У меня все оборвалось внутри. «Инквизиция» решила, что много чести доставать своими воплями одну лишь местную общественность и переключила свое внимание на соседние миры? А в службе контроля об этом знают?
Потом об этом подумаю и сообщу в компетентные органы. Главная задача на данный момент – выжить и не позволить этому больному уроду взорвать замок. Вот только как это сделать?
– Только сумасшедшему психу могла прийти в голову столь безумная идея, – произнесла я. – Да и тварями я бы называла не вампиров, а тех уродов, которые без сожаления убивают сотни невинных людей. Таких, как ты!
Мне хотелось отвлечь Якова. Пусть он лучше злится и орет на меня. Пусть лучше меня ударит, а не рисует магические узоры. Потому что, уверяя, что Зал Отражений выдержит взрыв любой силы, я, мягко говоря, блефовала.
К сожалению, безумец не повелся на мою провокацию.
– Сумасшедший псих, говоришь? – Растянул губы в улыбке. – Зато везучий! Это же надо было мне именно сегодня впервые заявиться в ваш замок. Это была красочная иллюстрация. Ну, как того оборотня скрутило. Пришлось на ходу все планы менять. Но оно того стоило. А? – И, насмешливо фыркнув, продолжил свое дело… А если дождаться момента, когда он будет далеко, и попытаться сбежать? Лежала я прямо возле выхода. Если рвануть со всех ног, то даже если он меня поймает, то… то я хотя бы подниму шум… Хотя кто меня услышит? Проклятье? Ну почему Зал Отражения в подвале? Был бы он ближе к холлу…
И все же, когда Яков удалился на приличное расстояние и повернулся спиной, я тихонечко поднялась на ноги и метнулась к лестнице. Возможно, если бы не Лют, ослабивший меня своим заклинанием, и если бы не та гадость, которую мне вколол этот подлец, у меня что-то и получилось бы, а так… Он догнал меня на удивление быстро и на этот раз не ограничился парой оплеух. И мне хотелось бы сказать, что я стоически терпела и не позволила ему насладиться видом моих слез, но не стану врать. Я рыдала от страха и боли. И кричала. Очень громко, отчаянно надеясь, что наверху меня услышат и, если не спасут, то хотя бы спасутся сами.
Мотька рыдала вслух, цеплялась за ноги своего жениха и, размазывая по лицу кровавую юшку, смешанную со слезами, умоляла его опомниться. Глупая, как же она не видит, как не понимает, что докричаться до разума этого существа невозможно?..
И словно в подтверждение моих мыслей, Яков ударил мою подругу кулаком в висок, и та, замолчала, завалившись на пол.
– Фух, наконец-то тишина, – фанатик улыбнулся и заговорщицки мне подмигнул. – Достала, ей-Богу.
А потом вынул из нагрудного кармана миниатюрный шприц и приставил его к моей шее.
– Не на… – просипела я и задохнулась от оглушающей боли, потому что прислушиваться к моим желаниям, конечно же, никто не собирался. По ощущениям, кровь в моем теле превратилась в огонь, и теперь я горела изнутри.
– Больно? – с искренним любопытством в голосе поинтересовался Яков. – Не отвечай. Знаю, что больно. Чудесная штука, скажу я тебе. Разработка одного из «ангельских» химиков.
Мы называем ее «святая вода», за то, как здорово она действует на демонических выродков.
Ласково похлопал меня по щеке. По той самой, которая опухла от его ударов, а затем схватил за шиворот и потащил в центр зала.
– Вот так… Положим тебя тут, на пересечении линий… Дай-ка сюда свою ручку. Надо сделать маленький надрез. Не понимаешь, зачем? Глупышка… твоя живая кровь станет лучшим катализатором… Жаль, что я этого уже не увижу.
Я смотрела, как он достает из кармана брюк перочинный нож, не отводила глаз, когда он проводил им по моему запястью, но ничего не чувствовала, кроме страха.
Яков вскрыл вены на второй моей руке и отошел, чтобы передвинуть тела Матеуша и Матильды, что-то бормоча себе под нос… А я лежала, не чувствуя холода, исходящего от пола, и с каким-то отрешенным равнодушием смотрела, как из меня вытекает кровь и тонкими, неторопливыми струйками бежит по начертанным узорам, окрашивая их в алый.
Было что-то дикое в том, как направленно бежали эти ручейки, не растекались по полу, а, будто подвластные чужой воле змейки, стремились к одной, им ведомой цели.
Я смотрела на них, и смотрела, и смотрела, полностью утратив ощущение времени. Сколько минут прошло? Одна? Две? Тридцать? А сколько мне еще осталось?
– Магия, будь она неладна, – хмыкнул Яков, и я вздрогнула. Видимо, гораздо меньше, чем хотелось бы. – Если знать нужные слова, иметь схему и находиться там, где она есть, то все получится даже у бездари. Несправедливо…
И, насвистывая какую-то мелодию, Яков неторопливо двинулся к четвертой, не занятой, все еще свободной пентаграмме.
Когда он остановился в центре звезды, я закрыла глаза. Боже мой! Как же не хочется умирать…
Сущность была не просто порождением Хаоса, она была частью Хаоса, сутью Хаоса, была и не была, потому что ее нельзя было потрогать, увидеть или убить. Сознание в чистом виде. Мечта. Вымысел. Химера. Как давно Сущность стала Сущностью? Как это произошло? Кто сумел заточить бесплотное, бессмертное и едва ли не всесильное существо в физическую оболочку? Понятия «вчера», «сегодня» и «завтра» и Хаос не имеют между собой ничего общего. Сущность просто была, просто исполняла желания хозяев, а почему – это вопрос уже не к ней.
Однако с тех пор, как в Замке появилась молодая хозяйка, что-то неуловимо изменилось. Насыщенность и вкус эмоций? Яркость красок? Сущность не задумывалась над тем, с чем это было связано, да и думать в привычном значении этого слова она не умела. Химера не человек, не существо и вообще не разумное. Она суть Хаос, хотя, как оказалось, и у Хаоса есть свои маленькие слабости.
Например, молодая хозяйка. Ее эмоции, мысли, ее свет мягкий, как объятия Вселенной, и такой же, как она, бесконечный.
Тот, кто заключил Химеру в физическую оболочку Замка, установил жесткие правила. Своего рода ошейник, призывающий Хаос к Порядку. Нельзя менять форму по своему желанию. Нельзя вмешиваться в жизнь постояльцев без прямого приказа. Нельзя докучать хозяевам. Нельзя копаться в их желаниях. Нельзя. Нельзя. Нельзя…
После появления молодой хозяйки оказалось, что кое-что можно, и даже нужно. Цепи прошлого сгорели в тепле, исходящем от этого человеческого существа, и внезапно стало наплевать на многие из запретов. Главное – угодить ей.
Счастье? Если бы Сущность знала о таком понятии, она бы именно так и назвала место, в котором пребывала после появления хозяйки.
А вот терпкие нотки недовольства, исходящие от гостей, которых торопливо эвакуировали из Замка, были неприятны.
Как и тревожные всполохи некоторых из человечков, обитающих в Замке постоянно.
Боль молодого талантливого мага, с которым Сущность напрямую «общалась» каждый день (если их взаимодействие можно назвать общением), будоражила что-то темное. А когда горечь физического дискомфорта перебил запах гниющей плоти, что исходил от крадущейся на цыпочках смерти, заглушил панику молодой хозяйки, Сущность забыла о том, что она Химера, порождение бесконечного Хаоса, и впервые ощутила страх.
Она долго ждала приказа от хозяйки. Один малюсенький намек, и Химера со всем разберется, но никто не дергал за магические нити, а горечи и страха становилось все больше, и больше, и больше, пока, наконец, они не вытеснили все остальное. Химеру это не устраивало категорически. Она уже успела привыкнуть и к теплу, и ко вкусным эмоциям, и к свету. И главное, к молодой хозяйке. Что будет, если ее не станет? Придет кто-то новый…
Привязанность и любовь – это не те понятия, с которыми может быть знакомо порождение Хаоса, но Химера внезапно осознала: она точно знает, что это такое. И с осознанием лопнула последняя цепь. Из тех, которой когда-то ее привязали к этой физической форме. Свобода быть собою. Свобода быть везде. Свобода быть всегда. Но больше всего на свете Химера хотела остаться Сущностью Замка, которым управляет маленькая и теплая хозяйка.
Боже мой! Как же не хочется умирать! Не в принципе, а прямо сейчас, от рук безумного фанатика, молодой, на пороге счастья. Счастья, которое я и распробовать-то толком не успела. Понюхала только что… Хотя и этого хватило, чтобы закружилась голова.
Внезапно Яков замолчал. Нет, не так. Сначала я ощутила навалившуюся на меня тишину и испугалась, что это и есть так называемая тихая поступь смерти. Когда весь мир замирает, чтобы услышать последний выдох умирающего. Без особой надежды, скорее из любопытства, которое даже на пороге смерти не подвело меня, я скосила взгляд в сторону своего убийцы и тихо вскрикнула.
Тот стоял в нескольких шагах от пульта управления, выпучив глаза – того и гляди из орбит выскочат – и растопыренными, скрюченными пальцами царапал куртку на своей груди. Рот его был широко распахнут, как если бы он не мог вздохнуть… или будто ему что-то встало поперек горла, напрочь лишив дыхания. Надеюсь, что этим «чем-то» была его собственная злобная глупость.
И да. Если меня кто-то спросит, я желала ему смерти, бешено, изо всех сил. Но когда у Якова из горла хлынула кровь, я почему-то испугалась. Правда, перепугалась до чертиков. А кровь текла из ушей, из глаз, из ноздрей, капала с кончиков пальцев… Будто мысли и в самом деле были материальны, и высшие силы, может быть, даже Бог, все же услышали меня…
Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, фанатику недолго осталось. Думаю, те тихие шаги смерти, которые я услышала несколькими минутами раньше, и вправду были ее шагами. Вот только шла она не за мной.
Ирония судьбы. Человек, меня убивший, умрет раньше меня. Почему я была уверена в том, что Якову удалось убить меня? Все просто: я видела не весь зал отражений, но те узоры, которые захватывал мой взгляд, уже успела покрыть моя кровь. Не знаю, откуда во мне была эта уверенность, но я точно знала: когда круг, нарисованный моей кровью, замкнется, случится взрыв. И я смогу поблагодарить Бога за то, что он раз в жизни услышал меня, лично.
– Твою мать, гра игазу! – яростно грохнуло над моей головой, и я бы рассмеялась от счастья, услышав этот голос, если бы могла рассмеяться. – Ну и денек у тебя сегодня. Два похищения и попытка убийства – и все до ужина. Книга Гиннеса нервно курит в сторонке, горе ты луковое.