— Знаешь, — сказала она, помолчав немного, — чем Скрипач отличается от фантома города?
Связь была на редкость хорошей, словно бы Надя стояла не в аномальной зоне под рухнувшим парапетом, а прямо в центре города под вышкой.
— Чем? — спросила она, смутившись от неожиданности.
Послышалось шуршание бумаги, такое отчётливое, будто шуршали у Нади перед носом.
— Вот и я не знаю… — задумчиво проговорила Сабрина. — Точно так же зародился с пустого места, тоже исчез в неизвестном направлении. Отчёты поисковиков какие-то мутные. Кажется, они его всё-таки не уничтожили. Тут написано, что, предположительно, Майский Арт вызвал к жизни сущность, а потом сущность его же и убила. Заколдованный круг — и дело можно закрывать. Тем более, теперь уже не выяснишь, он вызвал или не он.
— Подожди, — перебила её Надя, перехватывая телефон другой рукой — правая занемела от холода. — Есть несколько формулировок, которые пишут в отчётах по уничтожению. «Полная зачистка» — если медиумы подтвердили, что сущности больше нет. «Информационная чистота» — это если чистоту подтвердили приборы, а медиумы засомневались. И последнее…
— Отработано, — отчётливо произнесла Сабрина и перестала шуршать бумагой.
— Это значит, что исчезновение сущности ничем не подтвердилось, но и сделать что-то ещё у них не вышло. Вот демоны, — ругнулась Надя с опозданием. — Значит, я была права. И что теперь делать?
— Натрави их друг на друга, — сказала Сабрина.
Надя быстро глянула на уцелевшую часть парапета: оттуда за ней уже наблюдали с недоброжелательным интересом. Нужно бы вернуться к работе или хотя бы сделать вид.
— Правильно. Пусть разнесут полгорода, нам же не жалко. Ладно, приезжай. — Надя торопливо сбросила вызов, потому что по осыпавшимся камням к ней спускался товарищ полковник поисковых войск.
Она была уверена, что этой ночью кому-то пришла в голову точно такая же мысль, как и Сабрине. Натравить их друг на друга. Город оказался сильнее. Второй — как мелкий хищный зверёк — вцепился в него и рвал зубами, и даже нанёс кровоточащую рану, но не убил. Не хватило сил, чтобы убить.
— Приношу свои извинения, но вам придётся сдать все средства связи.
— Я арестована? — поинтересовалась Надя. Она сдала телефон — разве могла бы не сдать?
— Нет. Вы задержаны до выяснения обстоятельств. У нас появились сведения, что этой ночью вы были на набережной.
Надя посмотрела в его застывшее лицо, взглядом поискала Антонио среди выстроившихся на парапете военных. Бесполезно.
— И что же? — нервно переспросила Надя. Ей следовало бы вести себя спокойнее, но теперь уже не получалось.
— Именно в то время, когда произошло обрушение.
Она почти рассмеялась.
— Это не доказательство.
— Пожалуйста, пройдёмте.
Что она могла сделать? Разве что нырнуть в ледяную воду и утонуть в воспоминаниях о фантоме, в его призрачном следе. Но в машине было хотя бы теплее, и скучал водитель.
День начался паршиво, а закончился ещё хуже. Надя сидела в допросной комнате — но по другую сторону стола. Было непривычно. Ощущение затянувшейся ошибки мешало ей думать.
— Нет, вы серьёзно полагаете, что я вызвала фантом города, чтобы разрушить набережную?
Разумеется, с ней разговаривал не полковник. Полковник наверняка давно был дома и поглощал поздний ужин. Наде ужина не полагалось. Напротив неё сидел майор поисковых войск, и рубашка его в приглушённом свете казалась то пыльной, то промасленной. Белый свет бил Наде в лицо, потому ни узнать, ни запомнить лицо следователя она не могла.
Это был не Центр, где она знала каждый тёмный угол. Это была контора поисковиков — основательное приземистое здание, окна которого выходили прямо на набережную. Ко входу вела каменная лестница, а в коридорах нет-нет да и попадались патриотические военные плакаты, пожелтевшие, но не покорённые.
Надя отчётливо ощущала, как рушится её мир под напором серого камня и старых военных плакатов, и от этого ей делалось ещё хуже.
— Мы серьёзно полагаем, что вы обладаете большей информацией, чем рассказали. Зачем вы пришли ночью на набережную?
— Я вам уже сказала, зачем! — Она прекрасно знала, что так нельзя. Она ещё лучше знала, что нужно говорить спокойно и убедительно, но голова раскалывалась, внутренности сводило, и спокойно не получалось. — Я вела дело об убийстве девочки. Подозревала, что оно произошло по вине фантома города, как и двадцать пять лет назад.
— То есть, изучив данные о самоубийстве, — он сделал красноречивую паузу, — девочки, вы тут же подумали о фантоме города?
Надя вжалась в спинку стула. Антонио не придёт её спасать. Может, не посчитает нужным, а может, он просто понятия не имеет, как её спасти. Сабрина, наверное, рвёт и мечет, но она тоже ничего не сможет поделать. Неужели придётся ночевать в камере? Худшего варианта и не придумаешь.
У неё ко всему прочему болели глаза.
Следователь собирался уходить — складывал в стопку бумаги и выравнивал края. Наверное, если он уйдёт, к ней отправят другого, или же не пустят никого, а оставят поразмышлять в гнетущей тишине. Возможно, это была уловка, но Наде стало ещё тревожнее — он собирался уходить, так и не придя к утешительным выводам.
— Я хотел бы услышать от вас о фантоме. Поймите, что информация нужна для блага города. Что мы будем делать, если ночью он разгромит не набережную, а пару домов центре?
Надя отвернулась от белого света, как могла, а он продолжал.
— Я и мои коллеги хотим избавить мирных жителей от такой угрозы. А вы, чего хотите вы? Почему вы запираетесь, старший лейтенант Орлова? У нас есть видеозапись, датированная вчерашней ночью. Вы пришли на набережную, и в ту же ночь она рухнула. Что вы там делали?
— Это не доказательство, — фыркнула Надя в отчаянной попытке быть невозмутимой.
Она уже думала о видеозаписи. Она пришла на набережную не со стороны речного порта, где даже в полночь ярко горят фонари и бродят гуляющие. И не из центра города — так, чтобы через железнодорожные пути и мосты. Она вышла к Матери-птице по узенькой тропинке через рощу. Прошла по дремучим зарослям, нацепляв на себя ёжиков чертополоха и собрав подошвами кроссовок непросыхающую грязь. Где там могли найтись камеры?
Нет, камер быть не могло. Определённо — не могло. А это значит только одно, Надю подставили. Кто-то выдал её, тот, кто знал, что ночью она была на набережной. Кто, Вета и Антонио?
— Доказательство или нет, но у меня есть все основания, чтобы задержать вас.
Она упрямо склонила голову.
— По какому праву?
— По подозрению в злом умысле. Вы могли вызвать сущность и разрушить набережную. Конечно, потом вы бы переключились на что-то более существенное. Терроризм? Научный эксперимент? Шутка юмора? Я не знаю, зачем вы это сделали. Выдайте нам сущность, чтобы мы смогли её ликвидировать, и ваша совесть будет чиста, товарищ старший лейтенант.
Было много доводов и ещё больше возмущения, но Надя сдержала внутри и то, и другое. Следователь понимал и сам: ей незачем крушить набережную.
— Хорошо, вы можете подумать в тишине. Надеюсь, за эту ночь не случится больше никаких катастроф. Но если же случится — они будут на вашей совести. И девочка Алиса Васильева. Помните её? А знаете, скольких ещё детей он может убить?
Он вышел. Вместо него явились два конвоира и проводили Надю до дверей. В конце стерильно-светлого коридора нашлась всего одна дверь — с замком и паутинкой из тонких полупрозрачных нитей. Отсюда не сбежишь, только разве что ты — фантом города.
Единственное окно в камере находилось под потолком. Через стекло молочного цвета пробивались лучи солнца. У стены — узкая койка с тонким поролоновым настилом. Здесь было чисто и пахло нежилым помещением.
Единственное, что она услышала — звук собственных шагов. Ни шума ветра за окном, ни звуков в гулком коридоре — ничего. И ещё целая ночь один на один с мыслями. В углу комнаты Надя сползла по стенке вниз и сжалась там, обхватив коленки руками.
Она могла бы сдать Вету вместе с её фантомом города, вместе с Антонио, их неудавшимся романом, их загадочным прошлым и недоговорками. Несправедливо — они ведь даже не рассказали Наде всего. Велели, как служебной собаке: иди и найди.
Но жалость к самой себе не была конструктивной. Надя сморщилась, ткнулась лицом в локоть. Там всё ещё пахло лавандовым мылом и солнечным светом. И, чтобы не расстроится окончательно, заставила себя думать о другом.
Теперь уже не выяснить, был ли Арт единственным создателем Скрипача, или вместе с ним на заброшенный склад явился весь бывший восьмой «А» класс. Если считать, что первым Скрипач убил Арта, теперь новый фантом уничтожит остальных. Она могла бы узнать чуть точнее, но мама не расскажет. И по её взгляду не понять, скрывает ли она страшную тайну, боясь обвинений, или просто не в настроении болтать.
Если это правда, и новый фантом, как и первый, питается теми, кто их вызвал, грядут новые убийства. Что же, если поисковики не спохватятся вовремя, у неё будет возможность проверить эту теорию.
Ночь в камере — в целом, прекрасное время, чтобы подумать. Надя перебралась из своего угла на кровать. Плохо, что не прихватила с собой хотя бы куртку. Она была точно уверена, что не сумеет здесь заснуть.
— Дом с видом на набережную, — сказала Вета, спиной прижимаясь к Матери-птице. — Отлично помню.
Вооружённое оцепление к вечеру сняли, и теперь обрушенный парапет охраняли лишь трепещущие красные ленточки. Прохожих не было: все праздные гуляки переместились к зданию речного вокзала, а здесь даже фонари как будто светили не так ярко.
— Я там бывала, помнишь? Когда они хотели заполучить в своё безграничное владение фантом города. Несладко мне пришлось, — произнесла она, не особенно рассчитывая на ответ.
Антон стоял в тени стелы, хмуро уставившись в асфальт. Он помнил — Вета и не сомневалась, — но кому же захочется обсуждать давнюю и неприятную историю, после которой тебя бросила девушка. Правда, её тогда очень быстро выпустили. Обнаружили, что на такую наживку фантом города не поймать.