евяти утра и трезвой». А я требовала трубку, хотела поведать этому хаму всё, что я думаю по поводу его владения географией континента…
Потом мы стелили Мотьке спать на диване.
Ещё помню, что подруга долго и пьяно рыдала, вытирая косметику краем одолженного мною халата. Кажется, кого-то из нас даже тошнило… Не уверена, что не меня…
И в каком-то из промежутков между этими всеми событиями я всё же вырубилась.
Короче, напились мы с Мотькой знатно. В лучших традициях студенческой жизни. Помню, на первом курсе мы с подругой частенько зависали в общаге педа, где училось больше половины Матильдиных одноклассников. Было так весело, что мне об этом теперь страшно вспоминать.
Но это всё лирика, а проза жизни такова, что ложилась я спать, заведя будильник на семь тридцать утра (отчётливо помню) у себя в покоях (даже ещё отчётливее, чем про будильник). Одна.
А вот проснулась в компании. И в кровати со мной рядом лежала совсем-совсем не Мотька.
Ну, если только подруга за ночь не перекрасилась в брюнетку, не сделала пластическую операцию и не поменяла пол заодно, что, скажем прямо, было не только маловероятно, но и крайне затруднительно.
Я открыла глаза и бесконечно долго рассматривала лицо мужчины, уронившего свою голову на соседнюю подушку, в очередной раз поражаясь тому, какой же Кострик красивый.
Неудивительно, что я вляпалась в него по уши пять лет назад. В веере ресниц, тёмных у основания и совершенно рыжих на кончиках, запутались лучи утреннего солнца, на переносице россыпь бледных веснушек (я когда-то от них с ума сходила), на щеках румянец – верный признак крепкого сна…
Одна проблема. С какого такого перепугу этот самый сон случился в моей кровати?
Точно убью!
Схватила подушку, чтобы прижать к наглой роже и придушить во сне, чтоб не мучил меня уже никогда, чтоб забыть, чтоб наконец-то освободиться… И замерла в неудобной позе, согнувшись в три погибели над спящим драконом, потому что внезапно осознала, что это не он в моей кровати спит, а как бы наоборот… От ужаса у меня глаза полезли на лоб, а сердце увеличилось до размера желудка и как-то неприятно зашевелилось внутри, будоража остатки вчерашнего праздника.
Ну, да. Всё правильно. Обстановка похожая, но отличается от моей. И шторы другие. И секретер совершенно не тот, что мне дед Шурка собственноручно выпилил. И главное, главное же! Нигде нет Мотьки! Твою же…
Как я здесь оказалась? Полный провал. Слепое пятно, мать его за ногу! Ведь помню, хорошо помню, что ложилась спать у себя. Мотька стонала с дивана, что у неё вертолёт и что её смерть будет на моей совести… В голове всё гудело и пульсировало, но я старательно настраивала себя на то, что проснуться надо здоровой и бодрой. Хотя бы для того, чтобы сил на смертоубийство хватило – помилование Кострику я, несмотря на всё выпитое, так и не вынесла.
И вот он, Тимур Кострин. Спит, как младенец, с ангельской улыбкой на бесстыжей морде, а я осторожненько, по краешку, крадусь из чужой постели, проклиная всё на свете и одновременно вознося молитву высшим силам за то, что позволили мне проснуться первой.
На цыпочках, не дыша, ненавидя яростно орущих за окном птиц и прислушиваясь к дыханию Кострика, я кое-как добралась до двери. Выдохнула.
«Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! Пусть она не скрипит!» – безмолвно загадала я. – «Я больше никогда в жизни, до самой старости не напьюсь! Только, ради всего святого, не дай мне так унизительно опозориться!»
Не знаю, к кому точно я обращалась, но то ли молитва была услышана, то ли просто удача была тем утром на моей стороне, однако Кострик не проснулся ни когда я открывала дверь, ни когда она закрылась с мягким щелчком. Мало того, я, к своей невероятной радости, обнаружила, что нахожусь в крыле персонала, в трёх шагах от собственных покоев. С Костриковской подушкой в руках.
– А ведь могла оказаться где угодно… – пробормотала я себе под нос.
Вот бы было смеху, когда б я гостям стала объяснять, почему шляюсь по Замку в неглиже…
Пробравшись к себе, я первым делом затолкала подушку в ящик для обуви, который стоял под зеркалом в коридоре и которым я никогда не пользовалась, а затем мельком глянула на своё отражение и вздрогнула от ужаса. Краше в гроб кладут, честное слово. Бледная, с синяками под глазами, с вороньим гнездом на голове, но зато, блин, в той жутко развратной комбинашке, что мне Мотька на Новый год подарила. И с какой радости я решила именно вчера её на себя напялить?.. Вот уж поистине загадка женской души.
– Чтоб ты, подруга, в новом году обязательно нашла себе нормального мужика, которому не стыдно было бы показать себя в этой вещичке.
Вещичка, навскидку, весила граммов десять и была сшита из бежевого почти прозрачного кружева – ужасно неприличного, в Средневековье женщину бы на костре сожгли только за то, что она на такое посмотрела.
В общем, говорю же: счастье, что ни одна собака (читай, дракон, василиск и бог знает кто ещё) меня в таком виде не приметила…
И всё же! Как я там оказалась? Лунатизмом, вроде как, никогда не страдала… А может, может, я напилась настолько, что у меня отключился мозг, в авангард вышло подсознание и заставило совершить то, о чём мы с ним в тайне и бесконечно давно мечтали? (Даже знать не хочу, о чём же именно). С другой стороны, ни я, ни оно не имели ни малейшего представления о близком соседстве дракона…
– Боже… А если я пошла бродить пьяная по коридорам, и он меня отловил? – шёпотом спросила я у собственного отражения. Не-е-ет уж. Ну его всё нафиг! Никакого алкоголя, пока Кострик не уберётся из «Мерцающего Замка». До конца жизни ни капли!
– Ой, как плохо-то, – басом простонала с дивана Мотька, и я опрометью кинулась в ванную. – Варька, попроси, чтоб нам соку апельсинового принесли. И яду…
Будильник просигналил мне подъём, когда я уже закончила с уборкой и почти полностью привела себя в порядок. Почему почти? А потому, что в мыслях был бардак и, я даже не побоюсь этого слова, хаос.
А ещё мне до дрожащих коленок было страшно выходить в свет. В смысле, хотелось до старости лежать под одеялом, чтоб мир не видел моего стыда. А что, коли Кострик всё-таки знает, где я провела эту ночь?
Снабдив Мотьку двумя термосами (один горячий – с кофе, второй холодный – со свежевыжатым соком из трёх цитрусов), я вызвала для подруги такси и, настоятельно попросив её впредь о своих визитах предупреждать заранее, прокралась к себе в кабинет.
За время моего внезапного отпуска дел накопилось немало, кроме того, стало понятно, под кого так активно вчера перестраивался Замок: делегация атанов, которая нагрянула внезапно, без предварительной брони, а значит, по верхней ценовой планке.
Ну, на то они и атаны, чтобы деньгами сыпать направо и налево. На Земле их оскорбительно называли русалками, хотя общего с этими мифическими существами у наших новых гостей было, разве что, любовь к воде. В их мире и в самом деле суши почти не наблюдалось, но ни хвостов, ни плавников, ни жабр, ни рыбьей чешуи у этих иномирян обнаружено не было. А вот медный загар почти полностью обнажённых мужественных тел (женщинам, по их законам, пределы Зулианы было запрещено покидать), хищная красота, от которой дух захватывает в сочетании с неизменно золотыми волосами и двухметровым ростом… Это в наличии было, да.
Землю атаны посещали не так чтобы и часто. За пять лет они у нас останавливались лишь однажды, да и то я с ними почти не сталкивалась, не успела. У меня как раз сессия в Дранхарре начиналась, и я умотала сдавать очередные экзамены, а когда вернулась, божественных красавцев уже и след простыл…
Интересно, как там у них в плане дипломатических отношений с вампирами? Друг другу они, конечно, не навредят, маг-договор не позволит, но Замок может нехило из-за всего этого потряхивать.
Надо с Ромкой проконсультироваться, когда он появится.
И Кострика предупредить, чтобы знал, чего ожидать… Кстати, о драконах. То, что он до сих пор не появился, это ведь хороший показатель? Ведь, да? Это значит, что он ничего не заметил и ничего о событиях этой ночи не знает?
«Или нет», – подумала я, когда дверь моего кабинета отворилась, и на пороге появился предмет моих мыслей. Хмурый, как небо в середине ноября.
– Доброе утро! – совершенно недобрым голосом буркнул Кострик, и я банально подумала, что утро добрым не бывает, но всё же нашла в себе достаточно сил для того, чтобы вежливо кивнуть. – Кок, слушай, тебе не кажется, что ситуация, когда начальник каждый день приходит в кабинет к своему подчинённому, чтобы поздороваться и узнать новости как-то, нездорово смотрится?
Я внимательно всмотрелась в драконо-василисковое лицо, пытаясь обнаружить на нём признаки возможной каверзы, но не обнаружив оные, осторожно ответила:
– Это ты сейчас на что намекаешь? Хочешь, чтобы я к тебе по утрам за разнарядкой бегала? Я могу, да только ты пока не очень в отельном деле…
Кострик цыкнул языком и небрежно махнул рукой.
– Не-а, я сейчас не об этом совсем, сам понимаю, что пока мимо темы… – он плюхнулся на стул для посетителей и, поджав губу, задумчиво меня осмотрел, сног до головы облизав глазами.
Ой, мамочки!..
– Тогда… о чём?
Интересно, если я сейчас зажмурюсь от страха, это будет очень подозрительно?
– О том, что у тебя есть свой кабинет, а я вынужден пользоваться тем, что мне досталось по наследству от Макса.
Я пожала плечами и сделала вид, что страшно занята просмотром брони на следующий месяц, фыркнув условно пренебрежительно:
– Ну, так попроси, чтобы Замок тебе кабинет отрастил. Покои же ты себе как-то выбил…
И мысленно взвыла. Эх! Это же надо было так глупо проколоться! Сейчас он спросит:
– А ты откуда успела узнать о покоях?
Или:
– И как тебе мои шторы?
Или:
– Так это ты у меня подушку упёрла?..
И что отвечу? Да ёлки же палки! Вот же я овечка!
– Тебе уже сообщили? – рассмеялся Кострик, откидываясь на спинку стула. – Ну и оперативно же у вас внутренняя почта работает… Обзавидоваться. Я ведь только в пять утра в отель вернулся. Не думал, что тебе так быстро доложат, что мы теперь соседи… Кстати, не скажешь, кто меня рассекретил?