– Не соблазнитесь ли?
– Очень мило с вашей стороны. Пожалуй, соблазнюсь.
Она взяла сигарету, и он сел рядом с ней и склонился поближе, чиркнув спичкой.
– Деннис, – представился он.
– Айрис Картер-Дженкинс, – ответила Джульетта.
Она впервые представилась этим именем (если не считать репетиций перед зеркалом). Она чувствовала, как Айрис расправляется, обретает объем, словно бабочка, только что вышедшая из куколки.
– И что же такая милая девушка делает в такой мутной забегаловке? – осведомился «Деннис».
Он что, набрал лексикон своего персонажа из фильмов? Гангстерских, видимо. Кроме первоначального соблазнения, у Джульетты не было заготовленных реплик. Но это, конечно, часть испытания – ее проверяют на умение импровизировать.
– Ну… я живу тут, недалеко.
– В самом деле? – Когда он помогал ей прикурить, то придвинулся совсем близко, да так и остался в этой позиции; Джульетте было неудобно, и она совсем растерялась, когда он накрыл ее руку своей. – Недалеко, говоришь? Удачно. Так что, пошли отсюда? – Он вытащил бумажник: – Сколько?
Джульетта не поняла. Он что, хочет, чтобы она отгадала сумму счета? Или чтобы поучаствовала в оплате? Краем глаза она видела, что женщина в бордовой шляпе встала и приближается к ним.
Подойдя к их столу, женщина схватила Джульетту за другую руку и воскликнула:
– Вы ведь Айрис? Вы подруга моей племянницы, Марджори.
Она улыбнулась Деннису:
– Простите, нам с Айрис надо очень много о чем поговорить.
– Боюсь, мы уже уходим. – Деннис встал. – Правда, Айрис? Ну, ты идешь?
Он потянул ее за руку, поднимая на ноги, но женщина в бордовой шляпе все еще держала Джульетту за другую руку (довольно крепко). Не обращая внимания на Денниса, она сказала:
– Вы ведь знаете, что Марджори теперь живет в Харпендене?
– Понятия не имела. – Джульетта решила поддержать разговор («Старайтесь не играть, а просто быть»). – Я думала, она живет в Беркхэмстеде.
(Ведь правда, что-нибудь такое было бы гораздо лучше в качестве пароля и отзыва? Меньше возможности ошибиться?) Женщина и Деннис занялись перетягиванием каната (с Джульеттой в роли каната). Интересно, подумала Джульетта, когда они перестанут – может быть, лишь тогда, когда разорвут ее пополам? К счастью, Деннис, оценив упорство противника, бросил добычу и вернулся за свой столик, что-то бормоча (возможно, грязные ругательства).
Победительница села без приглашения рядом с Джульеттой и спросила:
– Не соблазнитесь ли ватрушкой?
Джульетта растерялась, решив, что ей предлагают петрушку. К счастью, ватрушка оказалась разновидностью пирога.
– Их пекут прямо здесь, и очень хорошо пекут, – объяснила женщина.
– Очень мило с вашей стороны. Соблазнюсь, – ответила Джульетта.
– Соблазнитесь или пожалуй, соблазнитесь?
Господи боже ты мой, подумала Джульетта.
– Пожалуй, соблазнюсь.
– Отлично. Я, кстати, миссис Амброз, – сказала миссис Амброз.
– Видите ли, дорогая Айрис, – произнесла миссис Скейф, – движущая сила мировой революции – это мировое еврейство. Евреи подстрекали массы к беспорядкам еще в Средние века, правда, миссис Амброз?
– Верно, – благодушно согласилась миссис Амброз.
На самом деле ее звали Флоренс Эккерсли. Она уже много лет сотрудничала с Перри.
Миссис Скейф вонзила зубы в слоеную корзиночку с творогом. Для женщины таких габаритов она ела удивительно изящно. Миссис Скейф, видимо, любила кружева – они в разных видах украшали ее внушительный корпус. Аккуратно вытерев рот салфеткой, она продолжала:
– Самые недавние примеры – русская революция и Гражданская война в Испании. Еще чаю?
– Спасибо, – ответила Джульетта. – Давайте я налью. Миссис Амброз, еще чашечку?
Миссис Амброз ответила утвердительным мычанием: она поглощала выпечку с энтузиазмом, но ей недоставало изящества, свойственного хозяйке дома.
Был вечер субботы. Вот они мы, англичанки, подумала Джульетта. Занимаемся тем, что умеем лучше всех в мире, – пьем чай и беседуем по душам. Только в нашем случае конечная цель этой беседы – государственная измена, не говоря уже о разрушении цивилизации и британского образа жизни. Впрочем, если спросить миссис Скейф, на словах она окажется горячей сторонницей того и другого.
Супруг хозяйки дома, Эллори Скейф, был контр-адмиралом в отставке, членом парламента от какого-то заштатного округа в Нортгемптоншире и светочем «Правого клуба». Сейчас он по «Закону 18-Б» томился взаперти вместе с другими сторонниками фашистов. Миссис Скейф, соломенная вдова, продолжала дело мужа. «Станьте для нее младшей подругой, – сказал Перри. – Выведайте поподробнее, чем она занимается. Мы думаем, что она играет важную роль. И по слухам, у нее хранится копия „Красной книги“. Поразнюхайте там, посмотрите, что удастся найти».
Ее представили миссис Скейф как подругу племянницы миссис Амброз, уже упоминавшейся Марджори из Харпендена. Айрис «сомневалась» по поводу «нашего отношения» к Германии. Она была «твердой сторонницей умиротворения», и ей не нравилось, что противников этой войны все время выставляют заблуждающимися глупцами. («Выскажите какие-нибудь наивные антилиберальные взгляды, – посоветовал Перри. – Но смотрите не переигрывайте».)
– Это все взаимосвязанные части одного и того же плана, – ревностно объясняла Джульетте миссис Скейф. – Плана, который тайно разрабатывает и приводит в исполнение мировое еврейство согласно принципам, изложенным в «Протоколах сионских мудрецов». У вас есть эта книга?
– Нету, – ответила Джульетта, хотя на самом деле книга у нее была. Перри одолжил ей собственный экземпляр, чтобы она «получила представление о том, во что верят эти люди».
– Сейчас я вам дам. – Миссис Скейф позвонила в колокольчик, стоящий на подносе. – Как я рада, что миссис Амброз вас привела. Она – наш верный и добрый друг.
В комнату шмыгнула маленькая горничная, которая раньше подала им чай.
– Доддс, принесите мисс Картер-Дженкинс экземпляр книги. Вы знаете, о какой книге я говорю.
Горничная действительно знала. Утвердительно пискнув, она засеменила выполнять поручение.
Солнце заливало гостиную в третьем этаже дома на Пелэм-Плейс, хотя на улице еще было прохладно. Деревья под окнами уже начали разворачивать свежие юные листочки. Весна преисполняет душу надеждами. И все же – Дания только что капитулировала, немцы взяли Осло и установили марионеточное правительство с Квислингом во главе. Польша, Норвегия, Дания – Гитлер собирал страны, как марки. Как скоро у него будет полный комплект?
Будущее надвигалось безжалостным маршем. Джульетта еще помнила времена, когда Гитлер казался безобидным клоуном. Сейчас уже никому не было смешно. («Клоуны-то и есть самые опасные», – сказал Перри.)
Дом на Пелэм-Плейс с виду совершенно не походил на мозговой центр шпионской сети. Гостиная Скейфов была очаровательна – персидские ковры и два дивана, обитые дамаскетом цвета лососины. На боковом столике стояла китайская ваза с нарциссами, в камине ярко пылал огонь. Окна тоже были огромные, с таким количеством драпировок, что хватило бы на театральный занавес. Тут же стоял рояль. У них кто-нибудь играет? Миссис Скейф не похожа на любительницу ноктюрнов. Пальцы Джульетты сами собой растопырились, кисти округлились, мечтая опуститься на клавиши. Джульетта задумалась о том, каково ребенку расти в подобном доме. Если бы она, Джульетта, здесь выросла, то стала бы единомышленницей миссис Скейф?
Детей у миссис Скейф было двое, оба взрослые: Минерва и Иво. Интересно, что чувствует человек, пожизненно вынужденный носить такое причудливое имя. Минерва «охотилась» (словно это была профессия) и брала лошадей на передержку где-то в глубокой провинции (Корнуолл или Дорсет, что-то такое, чего Джульетта и вообразить себе не могла). Про Иво не говорили вообще («У него довольно левые взгляды», – объяснила миссис Амброз). Несмотря на все недостатки миссис Скейф, в ней была какая-то материнская теплота, и Джульетта изо всех сил старалась подавить растущую симпатию. Не будь эта женщина бешеной антисемиткой и обожательницей Гитлера, Джульетта могла бы с ней поладить. («Это весьма изрядные камни преткновения», – заметил Перри.)
Миссис Скейф уже лишилась слуги – он ушел на фронт, а горничную-немку интернировали, так что хозяйке пришлось обходиться кухаркой, бедняжкой Доддс и работником на все руки. Его звали Уиггинс, и он топал по дому и саду, наполняя каминные совки углем и дергая сорняки из грядок.
– Я хочу спасти Британию, – объявила миссис Скейф, приняв исполненную героизма позу над чайным столом.
– Как Боадицея, – предположила миссис Амброз.
– Но не от римлян. От жидов, коммунистов и масонов. Подонков, – любезным тоном добавила миссис Скейф. – Наш враг – иудеобольшевизм. И если мы хотим поднять Британию с колен, надо вымести врага с наших берегов.
(«Не путайте национализм с патриотизмом, – предостерег Перри Джульетту. – Национализм – первый шаг на пути к фашизму».)
Миссис Амброз начала клевать носом. Джульетта подумала, что, если не остережется, тоже задремлет. Хозяйка дома все бубнила, и от ее энтузиазма клонило в сон. Евреи были там и сям, повсюду. Это звучало так глупо, что казалось намеренным абсурдом, вроде детского стишка-перевертыша. Как удобно, должно быть, иметь козла отпущения, чтобы свалить на него все грехи мира. («К несчастью, первыми кандидатами обычно оказываются женщины и евреи».)
Джульетте казалось маловероятным, что евреи замышляют мировую революцию. Хотя, если вдуматься, почему бы и нет? С того места, где сейчас сидела Джульетта, утопая в дамаскетовых подушках цвета лососины, такое поведение казалось вполне логичным.
Она осторожно поставила чашку на блюдце, тщательно следя за своими движениями – будто неловкостью могла себя выдать. Добиться приглашения в святилище на Пелэм-Плейс – это уже была маленькая победа, но общение с миссис Скейф утомляло и нервировало, как прослушивание на важную роль.