ка. Словно ничего страшного не случилось. В конце концов, теперь ты первая дама королевства. Последняя герцогиня королевской крови. Вели фрейлинам привести здесь все в порядок, а затем посади их и заставь шить, и сама шей с ними вместе; а одна пусть читает вам Библию. Вечером же спокойно ступай в часовню на службу, демонстрируя всем свою невинность.
— Но ведь я действительно невинна!
Лицо Ричарда потемнело.
— Не сомневаюсь, что и она будет утверждать то же самое.
Однако утверждать то же самое ей не дали. Привели Роджера Болингброка и положили перед ней тот самый гороскоп, который она якобы приказала ему составить. А для пущей доказательности представили также его «магические» инструменты, которыми он пользовался, исследуя иные миры, и окончательно утратившую свою первоначальную форму восковую фигурку, которая, как утверждали судьи, являла собой колдовской инструмент — магическую куколку короля. И в результате герцогиня призналась и в колдовстве, и в оскорблении святой церкви, и в том, что «давно уже пользовалась черной магией вместе со знаменитой колдуньей из Ая». И тогда ей сообщили, что и колдунья из Ая была арестована — в ту самую ночь, когда поднялся тот страшный ветер.
— А кто такая эта колдунья из Ая? — обратилась я к Ричарду шепотом, хотя мы уже лежали в постели, за спущенными плотными занавесями, а за окнами стояла темная ночь.
— Марджери Журдемайн, — пояснил он, и лоб его пересекли тревожные морщины. — Она ведь известная ведьма, ее и прежде не раз арестовывали. Она родом из деревушки Ай. Все церковники давно уже считают ее ведьмой; да и остальные склоняются к этому мнению.
У меня от ужаса перехватило дыхание, и Ричард испуганно уставился на меня.
— Ради Христа, Жакетта, надеюсь, ты не знакома с ней?
— Я хорошо с ней знакома. Но знаю ее не как ведьму.
Мой муж на мгновение даже зажмурился.
— И что же тебе о ней известно?
— Я училась у нее выращивать и использовать различные травы, а больше мы с ней ничем не занимались. Ее прислал ко мне сам милорд Бедфорд. Клянусь тебе в этом и перед судом тоже готова поклясться. Я никогда никакой магией с ней не занималась, только сажала и изучала растения; она в Пенсхёрсте всего лишь помогла мне распланировать аптечный огород и объяснила, когда какие травы срезать, а когда сеять. Я и не догадывалась, что она ведьма.
— Значит, это милорд герцог познакомил тебя с ней?
— Да, да!
— И у тебя есть письмо, в котором об этом говорится? С его печатью? Он прислал тебе письменный наказ?
Я покачала головой.
— Нет. Он просто ее прислал ко мне. Да ты и сам ее видел. Помнишь, тогда, на конюшенном дворе? Ты как раз доставил мне письмо из Люксембурга, а она уезжала, в возок садилась.
Ричард стиснул кулаки.
— Я могу поклясться, что это действительно мой покойный хозяин велел ей служить тебе… и все-таки это нехорошо, очень нехорошо! Впрочем, возможно, нам все же удастся выбраться из этой истории без особых последствий, особенно если никто всех этих подробностей не знает и на белый свет их не вытащит. К тому же вы действительно занимались всего лишь устройством аптечного огорода. По крайней мере, за советом ты к ней никогда не обращалась. Ты ведь никогда не просила ее что-то для тебя сделать, приготовить какое-то зелье?..
Когда я смущенно отвела глаза, Ричард простонал:
— Ох, нет! Только не это! Ладно, рассказывай.
— Я принимала снадобье, чтобы не забеременеть. И ты знал об этом.
— Те травы? Так это был ее рецепт?
Я кивнула.
— Ты никому не говорила?
— Никому, кроме тебя.
— Тогда никто и не узнает. Что еще она делала для тебя?
— Потом, позже… одно снадобье. Чтобы забеременеть.
Он задумался, прикинул и понял, что именно благодаря этому снадобью и была зачата наша дочь Элизабет. Тот самый ребенок, который заставил его жениться на мне.
— Великий Боже… Жакетта…
Ричард откинул одеяло, вскочил с постели, отдернул занавеси и широкими шагами подошел к камину. Впервые за все это время он явно на меня сердился. Он бил кулаком по столбику кровати, словно желая сразиться со всем миром. Я села, закуталась в одеяло и слушала, как бешено стучит мое сердце; мне было страшно.
— Я хотела ребенка, хотела тебя, — запинаясь, произнесла я. — Я любила тебя и мечтала о нашей свадьбе. Но я бы ни за что не стала пользоваться какими-то магическими заклинаниями! Я всего лишь принимала травы.
Мой муж обеими руками потер виски, потом взъерошил себе волосы так, что они встали дыбом; казалось, он никак не может уловить смысл моих доводов.
— Ты забеременела нашей дочерью с помощью колдовского зелья? Нашей дочерью Элизабет?
— Всего лишь с помощью трав, — спокойно возразила я. — Трав, которые посоветовала мне опытная травница. А почему бы и нет?
Он бросил на меня яростный взгляд.
— Потому что мне не нужен ребенок, который появился на свет с помощью горсти трав, полученной от какой-то старой ведьмы!
— Она не какая-то старая ведьма! Она хорошая женщина! И у нас чудесная дочка. А ты столь же отвратителен со своими страхами, как и вся эта охота на ведьм! Ведь я всего лишь пила травы, способные усилить плодовитость. И с их помощью ребенок у нас получился просто замечательный. И не смей теперь нас проклинать!
— Ради Бога… — повысил он голос. — Я ничего не боюсь, кроме одного: что тебя уличат в преступной связи с самой знаменитой ведьмой в Англии, которая пыталась убить нашего короля!
— Она не пыталась его убить! И никогда не стала бы пытаться! — закричала я в ответ. — Никогда не стала бы!
— Ей вынесено обвинение…
— Но не мной!
— Королевским судом! А если они вздумают искать ее приспешников, то непременно отыщут тебя, и окажется, что еще одна герцогиня королевской крови совала свой нос в неведомое. Еще одна женщина, способная и бурю вызвать, и единорога в плен взять.
— Я не способна, не способна! — Я разразилась слезами. — Тебе же известно, что не способна! Ты же знаешь, что я ничем таким не занимаюсь! Не говори так, Ричард! Не обвиняй меня хотя бы ты! Прежде всего — именно ты!
При виде моих рыданий весь его гнев тут же испарился; он быстро пересек комнату, сел рядом со мной и обнял, прижав мою голову к плечу.
— Я тебя не обвиняю, любовь моя. Я знаю, знаю, что ты никогда ничего не сделаешь во вред кому-либо. Тише, прости меня. И ты, конечно же, ни в чем не виновата.
— Если я иногда и вижу будущее, то у меня это получается непроизвольно.
— Я знаю.
— Да, знаешь, и уж ты-то лучше всех знаешь, что это милорд Бедфорд каждый день сажал меня перед зеркалом и заставлял в него смотреть. Но я только один раз что-то увидела там, да и то совершенно непонятное: какую-то битву, какую-то королеву верхом на коне… который был подкован… задом наперед. Герцог заявил тогда, что это ему неинтересно. Он упрекал меня в неумении предвидеть то, что действительно важно. Вот и оказалось, что я подвела его.
— Я все это помню. И знаю, что никакой магией ты не занимаешься. Успокойся, любимая.
— Но я действительно воспользовалась целебными травами для рождения нашей Элизабет. Хотя никогда не прибегла бы к магии ради зачатия ребенка! Ни за что!
— Конечно, любимая. Успокойся.
Я замолчала и вытерла глаза простыней, а он спросил:
— Жакетта, кто-нибудь еще знает рецепт того отвара, который она дала тебе? Или только ты одна? Кто-нибудь видел вас вместе в Пенсхёрсте? Кому-нибудь из придворных известно, что она туда ездила?
— Нет. Нас вместе видели только тамошние слуги и ее юный помощник.
— Ну что ж, тогда нам остается только молить Господа, чтобы она держала рот на замке. Даже если ее возведут на костер.
— На костер? — глупо повторила я, и мой муж кивнул.
Мы еще некоторое время молчали. Потом Ричард снова забрался в постель, и мы долго лежали, глядя, как за каминной решеткой догорают дрова.
— Ее сожгут как ведьму, — сказал вдруг Ричард совершенно бесцветным голосом. — И герцогиню тоже.
Вестминстерский дворец, Лондон, октябрь 1441 года
И герцогиню, и ведьму суд обвинил в одном и том же: в использовании черной магии и предательстве короля. Герцогиня, правда, твердила, что ходила к миссис Журдемайн исключительно за травами, повышающими плодовитость, поскольку хотела зачать ребенка и травница готовила для нее особое питье. И я, сидя в самом дальнем ряду позади прочих многочисленных любопытствующих, жадно слушавших все выступления в суде, отдавала себе отчет, что и сама совершила точно такое же «преступление».
Марджери уже не впервые обвиняли в колдовстве, а потому почти все вопросы к ней были связаны с тем, почему она все-таки продолжала заниматься своим ремеслом — травничеством, целительством, заклинаниями, предсказаниями. Выслушав все это, она посмотрела на Генри Чичеле, архиепископа Кентерберийского, так, словно только он мог понять ее, и ответила:
— Если у вас есть глаза, вам остается лишь смотреть и видеть. Эти травы растут для того, чтобы именно я использовала их. И занавес времени порой раздвигается только для меня. Я полагаю, что это особый дар, данный мне Господом.
Архиепископ ткнул пальцем в восковую куколку, лежавшую на столе перед ним, и с отвращением воскликнул:
— А это? Ведь это самое нечестивое и мерзкое преступление на свете — попытка умертвить короля, помазанника Божьего! Как может такое исходить от Господа?
— Эта куколка была сделана для помощи женщине в зачатии ребенка, — устало промолвила миссис Журдемайн. — Да, ей придан облик великого правителя — видите опушку из меха горностая и меч? Но только для того, чтобы зачать красивое и талантливое дитя, способное стать украшением своей страны и истинным сокровищем для родителей.
Я невольно приложила руку к животу, где уже зрел очередной плод нашей с Ричардом любви. Я ведь тоже надеялась, что мое дитя станет для нас и украшением страны, и истинным сокровищем.
Миссис Журдемайн некоторое время молча смотрела на архиепископа, а потом довольно грубо заявила ему: