.
— Меня видишь? — Плавно указала на кружевную сорочку, тонкие чулочки на подвязках и шелковый халатик, что едва достигал середины бедра. — Это образ, созданный Энжи для Вивьен, хранителя рода, который служит без малого полторы тысячи лет.
— И что с того? — Я недоуменно вскинула брови.
— Не понимаешь? Тогда взгляни на прежнюю Вив… Кстати, я говорил, что она была ведьмой?
— Стой! — успела остановить демона до того, как нежная красавица обернулась ужасом насильственной смерти. Вовремя вспомнила, что духи идут в услужение не праздности ради. Ими движет месть. И мстить есть кому, потому как магов и ведьм испокон веков и до недавнего прошлого нещадно истребляли. — Я поняла. Ты хочешь сказать, что сопротивление бесполезно.
— Почему же, полезно. Но в меру. О чем я и предупредил.
В эту ночь уснуть мне не удалось. Вплоть до рассвета одолевали неприятные размышления о том, как долголетие отразится на Таллике Дори. Как и Даруш Темный, превратится в монстра еще на первой сотне лет? Тоже озвереет, начнет над женами издеваться и убивать? А может, даже… Нет! Я отогнала от себя видения страшного, в сотый раз взбила подушку и улеглась. Если он вернется, а затем когда-нибудь изменится и решит помучить меня, я раздумывать не буду, сразу же убью. Опыт есть, решимости хватит, а терпения мне не занимать. Дождусь подходящего момента и… Нет! Об этом тоже не стоит думать. Все же у парня есть любящие мать, свекресса, сестры и странный скрытный брат — он не одинок, в отличие от урода Уроса. Глядишь, и обойдется.
Вспомнила об Инваго и вздохнула протяжно.
Наследника, может, и любят, а вот второго сына — явно — никто. Ни Гаммира, ни Эванжелина за недолгое наше знакомство так и не вспомнили о нем. Ни намеком, ни оговоркой не обмолвились, словно бы второго и не было. Но ведь в свитке — я точно помню — стояло его имя! Или же мне привиделось? Жаль, под рукою нет свитка копий, иначе бы я проверила. Эх, Инваго!
Перевернулась на бок, затем на спину и посмотрела на потолок, недоумевая, что ж он за тариец такой, что о нем даже родная мать не вспоминает. А ведь Эванжелина отходчива, и даже если он предал, отрекся от матери или нагрубил, она бы все равно его простила… через день или через год. Корила бы себя, вспоминая о совершенной ошибке и неправильном подходе к сыну, а тут… молчит. Невольно подумаешь, что Инваго ей вовсе не знаком.
А что, если я права и он ей не знаком?!
Первоначальные измышления отогнала, а затем уверилась — права.
И я бы растолкала демона и потребовала объяснений, но так как с ним в одной комнате спит свекровушка, пришлось отложить расспросы до утра. Расспросы, но не мысли. Снедаемая предвкушением допроса, тревогой и одновременно неверием, я оделась, накинула куртку и спустилась во двор гостиницы. Снегопад уже перестал, на небе воцарилась луна и, как полноправная хозяйка небосвода, наполнила волшебным сиянием занесенный снегом Ружь, тихий городок на побережье залива. В другое время я бы часами неподвижно стояла на месте и вбирала в себя раскинувшийся перед взглядом ночной пейзаж, но сейчас, скрипя зубами и снегом, пробралась в небольшой садик и заняла там скамейку. Мороз холодил щеки и усмирял волнение, вид застывших в снегу деревьев радовал глаз. И я раз за разом прокручивала идею о том, что Инваго — тот самый родственник, над которым Хран провел первый обряд воскрешения.
Одно непонятно, почему он Таллика братом называет. Как вариант: потому что прошли через одну и ту же процедуру возвращения. Тогда почему он пришел послушать мой разговор со свекровушкой? Потому что переживает за братскую родительницу, а может, чтобы потом дословно все-все наследнику передать. Хорошо. А почему он как человек: теплый, молодой, сильный, не призрачный? Если верить Храну, с того обряда прошла почти тысяча лет. И ответ, потому что Хран в него сил влил с излишком, и Инваго с тех пор долгожитель, этакий стародавний Дори, застрявший в возрасте тридцати лет. Первой мыслью было — это невозможно, а потом…
— Чтоб тебя! Я целовалась с древним стариком.
Перебирая воспоминания наших с ним переговоров, я все больше и больше убеждалась в своей правоте. И в свете этого пришла к выводу: раз Инваго не оскотинился за все это время, значит, и Таллик с ума не сойдет. Призрачная, но все же надежда. С этой умиротворяющей мыслью я и уснула.
А проснулась под тихий мат в исполнении стремительно приближающегося демона. Прислушавшись к скрипу, сопровождающему каждый его шаг, с удивлением поняла, что житель подземных чертогов идет по снегу, затем ощутила свежесть морозного воздуха, холодок твердого ложа и легкое онемение ног, характерное для сна в неудобной позе. Наверное, окно распахнулось ночью, в спальню снега намело, а я, не просыпаясь, скрючилась под одеялом и вот теперь пожинаю плоды, а именно: свербящее ощущение в горле, тяжесть в голове, ломоту в костях и недоброе приветствие злобного демоняки.
— Тора, ты в своем уме, женщина?! — грубые руки оторвали меня от ложа и прижали к горячей груди Горного. — Если хотела проваляться три дня в постели, попросила бы меня! Я бы тебе их устроил одной левой. И жар, и горячку, и горение в огненной геенне. — И требовательно вопрошает: — Ты слышишь меня?
— М-м-м? — простонала тихо, а затем громче, ощутив, как раскалывается голова.
— Так тебе и надо, — констатировал вредина, — будешь знать, как засыпать в снегу на лавочке!
Что? Я вмиг распахнула глаза и тут же зажмурилась. Ночь давно сменилась утром, и блестящий в солнечных лучах снег ослепил меня, делая еще более несчастной и больной.
— Хран, — прохрипела я не хуже курильщика с десятилетним стажем и закашлялась.
— Лучше помолчи, — попросил демон, поморщившись, и потащил меня в гостиницу. — На ноги я тебя, конечно, поставлю за пять минут, но долг тебе зачту!
— Почему?
— Сейчас узнаешь!
Прошло всего мгновение, и я поняла, что у меня самый настоящий жар, а может, и предсмертные видения, потому что зимний пейзаж тихого городка Ружь неожиданно сменился черным каменным гротом и огненными реками. Я оказалась стоящей на уступе перед самым удивительным водопадом. Его широкие лавовые потоки срывались с невероятной высоты в глубокую чашу озера и, бурлящими реками скользя меж скал, устремлялись вдаль, туда, где красным заревом сияло огромное огненное море. То самое, что, по легенде, омывает берега из костей и опаляет жаром прибоев еще не раскаявшихся нечестивцев.
— Я умерла и была причислена к грешникам, — подвела печальный итог увиденного и собственной жизни, а затем подпрыгнула, услышав:
— Если бы ты попала к нам, мой дом бы тут же вымерз! Добро пожаловать в чертоги подземного мира!
— Чтоб тебя!
— Не ругайся, дыши, глубоко и интенсивно. Чувствуешь, головная боль уже прошла, горло не хрипит, ломота перестает одолевать твои бренные кости. Еще пара секунд, и все пройдет.
И действительно прошло. И очередная смена пейзажей вновь прошла мимо меня. Я и демон в образе тростиночки уже сидели в кухне гостиницы и пили чай в обществе свекровушки, которая была очень счастлива знать, что я всего лишь гуляла по округе, а не пыталась сбежать.
— Разве от Хран сбежишь? — недоуменно спросила я, берясь за чашку.
— Можно, — улыбнулась Эванжелина, — мы с мужем умудрялись. А потом подрос Талл и побил все наши рекорды. Впоследствии его умение сыграло со всеми нами злую шутку. За те несколько дней исчезновения он совершил много глупостей и один великий подвиг. Нашел тебя. — И неожиданный вопрос без перехода: — Так ты расскажешь наконец, как вы встретились, или оставишь меня в неведении?
И я рассказала историю, частично пересекающуюся с легендой Инваго. Местом встречи оставила Данирш, время встречи — пять лет назад, и не забыла об условии, объясняющем незавершенный обряд, — ранение наследника. Правда, появилось оно у Талла отнюдь не в первый день знакомства. Я поведала настоящую встречу с женихом, который так и не стал мне мужем. Аламас. Воспоминания о нем затрагивали душу, заставляли сердце трепетать и наполняли искристой радостью взгляд. Я говорила долго, как и следует влюбленной в мужа, вспоминала мелочи: что дарил, как за руку брал, целовал или нет на прощание… Истинно девичьи глупости, насыщенные чувствами и переживаниями, легко слетали с губ. Следовало лишь заменять имя Аламаса на выразительное ОН и не цитировать стихов, что жених читал на древнем вдовийском.
— …затем он уехал. — От воспоминаний, как мое счастье простилось со мной, на мгновение сдавило горло. Я неловко отодвинула пустую чашку и с трудом подавила горький вздох.
— Уехал и все?! — вопросила тростиночка, выразительно кивая в сторону задумчивой Эванжелины. Поначалу даже не поняла, о чем это Хран, а затем смекнула.
— Нет, конечно, нет! — Из последних сил придала голосу уверенности и заверила: — Вначале он меня в храм повел и лишь после этого покинул.
— Спасибо, — потерянно отозвалась свекровушка и поднялась. — Пойду к себе.
Когда дверь за ней закрылась, хранитель рода Дори медленно выдохнула и беззаботно подмигнула мне, я же напряглась.
— Что с ней? Все прошло хорошо? Я лишнего не сказала?
— Все замечательно! Будь здесь настоящая Вивьен, она бы уже плакала в два ручья.
— Я ее расстроила? — Мой первоначальный порыв — догнать и успокоить — был остановлен приказом: «Сядь!»
Я села, а помимо меня то же самое чуть не сделали удивленные хозяева гостиницы, которым что-то потребовалось на кухне. Покосившись на меня и тростиночку, они собрали нужный инвентарь и посуду и переместились от главного стола к малому разделочному, подальше от нас.
— Ей просто нужно время прийти в себя, осмыслить, что ее сыну повезло найти настоящую любовь, — пояснила мне черноглазая красавица, ничуть не смущенная эффектом, который произвела своим рыком. — Такие чувства, такие чувства, даже я поверил. К слову, а хорошо ты приплела к истории подправленные мною письма, совпало все по датам.
Я недобро прищурилась.
— То есть ты заблаговременно… и письма, и истории, и…