Секретарша в редакции школьных программ безмолвно и презрительно подняла бровь при виде Джульетты.
– Меня кто-нибудь искал? – спросила Джульетта.
– Все, – ответила девица и пожала плечами, как бы говоря: «Мое дело маленькое».
– Раз уж вы не спросили – я занималась важными изысканиями на местах. Для программы «Взгляд на вещи».
– На что же вы глядели? – равнодушно спросила девица.
– На Финчли.
Девица взглянула на нее и нахмурилась:
– Финчли?
– Да, Финчли. Чрезвычайно интересное место.
– Но ведь в конце концов все проходит? – размышляла Джульетта над чашкой унылого кофе в обществе Прендергаста. Беседа началась вполне бодро – с обсуждения отзывов школ на серию программ для старших школьников «Позвольте представить…». Но почему-то отзывы на выпуск «Позвольте представить – сэр Томас Мор» вогнали Джульетту и Прендергаста в меланхолию. – Люди безнадежно увязают в догмах и доктринах…
– В «измах». – Прендергаст мрачно покачал головой.
– Совершенно верно. Фашизм, коммунизм, капитализм. Мы упускаем из виду движущие ими идеалы, и все же миллионы погибают, защищая эти взгляды. Или нападая на них.
Джульетте вспомнился беглый фламинго. Где он сейчас?
– Люди гибнут за капитализм? – поинтересовался Прендергаст.
– Ну, люди испокон веков гибнут из-за того, что их эксплуатируют ради прибыли другие люди. Я думаю, это даже не с фараонов началось.
– Верно, верно. Очень верно.
– Но что же это значит в долгосрочной перспективе? А религия в этом плане хуже всех. Простите, – добавила Джульетта, вспомнив методистское прошлое собеседника. Хотя как такое забудешь?
– О, не беспокойтесь за меня, мисс Армстронг. – Он опять воздел руку папским жестом, на сей раз знаменуя отпущение греха. – Чего стоит вера, не способная выдержать нападки?
– Но доктрины – лишь прибежище, разве не так? Если мы признаем, что на самом деле все лишено значения, что мы лишь приписываем вещам смысл, что абсолютной истины не существует…
– Мы впадем в отчаяние, – тихо сказал Прендергаст, и его бульдожье лицо увяло.
– L’homme est condamné à être libre.
– Простите, мой французский несколько заржавел.
– Человек осужден быть свободным.
– Мы что, говорим про экзистенциализм? – спросил Прендергаст. – Про этих французов?
«Позвольте представить – Сартр», – подумала Джульетта. Сартром они еще не занимались. Слишком сложно для старших школьников, да и вообще для кого угодно. «Huis Clos». «Нет выхода». Радиопостановку этой пьесы передавали по третьей программе после войны. Алек Гиннесс и Дональд Плезанс. Постановка вышла неплохая.
– Нет. Не экзистенциализм. На самом деле просто здравый смысл, – сказала Джульетта. Она могла бы сказать «прагматизм», но решила обойтись без лишнего «изма», чтобы умаслить Прендергаста.
Он ласково накрыл ее руку своей:
– Нам всем довелось ходить долиною смертной тени[44]. Вам случается впадать в отчаяние, мисс Армстронг?
Почти никогда. Время от времени. Довольно часто.
– Нет, никогда. И вообще, если все бессмысленно, то отчаяние также не имеет смысла, правда?
– Да, но все это может унести человека в открытое море без руля и ветрил. Мышление и все такое.
Оба замолчали, задумавшись каждый о своем состоянии – без руля и ветрил или как-то еще. Джульетта незаметно убрала со своей руки тяжелую лапу Прендергаста. Он встряхнулся и сказал:
– Я считаю, Сократ вышел очень хорошо.
Джульетта поняла, что беседа описала полный круг и вернулась к программе «Позвольте представить». Как понятно из названия, это была серия передач об исторических личностях. Не путать с серией «А вы знакомы с…», предназначающейся для младших школьников. («А вы знакомы с пожарным?», «А вы знакомы с медсестрой?» и так далее.)
– Да, неплохо получилось, – согласилась она.
– Весьма радикален в некоторых отношениях, не так ли? Старшим школьникам это, кажется, понравилось.
– Они сейчас в том возрасте, когда начинают мыслить самостоятельно.
– Пока не увлекутся «измами».
– Мне самой понравился Чарльз Диккенс, – продолжала Джульетта. – Микеланджело их «разочаровал». Учителя сказали, что в листовке, сопровождающей передачу, было мало картинок, – вероятно, дело в этом. Кристофер Рен тоже хорошо пошел. Правда, там было про Великий лондонский пожар. Школьники любят катастрофы.
– Флоренс Найтингейл? – спросил Прендергаст.
– Мало материала. Неубедительно.
– Чосер?
– Скучно. Это старшие школьники сказали. У учителей по его поводу мнений не было.
– Оливер Кромвель?
– Этот сценарий я сама писала.
– Правда? О, прекрасно, это была отличная передача!
– Вы просто хотите сказать мне приятное.
– Какая вы остроумная, мисс Армстронг.
Комплимент или оскорбление? Впрочем, какая разница. От дальнейших мыслей на эту тему Джульетту отвлекло внезапное возникновение Георгины Гиббс. Можно подумать, она катается на бесшумных колесиках. Лицо Георгины Гиббс напоминало застывшую трагическую маску.
– Что-нибудь случилось?
– Простите, ради бога, что прерываю, но я решила, что плохие новости лучше сообщить сразу.
– Что такое? – спросила Джульетта с некоторым нетерпением.
Ей не привыкать к плохим новостям, – в конце концов, она пережила войну. А вот Прендергаст прикрыл рот рукой в ожидании какого-нибудь невиданного ужаса.
– Мисс Тимпсон… – сказала Георгина. И взяла драматическую паузу, в прошлом использованную прокаженной Маленькой девочкой.
– Умерла? – догадалась Джульетта, украв у Георгины величественный момент.
– Умерла? – эхом ужаснулся Прендергаст.
– Она плохо выглядела, я вчера ходила ее проведать, – сказала Джульетта.
– Бедняжка Джоан. – Прендергаст покачал головой, будто не веря. – Я думал, ей просто костную мозоль удаляют. Ну что ж, ей теперь лучше, чем нам.
– Будем надеяться, – мрачно-торжественно произнесла Георгина; ее охотно взяли бы на работу в похоронное бюро.
Черт, подумала Джульетта. Теперь «Прошлые жизни» повесят на нее – все, до победного конца. Она чувствовала, что у нее не хватит выдержки на всех этих Тюдоров, на их неустанную суету в постелях и на плахах.
– Мне надо бежать, – сказала она, бросая Георгину на попечение Прендергаста. А может, наоборот.
Теперь Джульетта раскаивалась, что отдала Джоан Тимпсон виноград, который уже кто-то ел. Знай она, что это последняя трапеза Джоан в сей юдоли, принесла бы ей что-нибудь нетронутое, незапятнанное. Возможно, Джульетта была последним человеком, с которым говорила Джоан в своей жизни. Если не считать больничного персонала. А может даже, если считать. «О, как мило», – сказала Джоан, отщипывая виноградину. Неплохо для последних слов.
Джульетта вернулась в убежище собственного кабинета и предалась мрачным мыслям. Про Годфри Тоби, миссис Амброз и фламинго. Есть ли какая-то связь между внезапным исчезновением чеха и внезапным появлением Годфри?
Фламинго упорхнул, но где же он приземлился? А фламинго вообще летают? Джульетта считала их нелетающими птицами, но ее познания в орнитологии не продвинулись с тех пор, как Перри Гиббонс пытался ее просветить.
А вот и он! Как будто мысленным упоминанием его имени Джульетта вызвала его во плоти. Он в компании Георгины Гиббс шел мимо открытой двери кабинета. Что он делает здесь, в редакции? Может, ищет ее, Джульетту?
Призраки былого сгущаются. Перри, Годфри, миссис Амброз. Сборище из прошлого. Кто явится следующим? Джульетта надеялась, что не Сирил.
Ни Георгина, ни Перри на нее и не взглянули. Джульетта отчасти обиделась, отчасти испытала облегчение. Удивительно, как совмещаются два совершенно противоположных чувства. Это весьма выбивает из колеи. При виде Перри у Джульетты странно сжалось сердце. Когда-то она была к нему привязана. Когда-то она была его девочкой на побегушках. Читатель, я не стала его женой[45], подумала она.
Через несколько минут Георгина вернулась по коридору, уже без Перри. Она постучалась.
– Я вас вижу, – резко сказала Джульетта. – Можно не стучать.
– У меня есть письма от слушателей. От учителей. Мне на них ответить?
– Да, пожалуйста. Мы с вами вроде бы уже решили, что отвечать будете вы. Что здесь делает Перри Гиббонс?
– Мистер Гиббонс? А, мистер Прендергаст позаимствовал его у «Детского часа». Он будет для нас делать программу «Наш наблюдатель». Юлий Цезарь, Рубикон, alea iacta est и все такое. Это значит «жребий брошен».
– Спасибо, Георгина, я знаю.
На Джульетту нахлынуло нежданное воспоминание – очередная «экспедиция» Перри, на сей раз в Сент-Олбенс. («Веруламий» – поначалу Джульетта решила, что это как-то связано с религией.) Дождливый день и развалины римской виллы. «Прекрасно сохранившийся мозаичный пол. Он скрывает под собой гипокауст. Гипокауст – это древнегреческое слово…»
Джульетта помнила, что сердилась на него в тот день, но теперь никак не могла вспомнить за что.
– А вы Знакомы с Мистером Гиббонсом? – спросила Георгина.
Джульетта отчетливо услышала заглавные буквы. «Позвольте представить – Перри Гиббонс!» Передача о нем получилась бы весьма интересной.
– Встречались пару раз.
– У него потрясающая эрудиция!
– Бывает, знаете ли, что человек знает слишком много.
– Кстати, мисс Тимпсон хоронят в понедельник. От нашего отдела будет венок… – Георгина взяла паузу; Джульетта выждала. – Мы все скидываемся.
– Сколько?
– Пять шиллингов с человека.
Деньги были немаленькие, но Джульетта решила, что торговаться из-за стоимости похоронного венка нехорошо. Она вздохнула, вытащила кошелек и отсчитала две полукроны в ожидающую ладонь Георгины, чистенькую и розовую, как лапка котенка.
– А вы знаете, от чего она умерла? – спросила Георгина тоном человека, которому все доподлинно известно.