Хозяйка Мертвой воды. Флакон 2: Пар, моторное масло и магия — страница 37 из 65

Он был странен. Не тиаранский орк, но с красной кожей, не аслау, но с костяными рогами, и точно не оборотень из скивских чащ, хотя имел длинный кожистый хвост с адамантиевым наконечником, что пускалсолнечные зайчики по каменным сводам рукотворной пещеры.

Единственный потомок рода Рокбелл уже не был человеком, хотя и считал себя таковым, став однажды обращенным тифлингом. Ходили слухи, что Алукард в обмен на мертвую магическую расу, заложил душу Хатту, богу обмана. От этого его кожа стала красного цвета, а на голове выросли рога и стрельчатый хвост. Остальные опальные лорды знали, что это истинный облик тифлинга, но не единственный. Теперь сэр Алукард Рокбелл может примерять личину любого человека, что делало его весьма полезным в их общем предприятии. Но это не единственный дар и неизвестно какую плату за него потребует коварный бог обмана.


— Алукард, а все адепты твоего бога питаются лишь мясом, или ты стараешься соответствовать бесоподобному образу? — не отрываясь от своего то ли эксперимента, то ли баловства произнес другой человек.


Этот точно был человеком. Черные волосы, глаза фиалкового цвета — вот и все что можно было сказать про сидевшего в глубоком кресле мужчину. Его лицо от переносицы до шеи скрывала кожаная фильтрующая маска, что носят дворфы в дальних шнеках, которые по рассказам самих же дворфов, доходят до рек из расплавленного камня.

Сэр Агастас Вейс был ученым не по профессии, но по призванию. Однако науку он выбрал не во имя служения прогрессу, а ради своих неведомых даже ему целей. Алхимия в руках мастера могла сотворить многое: жидкий страх, парализующую мазь или же пар, погружающий вдохувшего его в кошмар наяву. Что уж говорить про яды? Но единственной любовью Агастаса была его коллекция человеческих эмоций.

Сейчас этот человек в маске был увлечен, в его лиловых глазах плясали искры азарта и баловства. Увлечен же он был созерцанием лица девушки, которая абсолютно нагая сидела перед ним на коленях и невидящими, полными ужаса глазами смотрела куда-то сквозь своего мучителя. Девушка, а скорее еще девочка, зим четырнадцати от роду, видела кошмары без снов, галлюцинировала в сознании. Она не кричала, лишь поскуливала и закусывала губы до крови, не пытаясь сбежать, спутанная невидимыми веревками судорог. А ее мучитель неспешно проводил свои черные опыты с ее сознанием, но не касался еще не совсем зрелого девичьего тела.

Он подносил пробирки к носу своей подопытной, затем записывал в толстый блокнот свои наблюдения и реакции подопытной, а после пипеткой собирал бусинки мутного липкого пота с покрывавшегося гусиной кожей тела. Затем эксперимент продолжался и цикл повторялся без изменений. Лишь изредка пробирки с испарениями заменяли склянки с каплями или жестянки с мазями.


— Ибрийский окорок, Агастас! Ты же из Вейсов, черт подери! У тебя в крови чутье к прекрасному! Как мне не хватало этого окорока у островитян!

— Рокбелл, неужели в султанате Фашираз все так ужасно? — деланно смутился человек в маске.

— Фаширазцы не люди, они как скот! Хоронят тонкий вкус мяса под горой специй и при этом превозносят дрянное сорго и имеют несметное количество сортов риса! Дикие, глупые. И сейчас я даже согласен с Каином Брэдли: мир будет лучше без этих наполовину демонов, наполовину детей. Наивные и жестокие. Каин прав, их место под пятой Империи или в исторических фолиантах, да в клетках бродячих зверинцев.


Услышав собственное имя, старик что в был увлечен шахматной партией, встрепенулся. Он, облаченный в просторную белую хламиду, леветировал на круглой подушке, что парила в метре от пола. На плече у старика сидела маленькая, почти игрушечная обезьянка, которая, испугавшись внезапно «ожившего» хозяина, спрыгнула с плеча.

Лорд Каин Бредли был самым старшим среди всех обитателей грота, но при этом и самым значимым из четверки опальных лордов. Каин сызмальства до почтенных седин был известен, как уникальный маг. Нет, силой в магии он не поднялся выше пятого круга, но обладал талантом к трем стихиям. Не обделенный усердием, Каин комбинировал стихии, изобретал свои заклинания и по силе уже давно стал магом вне категорий.


— Агастас, Алукард, что вы там бубните? — вокруг мага на подушке засверкали молнии.


Человек-демон, змеиным языком стягивал с ножа слайс мясного деликатеса:


— Я говорю о дикарях, Каин, и о их любви в рису и специям. Если не выгорит и придется вернуться на острова, я скорее начну питаться человечиной, чем притронусь к рису!

— Это в тебе кровь адепта Терра требует мяса. Став тифлингом, ты слабеешь от специй. Твой организм подсознательно бунтует, воспринимая пряности как яд. И ты прав, фаширазцы есть сор среди людей. Им не место на земле, — усмехнулся маг, обнажив зубы с инкрустированными в них драгоценными камнями, сделал пасс рукой и шахматная фигура ладьи перескочила на две клетки вперед. — сэр Роб Нокс, вам шах.


Нокс наконец отмер и переключил свое внимание на игровую доску. Одного взгляда на этого человека достаточно, чтобы понять, как одежда может диссонировать с ее носителем. Идеальный фрак, сшитый по последней моде, с алой розой в петлице смотрелся странно на изуродованном ожогами лорде, чью кожу покрывала короста и клочки опаленных волос.

Сэр Роб Нокс, седьмой сын сэра Альта Нокса, решил не мириться со статусом виконта в изгнании. Все что у него было — было вложено в их предприятие, все его наследство, до последней монетки, он пустил на то, чтобы однажды въехать в императорский дворец хозяином, потому фактически был нищим.

Для себя Роберт сделал подарок — Гунта. Гунт теперь был всем его имуществом. Гомункул — существо подобное человеку, но созданное искусственно, с интеллектом ребенка, нечеловеческой силой и преданное, словно цепной пес, куплено у доктора Моро. Теперь это «оно» помогало нищему герцогу заниматься его, если можно так выразиться, делами.

Идеей фикс сэра Роберта — чистота людской крови. И как можно простым людям донести, что дворфы, аслау или же оборотни не пара для чистокровных людей? Что нация истинных голубоглазых аркрумцев через несколько поколений канет в легенды, оставив после себя лишь орду полукровок, которых расой людей назвать будет уже невозможно.

Вот и выходит так, что пару ночей в неделю герцог вместе со своим верным Гнутом выходил на темные улицы столицы, чтобы с рассветом дворничьи и констебли нашли еще одно тело полукровки, набитое сеном, точно огородное пугало.

В начале реакцией на убийства был ужас среди полукровок, и он радовал сердце Роба. Потом, у него появились последователи. Действовали они топорно и грубо, их часто ловили и вешали, но главное, счет смешанных выродков уже перевалил за сотню и этим приводил в ужас смесок.

Примерно две недели назад произошло немыслимое: подражателю удалось восхитить мэтра. Некто из безымянных последователей смог похитить Сьюзан Эверфорт, дочь Илона Эверфорта — магната-судостроителя, который «пал» настолько, что женился на фаширазской принцессе и поставил материальную выгоду выше чистоты крови.

В то утро Роб Вейс ликовал и решил не отставать от последователя, избрав не менее статусную жертву. Все пошло не так как ожидалось. В черном парокаре не оказалось Дианы Нейджи. Более того, он сам едва не попал в лапы Тайной канцелярии и скрылся лишь благодаря Гунту, оставив себе на память ожоги, шрамы от которых останутся до гробовой доски.

Но, кроме ужасных ран, в тот вечер Роб приобрел нечто большее: он получил достойную цель — жертву, что оставила его в дураках. И теперь Диана Сьюзен Аберфорт Нейджи была единственной, чей вкус крови он попробует сам, а не скормит Гунту, а ее чучело украсит замок Нокс, после того, как удастся их предприятие.


— Я наигрался, Каин. Ты победил, — бесцветно произнес Роб, заставив импульсивного мага заскрипеть зубами.

— Нокс, у тебя еще есть шанс победить, — седовласый кудесник негодовал над меланхоличным настроением молодого герцога.

— Каин, оставь его. Он опять думает о той грязнокровке, — хихикнул тифлинг и на это отреагировал гомункул Нокса, подскочив и зарычав что-то нечленораздельное в сторону сэра Рокбелл.

— Надоело это заточение. Никаких опытов и экспериментов, только это недоразумение, — от досады герцог Вейс, не вставая с кресла, оттолкнул находившуюся в бреду, но скованную паралитическим газом голую девочку, что последние дни служила ему игрушкой.


Голос алхимика, приглушенный маской, почти не выдавал интонаций, но опальные лорды понимающе закивали головами. Лишь изредко, ночью, и то по вескому поводу, они могли покидать грот и роскошь, что окружала их, мало смягчала этот факт. Однако, и ищейки Августа Крайтона, начальника Тайной канцелярии, не спали, разыскивая логово бунтарей, что силой, серебром, алхимией и магией распалили костер людского негодования, из которого раздули пожар революции. Как не прискорбно им было признавать — чтобы таскать из огня каштаны, нужна челядь.


— Алукард, я наигрался с девчонкой, — герцог Вейс сдвинул маску, под которой таилось немыслимое уродство: губы алхимика были сожжены чем-то едким, в щеках зияли дыры, а эмаль зубов почернела, словно печной уголь. Не обращая внимание на морщившихся от его уродста компаньенов, Агастос облизнул пипетку, которой собирал пот со лба девочки и заключил. — Посредственность, кошмары у нее банальны. Разум цел, так что тебе сгодится. Слух вернется через минут шесть, а зрение через четверть часа, поторопись с решением. Можешь забирать.


Алхимик указал на девочку, которую «отпускало». Воздействие парализующего вещества спадало, позволяя разжать скованные судорогой пальцы, и та прятала наготу ладошками, беззвучно плача. Однако, возвращался только контроль над телом. Побелевшие зрачки и сукровица на ушах говорили о том, что слух и зрение пока ей недоступны.


— Она точно не бросится на меня, или не упадет в припадке как та… — тифлинг с недоверием смерил девчонку взглядом. И наконец что то решив, осклабился в белоснежной улыбке. — Хотя какая разница, правда⁉