— Это моё последнее слово, — жёстче, чем следовало произношу я. — Уходи и живи своей жизнью. Без нас.
Вижу, как его руки замирают в опасной близости от моих плеч. Так и, не решившись обнять, он бессильно опускает руки и выходит из комнаты.
Даже здесь какая колоссальная разница. Фернандо будет молча страдать, Мигель же возьмёт своё и добьётся, наплевав на препятствия. Может быть, я не права и Фернандо сдерживает только дружба. Вот только для настоящей любви нет препятствий.
Я как собака на сене, гоню, но не отпускаю.
— Милы нет, в комнате убрано, если не считать пыли, а вот у Джона, всё перевёрнуто, будто что-то искали, — произносит Мигель. В глазах горит возбуждение. Он в своей стихии. — А где Фернандо?
— Ушёл сразу за тобой, — спокойно отвечаю я.
— Я разослал слуг на поиски Джона и Верейро, — говорит Мигель. — Я чувствую, что без твоего несостоявшегося муженька дело не обошлось.
Я пожимаю плечами. Мне-то что за дело до его разборок с теми, кто ему проигрался. Даже удачливость имеет свойство заканчиваться, не следует ей злоупотреблять.
— Рабы говорят, что он не уехал, а всё время крутился здесь, — Мигель меряет шагами кабинет. Мне передаются отголоски его чувств от смятения до вины за то, что оставил меня здесь, недооценив опасность. — Не думал я, что этот слизняк Верейро решит вернуть себе плантацию.
— Так, часто бывает, — отвечаю я, — сильные не пренебрегают слабыми, считая их неспособными сопротивляться. Но крыса, загнанная в угол, может быть страшнее льва. Вот и Верейро, оставшись у разбитого корыта, решил вернуть своё любой ценой. Нет больших и маленьких врагов, Мигель, есть просто враги.
— Я знаю, что Смит не виноват, — жёстко говорит муж.
— Мигель, я попросила у него бумаги на плантацию, а он сказал, что у него их нет, посоветовал поискать самой. Я искала, но не нашла, — говорю я. — Да и с Милой он последнее время часто общался.
— У него и не могло быть бумаг, я забрал их с собой и поместил в банк, — как само собой разумеющееся говорит Мигель, — все важные бумаги я держу в банке.
Очень разумные действия, я даже посмотрела на него с уважением. Может, и получится у нас совместная жизнь, если прикрутить ревность до разумных пределов.
— Он оформлял земли на кофейные плантации и вдоль русла реки, вдруг эти бумаги искали? — спрашиваю я, а сама кидаюсь к столу мужа.
— Ты хранила бумаги в доме? — настороженно спрашивает Мигель.
— Да, здесь, я заперла их в твоём столе, — я дёргаю за ручку запертого ящика, и он отъезжает. Бумаг там нет.
Глава 50
Поднимаю глаза на мужа. Сердце от страха колотится, как ненормальное. Хочу сказать, что они лежали здесь, в запертом ящике, но спазм перехватывает горло, и я издаю полухрип — полустон.
— Тори, о чём ты думала, когда оставляла здесь бумаги? — спрашивает Мигель недовольным тоном.
Я показываю на горло, что хотела бы ответить, но не могу. Не нравится мне такая реакция моего тела на стресс.
— Вопрос риторический, — отвечает он сам себе. — Ясное дело, что ты вообще не думала.
Что значит я не думала? Ящик стола заперт на ключ. Я нахожусь в собственном доме, кого мне опасаться? У меня нет мании преследования.
— Замок в ящике стола можно взломать ногтем, что, видимо, и проделали, — говорит Мигель. — Понимаешь почему я храню все важные документы в банке. В крайнем случае в тайнике.
Я задыхаюсь от негодования и такой почти святой правильности мужа. Весь он такой белый и пушистый, если не считать работорговли и игры в карты.
— Пошёл ты, Мигель, — едва слышно шепчу я и бреду к выходу из кабинета.
Уйду, плевать куда, в конце концов, я себя тоже не на помойке нашла, чтобы со мной обращаться подобным образом.
Да, исчезли документы, а я при чём? Он объяснил мне элементарные правила? Нет, сбежал на второй день брака, чтобы явиться и упрекать меня.
Я так зла сейчас, что руки чешутся заехать ему по физиономии. Но вместо этого слёзы капают из глаз. Отворачиваюсь и бреду к выходу. Может быть, я действительно ошиблась в доне Смите. Ещё немного и я позорно разревусь прямо в кабинете мужа.
— Постой, — Мигель удерживает меня за руку, разворачивает лицом к себе. — Ну, что ты?
Он прижимает моё лицо к своему плечу, гладит волосы, что-то утешающе бормочет.
Его ласковый голос и объятия разрушают последний бастион моей сдержанности. Во зачем он так? Сначала доведёт до слёз, а потом утешает.
— Ты из-за бумаг так расстроилась? — смотрит он на меня снисходительным взглядом.
— Не только из-за бумаг, — всхлипывая говорю я. И так гормоны шалят и всё время тянет то спать, то смеяться, то плакать, ещё и он добавляет переживаний. — Хотя и из-за них тоже. Ты хотя бы представляешь, какую работу мы проделали?
Затронув тему работы, я начинаю заводиться.
— Да, мы пахали, как проклятые, чтобы собрать урожай с деревьев, разбросанных по всей плантации. Затем, чтобы отобрать семена для посадки, прорастить их и высадить на отобранные мной участки.
— Не волнуйся, — успокаивает меня муж, — ты умница, что всё придумала, но делали-то всё рабы.
Вот тут у меня, как у быка на корриде, при виде красного плаща тореро, заливает кровью глаза.
— Да, неужели? — мои слова источают яд. — Кто нашёл эти деревья? Кто обучил рабов отличать их от других насаждений плантации? Кто учил их собирать ягоды кофе? Обрабатывать? Проращивать? Правильно срезать черенки и укоренять их? Откуда бы всё это знали рабы?
Мигель, сдерживая улыбку, кивает в такт моим вопросам.
— Меня больше интересует, откуда всё это знаешь ты? — удивлённо произносит Мигель, внимательно следя за моей реакцией.
— Я думаю, что ты сам знаешь ответ на свой вопрос, — отвечаю я, не сводя с него взгляда. — Так мы в гляделки можем играть долго, да Егорушкин?
Ни один мускул не дрогнул на лице мужа при упоминании фамилии студента, который загнал меня сюда.
— Что за странная фамилия? — спрашивает Мигель.
— Послушай, так получилось, что нас свела судьба, давай говорить откровенно, — устало говорю я, присаживаясь на ближайшее кресло. — Ты же не просто работорговец и игрок, ты ещё и колдун.
Вот тут глаза Мигеля загораются недобрым огнём. Он наклоняется ко мне и устрашающе спрашивает:
— Откуда ты это знаешь?
— Догадалась, — смело глядя в глаза, отвечаю я, — когда матушка Аледжо лечила Фернандо, мы с ней много разговаривали. Так вот, она сказала, что мы созданы друг для друга, но, чтобы понять это, нам придётся пройти немало испытаний.
Мигель молчит, словно и не с ним я разговариваю.
— И откуда вывод, что я колдун?
— Ты сказал, что не можешь не пойти в рейс, — продолжаю перечислять я, — любой мог бы отказаться, если он не член команды. Ты не член команды.
— И из этого ты сделала вывод, что я колдун?
— Ты был ошеломлён, когда увидел меня в первый раз, будто бы увидел призрака, — дожимаю его я.
— И отсюда вывод, что я колдун?
— Да, чёрт побери, на основе этого я и делаю такой вывод, — злюсь на него я. — А ещё ты очень похож на моего студента, который поспособствовал, чтобы я изнутри изучила историю Бразилии.
Мигель опять молчит, изучая меня. Я знаю, что права. Нутром чувствую, что моё появление в этом мире его рук дело.
— Тори, ты приходила мне во снах. Из-за тебя я не мог найти успокоение в объятиях самых опытных жриц любви. Я влюбился в женщину из сна.
Очень необычное признание. Я не ожидала, что именно так всё будет.
— Ты мой кошмар наяву, моё искушение и моё успокоение. Ты пробралась мне под кожу и растворилась, словно яд, в крови отравляя её.
— Всё это очень поэтично и льстит моему самолюбию, но что-то подсказывает мне, что ты уводишь разговор в сторону, — возвращаю я его на грешную землю.
— Это всё, что ты мне можешь ответить на признание в любви?
Глаза Мигеля опасно блестят, зная его характер, выкинуть он может всё что угодно. Но я не сдамся, прежде всего нужно узнать, он ли вызвал меня в этот мир.
— Пока ты мне не ответишь на вопрос, ты ли меня вытащил в этот мир, я тебе ничего не скажу ни о своих чувствах, ни о желаниях, — пробую достучаться до него.
— Да, чёрт побери! — кричит Мигель и я вздрагиваю. — Это я совершил обряд и призвал свою вторую половинку, где бы она ни была.
Охренеть! Занавес!
— Тори, я ревнивый собственник и с этим ничего не поделать, — разводит Мигель руками. — А ещё я действительно колдун. Так получилось. Но я, богом клянусь, не сразу понял, что мой призыв сработал.
— Ты меня просто огорошил, одно дело догадываться, а другое знать.
— Да, ладно тебе, Тори, так уж сложилось, что наши судьбы тесно переплелись сквозь время. Я дал тебе возможность начать новую жизнь, что тебя не устраивает?
Сложный вопрос, если всё рассматривать под таким углом, то да, всё отлично. А если…
Да, ладно, Тори, да при да если, всё отлично. Новая жизнь дала тебе то, чего не было в прошлой — мужа и ребёнка. Самое заветное желание — иметь семью — исполнилось. В общем, я благодарна Мигелю.
— Всё меня устраивает, особенно если ты будешь мне доверять и не ревновать понапрасну.
Глава 51
Уже три дня ищем дона Смита и Милу, а всё без толку. С Мигелем на эту тему бесполезно говорить, у нас с ним разные точки зрения.
Думаю, что они уже сбежали в город или в Европу. Но Мигель, своим чутьём уверен, что Смит где-то на территории плантации.
Стараюсь не вспоминать о доне Смите. Он самое большое моё разочарование. Я ему так доверяла, за отца считала, а он так со мной поступил. Предал моё доверие. В душу плюнул. Хорошие воспоминания перекрываются чёрным недоверием и обидой.
— Дон Мигель, нашли, — вбегает надсмотрщик Антонио, который, к слову, так и не смог привезти врача Фернандо.
Мы с мужем сидим в гостиной. Он читает книгу, а я как бы это ни было для меня удивительно, вышиваю. Проснулась память моего тела на рукоделие, и я не стала её глушить, с упоением готовя приданое своим малышам.