но вполне верный способ вытащить ее оттуда. Если до этого ее обвиняли в использовании магии и колдовства для своих пророчеств, то теперь обвинят в ереси. А ересь – преступление куда более тяжкое, чем гадание и предсказание судьбы. Она сама, желая спастись, выбрала для этого наихудшее место.
– Законы, придуманные мужчинами, всегда отводят женщинам наихудшее место! – вскричала я гневно.
Ричард промолчал.
– Может, нам лучше уехать? – тихо предложила я. – Не могли бы мы прямо сейчас взять и отправиться домой, в Графтон? – Я обвела глазами разоренную комнату. – Здесь я не чувствую себя в безопасности. Ричард, мы можем уехать?