– Стой! – крикнула она, но воздушный шар уже скрылся за крышей больницы. – Ну вот…
Послышались тихие всхлипы.
– Не плачь, милая, – я опустилась на колени. – Говорят, если загадать желание и отпустить шарик по ветру, желание сбудется.
– Правда?
– Загадывай скорее, пока он не улетел далеко.
Девочка моргнула, мигом собралась и замерла на секунду.
– Вот и умница!
Я встала и вдруг заметила позади толпу детей.
– Мы тоже хотим желание.
– Ну… – я поразмыслила. – Эти шарики не полетят сами. Им нужен ветер.
– На втором этаже есть место, где всегда дует! – воскликнул один ребенок.
Мимо обескураженных зрителей они побежали на второй этаж. Столпились у окна и по моей команде по очереди начали опускать шарики по ветру.
Довольные, розовощекие, дети вернулись в палаты. Каждый из них загадал желание и пустил мои шарики в свободный полет.
Я оперлась на подоконник и посмотрела, куда они улетели.
Да… Возможно, мне всё же придется заплатить штраф за летающие по городу шарики. Мысленно улыбнулась. И пусть.
Надо было на них хоть адрес больницы написать.
Хотя в итоге этого не потребовалось. Людская молва быстро разнесла, откуда уши растут. Ой, то есть, шарики летят! И про странное здание новой больницы, и про детей, которые там лежат и которых так весело развлекают актеры.
А клумбы вы возле больницы видели? Очень красивые, яркие, видно, ухаживают за ними. И внутри чистенько. Надо бы заглянуть.
А еще в этой больнице работает хороший хирург, вы слышали? И я не слышал, а он работает.
Слухами наполнился город, и к новой больнице потянулись недоверчивые клиенты.
Не знаю, такого ли эффекта ждала Рита Кроу, но жители Фрица к новой больнице однозначно потеплели. Уже на следующий день приемная была забита, люди спрашивали, задавали вопросы, знакомились с новым, ярким, необычным. Рита Кроу осталась довольна, о чем сообщила лично и отвесила мешочек с почти сотней серебряных.
– Но это же так много!
– Больница принесет мне в разы больше, – улыбнулась главврач на прощание.
Ее ждала работа, знакомство с новыми посетителями, а меня – расчет.
– Двадцать серебряных?! – разинул рот Сева.
– Каждому.
Глаза Лизы блеснули, когда я передала ей мешочек с их долей.
– Сколько же стоил этот праздник?
– Я поделила поровну, с учетом трат на материалы, реквизит, шарики. Всё это стоило денег.
– Мы богаты! – весело воскликнул Сева.
– Идите домой, вечером обсудим, – велела детям. – Мне нужно еще отдать долг одному человеку.
Этим человеком был Светлейший. У меня впервые появилась большая сумма денег, и я смогла вернуть ему всё, что была должна.
– Алина, я думал, вы решили вернуться в мой дом, а вы… – он был недоволен.
– Простите.
В последнее время при каждой нашей встрече мне приходилось извиняться. Взгляд в пол, губа прикушена – это уже вошло в привычку.
– Бросьте, вы мне ничего не должны.
– Ну, теперь не должна. Спасибо за вашу помощь в начале моего пути.
– Мне казалось, я вам нравлюсь. Казалось, что я для вас что-то значу.
Вместо стыда, его слова вызвали во мне непонятную злость. Почему я каждый раз должна оправдываться, что хочу жить так, как хочу. И чувствовать то, что хочу. Неужели, всему виной этот долг?
Поскорее всучила ему мешочек с долгом и поспешила ретироваться. Я не была готова к этому разговору. Не сейчас.
– Мне просто нужно еще время, – выпалила очередное оправдание. – До свидания, Юстас!
Светлейший остался позади. В спину рванул ветер, будто подталкивая скорее уйти отсюда. И я отдалась его силе.
Забежала в хозяйственный магазин, купила смесь для ремонта стен в доме. Потом на рынок. Мясо, овощи, леденцы для детей и пачку горячего шоколада для себя.
Мы молодцы! Жизнь налаживается!
Так я думала, пока не вернулась домой.
Вместо веселого смеха я услышала удручающую тишину. В доме никого не было. Я метнулась на чердак – пусто.
Взяв свою долю, Лиза и Сева ушли.
Глава 29
"Шлеп", – залепила очередную трещину.
Сидя на лестнице, я занималась ремонтом. Еще минуту назад я могла в щель разглядеть улицу, услышать топот лошадиных копыт от проезжающей мимо повозки.
Теперь стало тише.
Лестница внизу скрипнула – и на меня чуть не наступил Демиан.
– Дьявол! Алина? Чего расселась на дороге?
Мужчина устал после работы и, видно, сильно нервничал. Рубашка расстегнута, рукава небрежно собраны.
– Пытаюсь понравиться твоим родственникам.
– Что? Не понял.
– Демиан Мор-Госсен, – я посмотрела на него снизу. – Почему ты запустил этот дом? Щели, сквозняки, осыпавшаяся краска. Твоим родителям бы это не понравилось.
– Только на этой половине.
– Очень странное решение – жить на одной половине дома, а другую забросить в край.
– Здесь раньше жил мой дед, Ульрих Мор-Госсен. Мы не сказать, чтобы ладили.
– И после его смерти ты решил превратить его часть дома в руины? Оригинально.
– Просто не люблю здесь находиться. Дед будто дышит в спину.
"Шлеп", – замазка потекла по стене.
– Непутевая, – Демиан отобрал у меня шпатель. – Надо вот так.
Потеснив меня на узенькой лестнице, мужчина принялся учить меня ремонту. С открытым ртом и ошалелым выражением лица я наблюдала, как он аккуратно втирает замазку в каждую трещину. Бормочет под нос, старается. Умеет ведь! Руки из нужного места растут. Чего же тогда ждал, пока дом развалится?
– А где твои бродяжки? – вдруг спросил он.
Я поникла.
– Ушли.
Демиан молча заделал последнюю дыру. Стена перестала походить на деревянное решето. И пусть поверх еще следовало положить краску, первый шаг был сделан.
– Не вини себя, они не простые дети.
– Другой человек говорил мне то же самое, – я вспомнила фокусника Густава.
– Эти дети многое повидали в жизни. Уж поверь, в полиции часто приходится работать с бродягами. При всей доброте, оказанной помощи, они никогда не остаются. Не верят людям. И это недоверие сложно преодолеть подарками, шариками и пирожками.
– Я уже поняла…
– Не грусти, – Демиан щелкнул меня по носу. – Дай им время.
Часто-часто заморгала. Ну вот, только отвлеклась, и опять подступают слезы.
Я успела привязаться к этим ребятам, хоть до последнего отрицала это. Почему-то видела в них себя, такую же потерянную в этом мире, ненужную, без средств и без будущего. Казалось, я смогла обеспечить им уют, дала ночлег, теплую еду. Но нет…
– Пойду, – вытерла руки о тряпку и поплелась к себе.
Как вдруг краем глаза увидела тень у лестницы на чердак.
– Лиза? Сева? Вы вернулись?
Метнулась к люку. Взлетела по узкой лестнице и не поверила своим глазам.
Нет, не вернулись.
Вместо них на чердаке вовсю хозяйничали синеглазые демоны.
Они кружились, играли в догонялки, отбирали друг у друга голубой шарик, оставленный Севой. Будто дети, играющие в невидимую игру.
Их синие глаза светились в темноте чердака, как яркие звезды на небе, и нисколько не пугали. Сотканные из тьмы, они почти сливались с пространством чердака. Если бы не яркий воздушный шарик, витающий в воздухе, я могла бы их не заметить.
Зрелище завораживало и пугало.
Вдруг одна из теней заметила меня. Синеглазые собратья дружно застыли на месте. Голубой шарик медленно опустился на пол.
– Играйте-играйте… – пролепетала и попятилась назад.
Что я несу? Демоны? Играют в шарики? Кажется, я дурно влияю на всех темных в этом доме. Демиан ремонтирует стены, его демоны резвятся на чердаке, как малые дети.
Дети.
А ведь точно. Ведут себя, как обычные дети.
Не понимая, что творю, я вновь посмотрела на дверцу люка. Ступая на цыпочках и стараясь не спугнуть, заглянула внутрь.
Демиан Мор-Госсен
Не помню, как отключился. Проснулся от бьющего в окно солнца, дурацкого щебета птиц за окном, в полном одиночестве. Скатился с кровати и первым делом задернул штору.
Весна. Худшее время года. У преступников весеннее обострение, у гражданских – любовные похождения в неположенное время и в неположенных местах. Весна так действует на людей. Становятся смелее, глупее, поступки – абсурднее. От того на работе весной всегда завал. С каждым годом всё хуже.
Только один свет меня не раздражал.
Алина.
Старик Ульрих непременно назвал бы меня тряпкой. А затем доходчиво прибавил клюкой. Сам-то он никогда не позволял женщинам согреть свое черствое сердце. Хотя, Берлингтон рассказывал мне одну историю. Будто мой дед в юности был влюблен. И не в кого-либо, а в светлую ведьму.
Ну, нет! Бред.
Только не Ульрих Мор-Госсен. Этот старый чурбан был влюблен только в свою черную тьму, безграничную силу, дареную власть. Его порождений боялся весь город. Черные вороны с огромными крыльями и острыми когтями предвещали скорое явление Темнейшего Мор-Госсена. Его никто не любил. Потому бред о его тайной любви к светлой я отрицал как самое абсурдное, что можно было придумать.
О чем я вообще?
Посмотрел по сторонам – тишина. По позвоночнику пронеслось странное беспокойство.
А где, собственно, мои демоны?
Я обошел весь дом, заглянул в кухню, вышел во двор, вернулся. Их нигде не было.
Шорох на потолке заставил вздрогнуть. Чердак!
Демоны были здесь. Все трое. Двое, которые воплотились, когда я был юным. И третий – тогда, в библиотеке…
Я хотел рявкнуть на них за непослушание, когда среди тьмы разглядел бледное тело.
Алина.
Внутри стало мертвецки холодно.
– Что вы с ней сделали?
Она лежала на тонком матрасе, на котором раньше спали бродяжки. Волосы разбросаны по подушке, будто просто спит.
Разогнав демонов, я схватил ее за плечи.
– Ай-ай! – она распахнула глаза, а я забыл, как дышать.
Жива.
– Прости меня, – порывисто прижал к себе. – Они больше никогда не притронутся к тебе. Обещаю.