К сожалению, они были пьяны настолько, что лишь на следующий день поняли, что в их отсутствие в бунгало кто-то побывал.
В тот момент, когда Марьяна увидела мертвое лицо Митрича, все ее планы, все ее надежды осыпались пеплом. Митрич был ей нужен. Сего смертью оборвалась та единственная ниточка, которая могла вывести ее на след убийцы сестры.
Лену убили. Теперь она в этом почти не сомневалась. Вот только единственного свидетеля самого больше нет в живых.
Марьяна сразу догадалась, что сторож исчез не просто так, что той ночью он видел что-то такое, что заставило его сорваться с насиженного места. Что это было? Страх или чувство вины?.. Она не знала. Она пыталась его найти, но как найти такого человека! Гол как сокол… Ветер в поле… Ивот он вернулся! Поселился на лодочной станции, подвизался работать сторожем. Стоило потратить час своего времени и двести миллилитров спирта, чтобы попробовать узнать, что же он видел той проклятой ночью…
К ее приходу Митрич уже был навеселе, но презент принял с поспешной жадностью, откупорил пробку, сделал большой глоток и даже не поморщился.
–Эх, хорош спиртик! Вот о чем жалею, так это о нем, родимом. Раньше-то, бывало, мне кой-чего перепадало.– Он посмотрел на Марьяну мутным взглядом, спросил:– Зачем пришла?
Она рассказала, зачем пришла, без обиняков и экивоков. Пока рассказывала, не сводила взгляда с помятой морды Митрича.
–Ядумаю, вы могли что-то видеть той ночью,– закончила она решительно.
Прежде чем ответить, Митрич снова отхлебнул спирта.
–Ишь, какая!– сказал с мерзкой ухмылкой.– Думает она. Может, видел, а может, и не видел. Нет!– Он поднял заскорузлый указательный палец.– Кое-кого точно видел. Сначала одного видел, потом другого. Акоторый из них твою сеструху того… в колодец столкнул, не скажу.
Сначала одного, потом другого… Выходит, их было двое?
–Ачто вы мне скажете?– Сердце сжалось. Сейчас, если повезет, она узнает имена.
–Аскажу я тебе следующее,– Митрич осклабился.– Десять кусков! Впрошлый раз я продешевил, задарма, считай, из родного гнезда вылетел, но теперь меня на мякине не проведешь.
–Рублей?
–Ты что, голуба моя?! Долларов!
–Уменя столько нет.
–Аты поищи. Вдруг да найдешь. Сегодня поищи, а завтра приходи, если сыщешь. Поверь, голуба моя, Митричу есть что тебе рассказать. Ты уж постарайся.
Как же она ненавидела его в тот момент! Эту наглую пьяную рожу, эту сволочь, семь лет знавшую, что совершено преступление, знавшую и молчавшую!
–Ине гневайся, красотуля! Каждый выплывает, как умеет. Ты давай поспеши, а то я ведь могу и счетчик включить.– Митрич залпом осушил склянку.– Аспирт у тебя отменный! Завтра еще принеси, обмоем сделку.
Полдня Марьяна потратила на то, чтобы смотаться в город, снять со счета деньги. Она не станет ждать завтрашнего дня, она узнает все уже сегодня. Митрич сказал, что прошлый раз он продешевил. Значит, тогда ему заплатили, уговорили уехать, устранили неудобного свидетеля.
Ничего не вышло. Ей помешали Морган с Сотником. За каким-то чертом этим двоим тоже понадобился Митрич, а Митрича не оказалось на лодочной станции. Ивот его тело нашли в колодце, в том самом колодце, в котором она сама вчера едва не погибла. Скотина Митрич мертв и больше ничего ей не расскажет, все придется начинать с самого начала…
А ночь надвигается с неумолимой неизбежностью, и телефон молчит… Глупо было надеяться, что после всего одного случайного свидания может случиться что-то особенное, что-то такое, о чем она читала в книгах, но чего никогда не испытывала в жизни. Ну, не случилось и не случилось! Ей есть чем заняться. Для начала нужно наведаться в «Поплавок», поискать кого-нибудь, кто работал той ночью. Вдруг всплывет что-то новое.
Не всплыло… Никто ничего не помнил. Или делал вид, что не помнит, а настаивать Марьяна побоялась. Ее интерес к событиям семилетней давности и так мог показаться странным. Надо что-то придумать. Митрича больше нет, но те двое наверняка где-то поблизости. Ивполне вероятно, что Митрич решился на шантаж. Десять тысяч с нее за информацию, а с кого-то другого– за молчание. Икто эти загадочные «они»? Втот вечер в «Поплавке» была уйма народу. Все добропорядочные, благонадежные– цвет Левого берега. Аесть еще Правый берег, и здесь счет может пойти даже не на десятки подозреваемых, а на сотни. Надо думать.
А Морган так и не позвонил. Марьяна из последних сил боролась со своей гордостью и со своим страхом. Кполуночи гордости почти не осталось, а страх сделался невыносимым, и она решилась.
Телефон Моргана был включен, но на звонок так никто и не ответил. Это могло означать лишь одно– не будь назойливой, Марьяна Васильевна, оставь меня в покое. Ничего, она как-нибудь сама. До этого справлялась и сейчас справится. Еще раз проверить засов на двери, задернуть шторы, чтобы не видеть и не слышать, не контактировать с тем, что осталось там, в ночи. Ифинальным аккордом– таблетка снотворного с бокалом вина, чтобы уже точно наверняка. Она не спала две ночи подряд, ей необходим сон. Апотом с головой под одеяло, как в детстве, во время грозы. Сейчас нет грозы, но в окно кто-то скребется, тихо и настойчиво.
–Уходи! Убирайся!
–Пойдем со мной… Пойдем, я спою тебе колыбельную…
Да, колыбельная– лучшее средство от бессонницы, по-другому ей ни за что не уснуть…
Одеяло соскальзывает на пол. Иона тоже соскальзывает… Комната раскачивается, как палуба корабля. Или как колыбель. Вперед-назад. До двери уже никак не добраться, на пушистом ковре мягко, как на перине.
–Уходи! Мне не нужна колыбельная. Яуже сплю…
Досадливый вздох близко-близко, прямо над ухом, но поднять отяжелевшие веки нет никаких сил. Она спит…
В ее сон, пушистый и мягкий, ворвался настойчивый стук.
–Уходи! Хватит!
–Марьяна Васильевна, откройте! Марьяна Васильевна, беда!..
Она села, уперлась ладонями в пол. Значит, не приснилось, значит, она и в самом деле пыталась выйти из флигеля. Вголове стоял колокольный звон, и в перезвон этот вплетался зычный голос медсестры Марии Ивановны.
–Да откройте же!– Входная дверь содрогнулась от удара.
–Иду!– Марьяна встала, набросила халат, мельком глянула на часы– половина седьмого.– Что случилось?– спросила, открывая дверь.
–Наконец-то!– Мария Ивановна внесла свое дородное тело в прихожую.– Стучу вам, стучу, а вы не открываете.– Она вытянула шею, пытаясь заглянуть в гостиную.– Вы не одна?
–Мария Ивановна!– Отвечать на бестактный вопрос не было ни сил, ни желания.– Счего такой переполох? Что случилось?
–Случилось!– Медсестра схватилась за сердце.– Сидоровна померла!
–Как померла?– Марьяна привалилась плечом к дверному косяку.
–Акак помирают в ее возрасте? Легла спать и не проснулась. Я, как обычно, утречком к ней заглянула, а она лежит. Вы же знаете Сидоровну, она пташка ранняя, в половине шестого сама как штык на посту, а тут лежит. Як ней, а она холодная.– Мария Ивановна вздохнула, перекрестилась, сказала уже совсем другим, деловым тоном:– Что делать будем?
–Сейчас.– Марьяна сунула ноги в шлепанцы и как есть, в халате, вышла из флигеля.– Ядолжна посмотреть.
Обычно в комнате Сидоровны пахло как в библиотеке из-за занимавшего полстены стеллажа с книгами, но сейчас к привычному запаху старых книг примешивался запах мочи. Сама старушка лежала на кровати. Седые волосы заплетены в жидкую косичку, ночная сорочка задралась до колен, обнажая болезненно худые ноги, скрюченные, как птичьи лапы, пальцы, казалось, хватали что-то невидимое. Напростыне под телом расползалось мокрое пятно.
–Вот так я ее и нашла,– шепотом сказала Мария Ивановна и аккуратно прикрыла за ними дверь.– Преставилась горемычная.
Марьяна подошла к окну, отдернула развеваемые утренним ветерком шторы. Впалату хлынул солнечный свет, неуместно живой и яркий в этот скорбный момент. Наподоконнике был песок, и она отстраненно подумала, что нужно будет сделать замечание санитарке.
–Пульс я первым делом проверила,– послышался за спиной голос медсестры.– Но вы все равно гляньте, засвидетельствуйте.
Смотреть в мертвое лицо Сидоровны было тяжело, но Марьяна себя заставила. Ичем дольше она смотрела, тем быстрее и тревожнее билось ее сердце. Скрюченные, точно в борьбе, пальцы, ссадины вокруг синих губ… Марьяна приподняла тонкое, как пергамент, веко, мысленно уже готовая к тому, что увидит. Кровоизлияние в склеру и конъюнктиву.
Лучше бы она ошиблась, потому что все это– и запах мочи, и ссадины, и кровоизлияния– указывало на то, что Сидоровна умерла от механической асфиксии. Старушку задушили… Марьяна огляделась. Наверное, вот этой подушкой…
–Ну что, Марьяна Васильевна?– спросила медсестра.– Убедились?
Не говоря ни слова, Марьяна вернулась к окну, скользнула взглядом по грязному подоконнику, выглянула на улицу. Пожарная лестница была совсем рядом, чтобы забраться с нее в палату, не нужно ни особой ловкости, ни особой силы. Вот только какой во всем этом смысл? Кому понадобилось убивать безобидную старушку?
Несмотря на гул в голове, соображала Марьяна на удивление ясно. Разрозненные кусочки головоломки начали складываться в цельную картинку.
Внезапная и нелепая смерть Митрича, так и не успевшего рассказать, кто убил Лену. Задушенная в собственной постели Сидоровна, у которой она так и не узнала, кому понадобились записи графа Лемешева. Рассказ о спрятанном в колодце кладе, который больше похож на сказку, чем на правду. Ачто, если кто-то поверил в сказку? Кто-то безжалостный и бессердечный, готовый идти до конца…
Марьяна подошла к стеллажу с книгами. Она неоднократно бывала в палате Сидоровны и ясно представляла, с каким почти маниакальным вниманием та относилась к своей библиотеке. Книги стояли на полке корешок к корешку, по струнке. Сидоровна сама за ними ухаживала, не позволяла санитарке даже стирать с них пыль. Напервый взгляд все было по-прежнему, но только на первый взгляд. Привычного идеального порядка не было. Определенно, этой ночью кто-то устроил здесь обыск, пусть аккуратный, но не безупречный. Вопрос