— Он умрёт, — говорит она на плохом португальском, — барон Суббота придёт за ним завтра.
«Не успеет», единственная моя мысль в голове. Не успеет Антонио привезти врача. Я не готова остаться без Фернандо.
Вторым приходит осознание, что барон Суббота — это вуду. Может быть, я неправильно понимаю её искорёженный португальский и то, что не понимаю, подгоняю под известные мне названия.
— Его можно спасти? — борясь с собственными предрассудками, произношу я. Мне сейчас важнее выяснить, если у Фернандо шанс выкарабкаться, чем уточнять вероисповедание знахарки.
Очевидно, что до приезда врача, без её помощи он может не дожить. Почему-то я безоговорочно верю женщине, которую вижу второй раз в жизни.
— Можно, — отвечает она, — ритуал сложный, нужна помощь кровных родных.
Какие родные у Фернандо я и не знаю, где они живы ли, я не знаю. К своему стыду, никогда не интересовалась его семьёй.
— Может быть, я смогу помочь вместо семьи, — с надеждой спрашиваю я.
Старуха качает головой, размахивая руками, словно мельница.
— Тебе нельзя помогать, — тыкнув в меня пальцем, произнесла она, — ребёночка носишь. Беременным нельзя заниматься магией.
Я в шоке уставилась на неё. Не знаю, что больше потрясает, её возможность отвоевать от смерти Фернандо или то, что она сообщает мне о том, что я жду ребёнка.
— А это магия? — осторожно спрашиваю я, не зная, как реагировать.
В своём мире я была атеисткой, не верящей ни в бога, ни в чёрта. Но то, что я попала сюда, в Бразилию конца семнадцатого века, доказывает, что что-то неподвластное логическому объяснению всё же существует. Называйте, как хотите, высшие силы, Господь бог, вселенная, ничего от имени не поменяется.
Но тёмная сторона для меня страшна своей неизвестностью, если бы я хотя бы что-то знала о вуду, то мне легче было бы принять решение.
— Ваша религия вуду? — спрашиваю я, замерев от страха.
— Что такое вуду? — Спрашивает меня старуха.
— Э, это религия такая, — пытаюсь объяснить как-то доступнее для её понимания, — в которой верят, что существуют духи, которые влияют на мир вокруг и людей.
— Да, мы верим в это, — соглашается матушка Аледжо, — мы поклоняемся духам Ориша.
Точно, осеняет меня. Вуду, это же общее наименование таких культов, которое подразделяется на гаитянское вуду в Новом Свете, винти в Суринаме, новоорлеанское вуду и сантерия на Кубе и в Доминикане. В Бразилии сложился свой особый культ вуду, называемый кандомбле.
Получается, что и здесь сдвиг в историческом диапазоне, который я знаю. По времени этой религии ещё не должно существовать. Этот культ появился в штате Байя в первой половине девятнадцатого века.
Если предположить, что всё же шаманов культа привозили вместе с рабами, то вполне естественно, что он появился с первыми африканцами на бразильской земле. А, как мощный культ, сформировалась только через два века. Единственное, что не меняется в моей голове, так это то, что кандомбле, это тоже магия и колдовство.
Значит, я всё-таки ошиблась, и старуха назвала какое-то другое имя, а не барона Субботы, так как он всё-таки характерен для гаитянского вуду.
Мне очень хочется поговорить с ней, чтобы разобраться в бразильской ветке культа, но время не ждёт и нужно вытаскивать Фернандо.
Я читала, что с того света возвращаются другие люди и что на самом деле колдуны вуду не могут вернуть человека к жизни, и чтобы обмануть безутешных родственников вселяют туда потусторонних духов.
Я делюсь своими опасениями со старухой, а в ответ получаю смех, больше похожий на карканье вороны.
— Управляющий ещё не мёртв, возвращать нечего, его душа пока находится в его теле, — говорит она, резко обрывая хохот.
Вот уж не думала, что смех может так пугать. Страх холодит мои конечности, я осторожно присаживаюсь на стул. Когда же, наконец, закончатся мои испытания?
— Даже с возвращением мужа, твои испытания не закончатся, — говорит она мне и заговорщицки подмигивает. — Не смотри на меня так, девушка из другого времени. Ты пришла, чтобы изменить этот мир.
Глава 38
Я думала, что до этого испытывала страх, но как же я ошибалась. Настоящий, животный ужас лишающий способности двигаться и думать поглотил меня сейчас. Как загипнотизированная смотрю я на веселящуюся старуху и, кроме, неё никого не вижу. Мир перестал существовать, я нахожусь в какой-то вязкой путине и перестаю дышать.
— Она очнётся, — прихожу я в себя от похлопываний по лицу, — белые женщины такие слабые.
Тихий голос старухи разрывает мозг. Я в панике рефлекторно сжимаюсь, закрывая голову и подтягивая ноги к животу.
— Я знаю, что ты уже очнулась, — толкает меня пальцем в плечо матушка Аледжо, — так и будешь валяться или всё-таки начнём спасать белого мужчину.
Она нависает надо мной хищной птицей и моё сердечно испуганно трепещет.
— Так, мне нельзя же, вы сами сказали, — удивляюсь, как беспомощно звучит мой голос и с каким трудом даются слова.
Неужели это я так могу говорить? Неуверенно, дрожа от страха. Куда делась уверенная в себе женщина двадцать первого века? Неужели колдовство настолько сильно, что заставило и меня панически бояться ведьму.
— Тебе нельзя, но приказать-то, ты должна, — она помогает встать мне на ноги, а меня шатает из стороны в сторону. — Мне нужен чёрный петух, чёрный баран, чёрная свинья. Всё остальное у меня есть. Ещё нужны четверо неболтливых рабов, чтобы его отнести к ближайшей роще.
Она показывает пальцем на Фернандо. Я могу только кивать, что я и делаю, голос куда-то пропал. Я сделаю всё, что она просит, не задавая лишних вопросов.
Матушка Аледжо сильна и это не физическая сила, к которой так любят прибегать испокон веков, и даже не сила духа. Это нечто большее, как будто она повелевает временем и пространством и в её власти оставить жить либо позволить умереть.
— Пойди скажи, что нужно приготовить, — говорю я, немного приходя в себя. — Скажи, что мой приказ.
Раб выскакивает за дверь, оставляя её открытой, старуха же её закрывает.
— Что ты хотела спросить? — прокаркала она, усаживаясь прямо на пол напротив меня.
Мне бы самой подняться, вот только сил почти нет и мне так хорошо сидеть, прислонившись спиной к стене.
— Почему я оказалась здесь? — задаю я самый волнующий меня вопрос.
— Не знаю почему, — говорит она на своей смеси португальского и неизвестного мне диалекта, размахивая руками, как ветряная мельница, — ты должна была оказаться здесь. Тебя позвал мужчина, и ты пришла на его зов. Ты ему нужна, чтобы выполнить своё предназначение.
Неужели это всё-таки проделки Мигеля? Хотя такой ответственный поступок не назовёшь проделкой.
— Откуда вы знаете, что я из другого мира? — с опаской спрашиваю я.
Господи, как страшно-то! Если она знает, что меня призвали в этот мир, то её возможности…как бы это сказать, не могу подобрать нужного слова. Безграничны, пожалуй, подойдёт.
И это такая абсолютнейшая власть, которой не обладают даже короли и президенты.
— Матушка Аледжо много чего знает, — говорит о себе в третьем лице старуха. — Белым этого не понять.
Я борюсь с рациональной частью мозга, который утверждает, что такого просто не может быть. Никто не знает прошлого и будущего. Другая же часть того самого мозга вопит, что нужно расспросить её обо всём, что волнует. Две любопытных половинки во мне учёного и женщины, каждая по-своему, но всё же примирившись решают расспросить колдунью.
Она словно чувствует, что сейчас происходит со мной:
— Ты можешь спросить всё, что тебя волнует.
— Этот мужчина, которому я должна помочь Мигель?
Она задумывается на мгновение, словно сверяя свои ощущения с барометром вселенной, и кивает.
— Вы же сказали, что я призвана изменить мир, — уточняю я, правильно ли я её поняла.
— Ты способна на многое, — говорит она, — но только через мужчину.
Из груди вырывается разочарованный вздох. Мир невозможно изменить в ключевых вопросах.
— Всё, что ты делаешь или задумала сделать тебе во благо, — утешает она меня, — но помни, что ты слабая женщина. Твой муж из тех мужчин, которые могут перевернуть мир за одну твою улыбку.
Мне приятно слышать от неё такие слова. Я терзалась по поводу наших отношений с Мигелем, точнее, их отсутствия.
— Мигель вернётся? — спрашиваю я её, прежде чем успеваю подумать, что она уже ответила на этот вопрос и исправляюсь. — Скоро он вернётся?
— Вернётся, когда этот мужчина начнёт выздоравливать, — уверенно говорит матушка Аледжо, и я ей верю. — Вас ждут сложные времена.
Опять! Когда кто-нибудь скажет, а дальше у тебя не жизнь, а сказка. Ни от кого не слышала, только все пугают.
— С ребёнком будет всё в порядке? Он родится? — беспокоюсь я о ребёнке, хотя не до конца верю, что беременна.
— Родится у тебя мальчик, здоровый, умный и красивый, — успокаивает меня она.
Ладно, сложные так сложные. Когда легко-то было? Главное, что Мигель вернётся и ребёнок родится здоровый, а остальное я переживу. Мы с Мигелем переживём.
— Хозяйка, — скребётся в дверь раб, не смея даже заглянуть. Вот насколько сильно сидит в них страх перед матушкой Аледжо, — всё готово.
— Заходи, Сэм, — отдаёт распоряжение рабыня, как хозяйка. — Поднимайте белого и несите в рощу. Туда же гоните скот.
Я встаю, чтобы проследовать за ней, но колдунья меня останавливает:
— Иди приляг, я пришлю с Сарой питьё, и ты поспишь.
— Но я не хочу спать, мне ещё столько предстоит сделать, — начинаю я.
— Вот именно поэтому тебе и нужно поспать, — говорит она строгим тоном. — Твой мужчина останется у меня, я присмотрю за ним до выздоровления.
Глава 39
Дона Смита совершенно не интересовало самочувствие управляющего. Я его всё реже видела в усадьбе, где он пропадает, поверенный не сообщал, отделываясь улыбками и обтекаемыми фразами.
Я же часто пропадала у матушки Аледжо. Она носилась со мной, как курица с яйцом. Она готовила мне питьё, которое снимало ненадолго тошноту, мучавшую меня уже на протяжении месяца.