Хозяйка лабиринта — страница 38 из 57


На пути к метро Джульетта трепетала от страха, нутром чуя, что за ней следят. Оглядевшись, она не заметила ни одного потенциального хвоста. Это ее не утешило, так как значило лишь, что если за ней действительно следят, то делают это очень умело.

Она сделала крюк – вышла из метро на станции «Риджент-стрит» и прошла пешком до Оксфорд-стрит, чтобы пересесть на другую линию. По пути она вошла в «Вулворт» через главный вход и вышла через противоположный – примитивная уловка с целью выявить хвост. Джульетта была так напряжена, что чуть не заорала, когда в нее врезалась уныло-бордово одетая женщина средних лет. На голове у женщины была косынка с узором из желтых и зеленых попугаев, а в руке – потертая хозяйственная сумка из дешевого кожзаменителя. Кажется, желтый и зеленый цвета ни в коем случае нельзя сочетать в одежде. Или это красный и зеленый? У матери Джульетты был целый список правил – что можно и чего нельзя делать при пошиве одежды. Горох с полоской и так далее. Мать заставила Джульетту выучить их все наизусть. Но независимо от каких бы то ни было правил косынка этой женщины была ужасна. А хозяйственная сумка – достаточно велика, чтобы при желании спрятать в ней оружие. Но даже охваченная паранойей Джульетта понимала, что вряд ли убийца явится в подобном наряде. Она боялась, что ее буйная фантазия начинает выходить из берегов.

Джульетта могла лишь предполагать, какой хаос начнется, если она вдруг сама вытащит оружие на Оксфорд-стрит. И не может же она стрелять во всех безвкусно одетых домохозяек – тогда застрянет тут на целый день. Домохозяйки стадами неслись в универмаг «Джон Льюис», где началась распродажа, – одетые все одинаково, в бесформенные габардиновые плащи и безнадежно немодные шляпки. Это все война, подумала Джульетта, вспомнив помятую жену фламинго. Она нас всех превратила в беженцев.


Когда поезд приехал, Джульетта зашла в вагон и тут же выскочила обратно в закрывающиеся двери. Никто не последовал за ней, платформа была пуста. Ни одной уныло одетой домохозяйки. Я веду себя глупо, подумала Джульетта. Подъехал следующий поезд, она вошла в вагон и села. Когда поезд тронулся, она взглянула в окно и заметила человека из кафе «Моретти» – ошибиться было невозможно, это его осповатое лицо и глаза-камешки. Он сидел на скамейке под плакатом с изображением тонизирующего вина «Санатоген», для которого служил никуда не годной рекламой. При нем был большой черный зонтик, похожий на посох. Он едва заметно взмахнул рукой, показывая, что узнал Джульетту, но она не могла сказать, что это: приветствие или угроза. В любом случае ее это ужасно выбило из колеи.

То, что случилось потом, напугало ее еще больше. Вдруг непонятно откуда на платформе появилась та самая женщина, которая врезалась в Джульетту у входа в «Вулворт», – носительница косынки с попугаями и сумки из дешевого кожзаменителя. Она села рядом с мужчиной из кафе «Моретти», и оба молча уставились на Джульетту, как две злобные парные подставки для книг. Тут поезд въехал в тоннель, и оба исчезли из виду.

Кто же они? Некая странная опергруппа из мужа и жены? Что вообще происходит? Джульетта понятия не имела. Рифмуется со словом «надоело», подумала она.


Та же дубовая дверь и медный молоточек в форме львиной головы. Джульетта узнала даже растущую у калитки гортензию, хотя сейчас, зимой, она не цвела. Джульетта подняла львиную голову и резко постучала по дубовой доске. Ничего. Она снова постучала и отшатнулась, когда дверь внезапно открылась. На пороге возникла молодая женщина с несколько загнанным видом, в фартуке с оборочками и мастерским штрихом – мазком муки на щеке. Образцовая молодая домохозяйка послевоенных лет.

– О, здравствуйте. Чем могу служить?

– Меня зовут Мадж Уилсон, – ответила Джульетта. – Я ищу людей, которые жили тут раньше.

Из глубин дома донесся гневный вопль. Женщина виновато засмеялась и сказала:

– Наверно, лучше будет, если вы зайдете.

Но я же совершенно незнакомый человек, подумала Джульетта. Почем вы знаете – может, я пришла вас убить?

Женщина вытерла руки о фартук:

– Простите, я в таком виде. У меня сегодня день выпечки.

Женщина доверчиво повела Джульетту по коридору. Обернувшись через плечо, она сказала:

– Меня зовут Филиппа… Филиппа Хоррокс.

В доме правдоподобно пахло мокрыми пеленками и скисшим молоком. Джульетта подумала, что ее сейчас стошнит.

Дверь в гостиную была открыта, и Джульетта бросила туда мимолетный взгляд. С тех пор как она в последний раз была в этом доме, в гостиной сделали ремонт. На один головокружительный миг она вернулась в прошлое. Она снова сидела на разрезном плюше дивана Годфри Тоби. («Не желаете ли, я принесу вам чаю, мисс Армстронг? Вероятно, это пойдет на пользу. Мы с вами пережили немалое потрясение».) Она мысленно хорошенько встряхнула сама себя.

Они вошли в кухню, и стал виден источник воплей – сердитый маленький мальчик, перепачканный яичным желтком и пристегнутый на высоком стульчике.

– Тимми, – объявила Филиппа Хоррокс, будто тут было чем гордиться.

– Какой очаровательный крепыш, – сказала Джульетта, внутренне вздрогнув. Как правило, дети внушали ей легкое отвращение.

– Может быть, выпьете кофе? – спросила Филиппа Хоррокс.

Джульетта заметила, что духовка пуста и тестом в доме не пахнет. Никаких мерных ложек, мисок для замеса, кухонных весов тоже видно не было. Вот тебе и «день выпечки». («Дьявол – в деталях», – говаривал Перри.)

– Нет, спасибо. Я ищу семью Хэзелдайн. Они жили в этом доме во время войны. Они друзья нашей семьи, и я пытаюсь их найти, чтобы пригласить на тридцатилетие свадьбы моих родителей.

(«Если уж решите врать, врите как следует».)

– Жемчужная, – сказала Филиппа Хоррокс.

– Что-что?

– Тридцать лет – это жемчужная свадьба. Двадцать пять лет – серебряная. Тридцать – жемчужная.

– Да-да, – сказала Джульетта, а сама подумала: «Я разговариваю, как Годфри Тоби».

– Мы в прошлом году отпраздновали деревянную. Пять лет. – Одно веко у Филиппы Хоррокс дернулось.

– Поздравляю.

– Хэзелдайн, – повторила Филиппа Хоррокс, делая вид, что старательно думает. – Вы уверены? Мы купили этот дом на аукционе в сорок шестом, а предыдущий владелец жил тут много лет.

– Его фамилия была Тоби?

– Нет, Смит.

Ну еще бы, конечно, подумала Джульетта.

– Вы уверены, что не хотите кофе? Я сама буду.

– О, ну хорошо, вы мне не оставили другого выхода. Две ложечки сахара, пожалуйста.


Кроме Тимми, обнаружились еще близнецы Кристофер и Валери – они в этом году пошли в школу и уже свободно читали первую книжку из серии «Джанет и Джон». Их отца, мужа Филиппы, звали Норман, и он был актуарием. (Джульетта не знала, что такое актуарий, но, судя по звучанию, место ему было не то в розарии, не то в виварии.) Семья переехала сюда из Хоршема. Филиппа, домохозяйка, в войну работала в женской вспомогательной службе ВВС, и это были лучшие деньки ее жизни! Она никак не могла решить, что сажать в саду на лето – львиный зев или бегонии.

– Мадж, вы что-нибудь знаете о садоводстве?

– О, мне подавай бегонии. Без вопросов, – сказала Джульетта.

Наверно, каждый день сотни людей умирают от скуки, подумала она. Она допила кофе – это был концентрат из бутылки, прокипяченный со сгущенкой из банки. Ужасная гадость.

– Очень вкусно! Простите, но мне в самом деле надо идти.

Ее проводили до двери так же вежливо, как до этого пригласили в дом. Филиппа выпустила Тимми из стульчика и держала его на руках. Его красные щеки казались твердыми и глянцевыми, как яблоки.

– У него режутся зубки, – засмеялась Филиппа. – Мадж, мне очень жаль, что я не могла вам помочь. Надеюсь, ваши родители замечательно отпразднуют.

– Спасибо, – сказала Джульетта и притормозила у калитки. – Кстати, вот этот куст будет цвести розовым. Вы знаете, как сделать, чтобы цветы на нем поголубели?

– Нет, не знаю, – ответила Филиппа Хоррокс.

Но Джульетта удалилась, не посвятив ее в тайну.


Джульетта болталась на углу, поглядывая на дом – вдруг кто-нибудь войдет или выйдет. Никого не было. Никто не приходил и не уходил. На всю улицу будто наложили сонное заклятие.

– Айрис! Это вы?! – громко сказал кто-то у нее за спиной; Джульетта чуть не умерла прямо на улице в Финчли. – Айрис Картер-Дженкинс! Какая встреча!

– Миссис Амброз! Сколько лет, сколько зим.


– Я и не знала, что вы пасетесь в Финчли.

– Я навещала знакомых, – ответила Джульетта. – А я думала, что вы переехали в Истбурн, миссис Амброз… или вас теперь следует называть миссис Эккерсли?

– Просто Флоренс.

Миссис Амброз была в шляпе, покрытой перышками. Пронзительно-голубого цвета. Впрочем, Джульетта подозревала, что перья на самом деле куриные и просто покрашены, а не вырваны из тела несчастного зимородка или павлина. Джульетта подумала, что миссис Амброз, любительница рукодельных шляпок, вполне могла сама убить и ощипать птицу. («Эта женщина – одни сплошные перья».)

Случайность ли – внезапное появление миссис Амброз? Сперва Годфри Тоби, потом миссис Амброз. (Джульетте трудно было называть ее как-то по-другому.) Что там говорил Перри про совпадения? Ах да, что им нельзя доверять. Кто следующий выскочит из сундука, в котором предположительно погребено прошлое? Но ведь Годфри и миссис Амброз не встречались во время войны, с какой стати? Единственное, что их связывало, – сама Джульетта. Впрочем, эта мысль ее не успокоила. Совсем наоборот.

– В Истбурне мне не понравилось, – продолжала миссис Амброз. – Хотелось найти место поживее. Я открыла магазинчик вязальных принадлежностей совсем недалеко отсюда, на Баллардс-лейн. Вместе с моей племянницей Эллен.

Сколько же у нее племянниц? (И сколько из них существует на самом деле?)

– Вы на метро? Давайте я вас провожу.

Интересно зачем, подумала Джульетта, – чтобы с гарантией увести меня отсюда? Миссис Амброз подцепила ее под руку и отконвоировала к станции метро, всю дорогу треща про меринос, мохер и сравнительные достоинства пряжи «Пейтонс» и «Сирдар». На платформе Джульетта ощупала руку – чего доброго, останутся синяки. Работает ли миссис Амброз до сих пор на Секретную службу? Это казалось вполне вероятным. В ней всегда была некая двойственность, даже ее псевдоним свидетельствовал об этом. Фамилия Эккерсли, с другой стороны, не говорила ни о чем, кроме племянниц и вязальных принадлежностей. Конечно, Джульетта всегда сомневалась, за кого на самом деле играет миссис Амброз. («Это признак хорошего агента: невозможно понять, на чьей он стороне».)