Я начала с того, что король и королева Англии, а также маленький принц просят разрешения вернуться в свой дворец и в свою столицу. Неужели кто-то из них, спросила я, посмеет отрицать право короля, помазанника Божьего, занимать свой трон и спать в своей постели?
Они что-то обсуждали вполголоса. Понятие законной собственности служило для этих людей весомым аргументом — ведь им пришлось немало потрудиться, зарабатывая свое состояние и строя прекрасные дома для своих семей. Так могут ли они ущемить принца в праве гулять и играть в саду, принадлежащем его отцу?
— От этого принца собственный отец отказался! — выкрикнул вдруг кто-то из задних рядов. — Король Генрих не спал в своей постели и не сидел на своем троне с тех пор, как подарил все это герцогу Йоркскому! А королева и вовсе отсюда сбежала! Они сами свой дворец отдали, это не мы отняли его. Они сами виноваты, что скитаются за пределами столицы!
Тогда я обратилась к лорду-мэру, стараясь говорить достаточно громко и отчетливо, чтобы меня могли слышать и все те, кто стоял в каменной арке ворот и на прилегающих улицах. Я сказала, что уж лондонские-то женщины лучше других понимают: королеве следует воспитывать сына в родном доме, ведь каждая женщина, в том числе и королева, имеет право на свой собственный дом. А королю пора снова занять подобающее ему место и стать у себя в доме хозяином.
Когда я упомянула короля, кто-то в толпе засмеялся, а кто-то грубо пошутил насчет того, что король никогда не был хозяином не только в собственном доме, но и в собственной постели. Было очевидно: эти несколько месяцев правления Йорка породили в лондонцах мысль, что король Генрих никакой властью в стране не обладает и неспособен ею править, как, собственно, и уверяли всех йоркисты.
— Я бы послал королеве столь необходимое для ее армии продовольствие, — вполголоса промолвил лорд-мэр. — Пожалуйста, передайте ее милости, что это действительно так. У меня и повозки были готовы, да только выехать им не дали жители города. Они ужасно опасаются тех шотландцев, которых наняла королева. До нас тут доходили страшные слухи… Короче, в город их точно не впустят. Да и мне вряд ли разрешат отправить ее войскам продовольственный обоз.
— Люди уже бегут из столицы, — сообщил, шагнув вперед, какой-то олдермен. — Запирают дома и уезжают во Францию, хотя королева со своим войском еще только в Сент-Олбансе. Никого в Лондоне не останется, если она еще ближе к нему подберется. Герцогиня Йоркская отослала своих сыновей, Джорджа и Ричарда, во Фландрию, от греха подальше. Герцогиня Сесилия уже однажды сдалась на милость королевы, но сейчас клянется, что никогда больше этого не сделает. Нет, нашей королеве никто теперь не верит! И все до смерти боятся ее наемников.
— Нечего их бояться, — возразила я. — Кстати, как вы отнесетесь к тому, если королева разместит свою армию за пределами столицы? Могли бы вы при таком условии впустить королевскую семью со слугами и приближенными в Лондон? Вы ведь понимаете, что король и королева должны находиться в безопасности, в лондонском Тауэре. Вы не можете им отказать в этом.
Олдермен повернулся к своим спутникам, и они принялись оживленно спорить.
— Я обращаюсь к вам от имени короля Англии, — продолжала я. — Все вы давали ему клятву верности. И теперь ваш король требует всего лишь, чтобы вы позволили ему войти в его собственную столицу.
— Если сам король гарантирует нашу безопасность, — повернулся ко мне лорд-мэр, — мы пропустим в город королевскую семью и членов их ближнего круга. Но только не этих шотландцев. Король и королева должны пообещать: шотландцы останутся за городской стеной, наша столица не будет разграблена. В таком случае четверо из нас готовы прямо сейчас пойти вместе с вами к королеве и передать ей наше решение.
Энтони, все это время молча стоявший у меня за спиной, как и подобает командиру отряда охраны, услышав, что свое задание я выполнила, подставил мне сложенные руки, помогая подняться в седло, а потом придержал моего коня, заметив, что лорд-мэр снова направился ко мне, явно желая что-то обсудить со мною конфиденциально. Я наклонилась к нему.
— Перестал ли наш бедный король плакать? — осведомился он. — Когда нами правил герцог Йоркский, король Генрих все время плакал и даже сам отмерил себе в Вестминстерском аббатстве клочок земли для гробницы. Мне говорили, что он ни разу за все время не улыбнулся и постоянно плакал, как опечаленное дитя.
— Теперь наш король счастлив, ведь он находится вместе с королевой и своим маленьким сыном, — спокойно произнесла я, хотя слова лорда-мэра сильно меня расстроили. — И он вполне здоров. Он даже приказы сам отдает.
Я уж не стала уточнять, что приказ короля прекратить разграбление аббатства и города Сент-Олбанс его безумное войско проигнорировало.
— Благодарю вас, ваша милость, что сегодня вы лично приехали с нами встретиться, — сказал лорд-мэр, чуть отступая от моего коня.
— Да благословит Господь нашу хорошенькую герцогиню! — выкрикнул кто-то в толпе.
На это я рассмеялась и подняла руку в прощальном жесте.
— Я хорошо помню, когда вас считали самой красивой женщиной в Англии, и это действительно так и было! — крикнула какая-то женщина, стоявшая в тени высоких ворот.
Пожав плечами, я ответила:
— Если честно, сейчас, по-моему, самая красивая женщина в Англии — моя дочь Элизабет.
— Благослови, Господь, ее чудное личико! А вы привозите ее в Лондон, чтобы и все мы могли ею полюбоваться! — пошутил кто-то.
Энтони взлетел в седло и отдал команду трогаться; и четверо олдерменов последовали за мной и герцогиней Бекингемской по северной дороге, неся весть королеве Маргарите, что готовы впустить ее и Генриха в столицу, но никогда не впустят туда ее армию.
Оказалось, что королева вместе со всем своим окружением уже успела добраться до Барнета, находившегося всего в одиннадцати милях к северу от Лондона — опасно близко от столицы, как заметили ехавшие с нами олдермены. Она взяла с собой лишь небольшой отряд, а основную часть своего войска — главным образом «этих северных бандитов», — оставила в Данстейбле, и шотландцы вовсю развлекались там грабежами, буквально раздирая город на части.
— К тому же многие шотландцы попросту дезертировали, — с мрачным видом изрек Ричард, пока мы с ним шли в приемную королевы, — и винить их в этом нельзя: мы ведь даже накормить их толком не смогли. А Маргарита напрямик заявила, что никогда ничего им не заплатит. В общем, им смертельно надоело ждать, когда же они наконец очутятся в Лондоне, и они отправились по домам. Помоги Бог тем селениям, что попадутся им на пути!
Королева велела олдерменам, а также герцогине Бекингемской и мне, вернуться в Лондон и потребовать пустить в столицу также четырехсот ее придворных.
— Это все! — раздраженно бросила она мне. — Вы, разумеется, сможете объяснить им, что они просто обязаны впустить меня с таким сопровождением, которое герцог Йоркский счел бы ничтожным!
На этот раз мы ехали в Лондон с отрядом королевской охраны; возле Старых ворот нас снова встретил лорд-мэр.
— Ваша милость, я не могу вас впустить, — нервно произнес он, оглядывая войско, выстроившееся у меня за спиной и возглавляемое моим мужем Ричардом. — Будь моя воля, я бы вас, конечно, впустил, но жители Лондона никак не желают видеть на улицах города войска королевы.
— Но ведь это не северяне, — разумно возразила я. — Обратите внимание: на них ливреи Дома Ланкастеров. Это люди, всегда имевшие абсолютно свободный доступ в город, на них вполне можно положиться. Да и командует ими мой муж, лорд Риверс, которого вы хорошо знаете. И слову королевы, которое она дала вам, можно верить. Здесь же всего четыреста человек!
Лорд-мэр долго изучал булыжники у себя под ногами, потом — небо над головой, потом — людей у меня за спиной; в общем, смотрел куда угодно, только не мне в глаза.
— По правде, — ответил он наконец, — столичные жители никого из них не желают здесь видеть: ни королеву, ни короля, ни принца. По их словам, им никто из них не нужен, и им все равно, клянутся они соблюдать перемирие или нет.
Несколько секунд я молчала; я просто не знала, какие привести аргументы. Мне ведь тоже приходили в голову мысли о том, что я не хочу больше видеть ни королеву, ни короля, ни принца. Но кто же будет на троне Англии, если не они?
— Она — наша королева, — сухо напомнила я.
— Она — наша беда! — с горечью парировал он. — А он — просто святой дурак, блаженный. И этот принц к нему никакого отношения не имеет. Простите, леди Риверс, мне действительно очень жаль, но я не могу открыть ворота ни перед королевой, ни перед кем-либо из ее придворных.
И тут вдруг раздались крики, топот мчащихся к воротам людей. Королевский отряд схватился за оружие, Ричард скомандовал: «Смирно!», а Энтони в мгновение ока оказался у меня за спиной, держа руку на рукояти меча.
К лорду-мэру подбежал какой-то человек и что-то настойчиво зашептал ему на ухо. Тот выслушал и резко повернулся ко мне; лицо его побагровело от гнева.
— Вы знали об этом?
Я покачала головой:
— Нет, о чем бы ни шла речь. Я вообще не имею ни малейшего представления о том, что происходит в Лондоне. А что случилось?
— Пока мы тут с вами стояли и разговаривали, королева послала войска захватить Вестминстер!
Собравшаяся у ворот толпа откликнулась гневным ревом.
— Держать строй! — крикнул Ричард своему отряду. — Смирно! Сомкнуть ряды!
— Я ничего не знала о том, что у нее такие планы, — быстро произнесла я. — Клянусь честью, я ничего об этом не знала! Я бы никогда не позволила себе так предать ваше доверие.
Лорд-мэр сердито тряхнул головой.
— Ни в чем ей верить нельзя! Она несет с собой одни лишь беды, и мы больше не желаем ее здесь видеть! Она же просто использовала вас, чтобы обмануть нас и попытаться взять Лондон силой. Нет, ей ни в чем верить нельзя! Передайте ей: пусть лучше поскорей убирается отсюда вместе с войском. Мы никогда не впустим ее в город! Заставьте ее уйти, герцогиня, помогите нам. И сами поскорей от нее избавьтесь. Спасите Лондон, уведите королеву от его порога! — Он поклонил