— И давно ты здесь, Гелиот? — язвительно произнесла целительница прикрывая наготу тем, что попалось под руку.
Первым что в полумраке рассмотрели глаза, оказалось картина с пейзажем, которую девушка одним резким движением сорвало со стены.
— С того момента как ты меня оглушила, — ответил изобретатель, делая неуверенные шаги из сумрака в лунный свет. — Ты не говорила, что маг разума. Кстати, ты что го…
— Глаза в пол, господин изобретатель, иначе ваша жена узнает об этом. Пожалуйста найди чем я могу прикрыться, картина ужасно тяжелая.
Руки в самом деле уставали держать произведение искусства в тяжёлой раме. Гелиот засуетился, потом подскочил к шкафу, распахнул его и выдернул шелковую простыню вышитую светящимися в темноте нитями.
Целительница попросил его отвернулся и накинула её на себя, на манер тоги, подскочила к медному тазу с мокрым платьем, что было сил отжала его и, не обращая внимания на фривольно развивающийся наряд, устремилось прочь, впрочем, не забыв поманить за собой и изобретателя.
Босая, полуголая целительница спешила по коридору и Гелиот старался поспевать за ней. Девушка направлялась к двери своей комнаты, у которой лежали ее вещи, чтобы взять замену мокрому платью.
Через пару минут они уже бежали вверх по лестнице на третий этаж, где находились в покои Дианы. Неведомо зачем, но целительнице несмотря на поздний час, было необходимо увидеть свою пациентку. И неведомо зачем но в ее руках все также находилось влажные платье.
— Что ты имел в виду, когда назвала меня магом разума? — спросила Хельга, подталкивая Гелиота который вел к спальне его дочери.
Это был не дом, а маленький дворец и поначалу без карты или гида здесь было сложно не заблудиться.
— Что я потерял сознание, едва увидел твой взгляд, когда ты колдовала над мальчиком. Какой у тебя круг посвящение школы магии разума? Стой, не отвечай, дай угадаю — пятый? — Хельга заметила что иллюзионист, как и она сама, очень часто переходит «на ты» когда нет никого рядом. Не нужно строить из себя леди, отвешивая книксены.
— Не понимаю, о чём ты говоришь. Я несколько выпала из реальности, когда занималась Максимилианом, задремала наверное. Но никакой магии разума не владеют. Кстати что это? Расскажи.
Гилеад резко остановился так, что девушка едва не врезалась в него.
— Ты не шутишь? — его взгляд был испытывающим, проницательным.
— Гелиот, давай завтра поговорим начистоту. Завтра вечером я расскажу тебе свою историю, но и ты ответишь на все вопросы, что я задам. Идёт?
Гелиот коротко кивнул и постучал в дверь. Как и ожидалось Ди не ответила. Затем не дождавшись реакции, он постучал еще раз, уже более настойчиво. Наконец Хельга надоела такая возня и она поблагодарив изобретателя, намекнула, что он может быть свободен. Однако, Гелиот никуда не собирался уходить, и девушка, пожав плечами, просто и без затей с ноги распахнула дверь в опочивальню своей пациентки.
Диана подскочила на кровати и дернув край одеяла по самые глаза. Гелиот же изображал выброшенного на берег сома, безмолвно раскрывая от удивления рот.
— Гелиот, если хотите, можете остаться но вам придется отвернуться. Да, пожалуй, лучше останьтесь. Здесь зябко, будьте добры разожгите камин, — произнесла целительница, садясь на край кровати. Далее, целительница обратилась уже к Диане. — Ди, извини что так поздно, но время не ждет, скидывай одеяло. Отец не смотрит, — Хельга обернулась, чтобы на всякий случай проконтролировать отца девушки. Тот и в самом деле возился с камином.
Диана лишь замотала головой в отрицании.
— Не буду! — произнесла взбалмошная девчонка, как отрезала. Я спать хочу! Вы видели который час, мэм?
— Диана, это не… — раздался голос Гелиота.
Хельга прищурила глаза и улыбнулась. Нехорошо улыбнулась. Избалованная девчонка решила показать зубки. Ну что ж, посмотрим чьи клыки больше, посмотрим кто первый заплачет.
— Ты хорошо меня рассмотрела? — Хельга провела рукой по лицу, тонкой шее и декольте, проглядывающему сквозь легкое домашний платье. Распушила розовые волосы и заметив, что у неё вновь появилась седая прядка. — Как считаешь, я красивая? — задала она вопрос этой девчонке.
Ди засмотрелась на целительницу и ответила сбивчиво и не сразу.
— Ну… наверное, — на ее щеках проступил мягкие румянец.
— Именно, Диана, я красивая, а ты уродина! И одеяло ты задрала по самые глаза не потому, что тебе страшно или холодно: ты стыдишься своего тела, своих ожогов и увечий. Они противно тебе самой. По ночам ты воешь от бессилия и, дай угадаю, примеряешься вскрыть себе вены, — целительница кивнула на необдуманно оставленные на виду запястье девушки. Та одернула было руку, желая спрятать не глубокие борозды, оставленные на обожженной коже. — Но даже тут ты трусишь! Лишь царапаешь кожу не повреждая вен и упиваешься жалостью к себе.
Доктор не всегда может безболезненно исцелять недуг. Действенные лекарства горькие. Для того чтобы дать жизнь ребёнку, иногда нужно вскрыть чрево матери. И иногда, чтобы спасти жизнь человека, просто необходимо отнять пораженную гнойной гангреной ногу, ведь иначе сепсис и смерть в мучениях.
Вот и сейчас возя девушку носом по ее комплексам, страхам скелетам в шкафу, Хельга ломала ее, чтобы затем слепить новую Ди. Какой смысл лечить тело, если девушка до конца жизни будет носить платья с длинным рукавом и просыпаться по ночам в холодном поту от приходящих воспоминаний.
Всё это целительница делала по наитию. Как тогда, когда она оперировала Макса, или как было с ее первым аппендицитом, или кесаревым сечением. Хельга знала, что делать, но только лишь на бумаге, не имея совершенно никакой практики. Ведь если подумать, то было ощущение что кто-то дирижирует ею, управляет её руками, спасая жизни.
Так и сейчас всё, что она говорила, было озарением наведенным чем-то свыше, импровизацией, которая излечит душевные раны этого подростка обиженого на весь мир и прежде всего на самого себя. Хельга не просто чувствовала это, она знала! Она была уверена!
— Хельга вам не кажется что вы… — Гелиот очевидно был и не согласен его возмущенный тон и говорил красноречивее слов.
— Гелиот, разве камин уже разрешен? Разожги камин. — целительница бросила на него испепеляющий взгляд.
Отец полный решимости вступиться за свою дочь как-то смяк, примолк и, согнувшись в полупоклоне, вернулся к растопке поленьев. Ее насторожила такая резкая смена реакции от отца девочки, которую Хельга сейчас умело мешала с дерьмом.
— Папа… — только и выдохнула Диана, захлебываясь в предательских слезах. Ждала что отец придёт на помощь и вступиться за неё, но целительница хватило одного взгляда чтобы Гелиот — изобретатель и гений, сник, и как какая-то прислуга, принялся растапливать очаг.
Слезы это мощнейшее оружие женщин против мужчин, но только не когда идёт война между девочками. В женском коллективе, слезы это признак слабости. Заплакала — проиграла, тут всё просто. И кто вышел победителем в словесной дуэли между Херегой и Дианой прекрасно понимали обе девушки.
— Сейчас ты подчиниться и вытянешь руки. А иначе, я тебе обещаю что свяжу тебя.
Девочка бросила взгляд полный мольбы о помощи на отца и Хельга проследив за ее взглядом улыбнувшись продолжила — и твой отец мне только в этом поможет. Всё понятно?
Диана икнула, понимая безвыходность ситуации и глотая слезы кивнула. Зазнавшейся дикарке, за то что как обошлось с ней и с ее отцом. Мама всё узнает про неё и про папу, который имел неосторожность назначить этой зазнайки свидание прямо у дверей её комнаты. Она всё слышала, как они договаривались встретиться вечером и когда маман узнает об этом…
Девочка словно бы жертвуя, выкинула перед собой руки с коричневой коростой ожогов, поверх которых шли неровные линии порезов. Ди поджала губы и закрыла глаза, совсем не догадываясь, что нахалка будет с ней делать. Пусть делает! Ничего! Когда маман узнает…
Вдруг что-то холодное плюхнулась ей на руки, и не ожидая этого, она машинально попыталась отдернуть руки. Не вышло, Хельга держала ее руки за запястья. Ди открыла глаза: это сумасшедшая водила по обожженным, изрезанная рукам какой-то мокрой тряпкой.
— Перестаньте! Я требую!
Новая волна протеста родилась в Диане, но и в этот раз целительница нашла чем сломить ее праведный гнев. Хлесткий удар мокрой тряпкой по лицу обескуражил и окончательно сломил упирающуюся пациентку. Вот так просто, как с какой-то нищенкой, просто и без затей — мокрой тряпкой и по лицу! И вновь хлынули слезы по щекам, только теперь это были не соленые слезы гнева, а горькие, полные отчаяния и безысходности. Сердце больше не грели фантазии о том, что будет с этой дикой когда о произошедшим узнает маман, больше не было ни сил ни желания сопротивляться.
Между тем, целительница видя полное безразличие пациентки ещё большим усердием водила влажной тканью по истерзанным огнём и толстым лезвием рукам. Теперь целительница ничто не отвлекало, и она могла сосредоточиться на работе. Водя по ожогам тканью, смоченной Мертвой водой, Хельга видела то, как страдала этого кожа. Струпья розовой кожи обгоревшие в огне,который запек плоть до корки и как ее же, истерзанную, но зажившую, мучает холодная сталь маникюрных ножниц.
Хельга закрыла глаза, но продолжала видеть. И что она видела завораживало. Словно еще одна кровеносная система, по которой циркулировала сама жизнь! Целительница не просто ощущала, видела, как потоки жизни циркулируют в этих нитях. В местах ожогов эта вязь нитей души была изувечена огнем и сталью, словно рыбацкая сеть распоротая винтом лодки.
Хельга закрыла глаза и сосредоточилась, чтобы прикоснуться к этим нитям и к душе девушки. Целительница усилием воли тянула изорванную бахрому нитей, выпрямляла их, растягивала и сплетала заново. Сверяясь с токами жизни, она творила то, чего сама до конца не понимала. Ей интуитивно был понятен лишь основной принцип: плести кружево, не оставляя пробелов души в теле и замкнуть сеть жизни так, чтобы токи не сталкивались.