Страдалица озиралась по сторонам, не понимая причину разразившегося веселья. Вроде все правильно сказала. Как учили.
– И откуда же орут? – спросила как ни в чем не бывало судья.
– Изо рта! – со слезой в голосе обиженно выкрикнула Кононенко.
– Продолжайте, – кивнула судья.
– А чего продолжать? Надругался, как хотел. Мало этого? Теперь вот беременная я! Справка вот от врача! Рожу – кто кормить будет?
Справку незамедлительно передали судье.
Ничего себе! Ну и драма разворачивалась! Да еще с такими серьезными последствиями!
Они что, не понимают, что именно в случае беременности легко опровергнуть отцовство того, на кого клевещут?
Или прогресс сюда еще не дошел? Тут не слыхивали о таких доказательствах, как генетическая экспертиза?
А с другой стороны, эффект произведен. И если потом обнаружится, что отцом ребенка изнасилованной является совсем другой мужчина, это же будет потом. А сейчас самая первоочередная задача – наказать вот этого, отдельно взятого преступника.
Тем временем вызвали свидетельницу – главную и единственную, – сидевшую в кустах во время злодейского преступления и все наблюдавшую от и до вот этими самыми честными матрешечными глазами.
Юлия Бурыгина исправно поведала, как, горько плача, трясясь и смертельно боясь, наблюдала из своего укрытия за ужасными событиями.
– Почему же вы не позвали на помощь? – задала вопрос судья.
– Так боялась я! А вдруг на меня перекинется?
– Неужели вы вдвоем не справились бы с одним человеком. Он же явно не богатырь.
– Дык нож у него! И палка! И злой он был тогда очень. Это он сейчас тихо сидит. Испугался, видать. А когда злой – это другое дело совсем. Он матом на нас ругался. Кулаками изо всех сил махал.
– А убежать? Не пробовали? Раз так боялись?
– Я не знаю… – опустила глаза Бурыгина. – Но… Я все видела… Я все скажу…
– Говорите, – вздохнула судья, снова заскучав.
Наличие свидетеля преступления почти на сто процентов решало исход дела. Так объяснил им адвокат. Конечно, если результаты медицинской экспертизы не опровергнут показания «потерпевшей» и «очевидицы».
Бурыгина повествовала. Как накинулся на ее подругу негодяй, как угрожал, как навалился, как совершил насилие. Как непрестанно материл, что было мочи, а потом «делал оральный секс» ее несчастной подруге.
Говорила она без запинки, даже в ладонь не заглядывала. Хорошо заучила текст. Молодец. Такая – пригодится!
Все шло по заведенному порядку. Выступал представитель правоохранительных органов. Он очень четко и кратко поведал, как к ним в отделение обратилась потерпевшая Кононенко. Провели экспертизу. Опросили свидетельницу. Потом поехали к подсудимому. Тот все напрочь отрицал. Привезли в отделение. Завели уголовное дело. Взяли подписку о невыезде. Все как положено. Провели следственные мероприятия…
– Передайте, пожалуйста, результаты экспертизы, – велела судья.
– Они… это… они утеряны были. Их майор Петрук вез в общественном транспорте. В электричке. И утерял. Вот акт. Майору был объявлен выговор.
Акт об утере результатов экспертизы был немедленно передан судье.
Цинизм происходящего даже не поражал. Очевидно, к подобному ведению судебных дел привыкли, как к скучным будням.
Лена и Маня взялись за руки, как в детстве, когда боялись чего-то.
– Эх, бежать им надо было. Дадут ведь срок по полной. Отомстят, – горько шепнула Маня, словно услышав неотступные мысли сестры.
Лена в который уже раз глянула на Афанасию. Та по-прежнему поражала своим спокойствием. Даже улыбалась краешками губ. Или начисто разума лишилась? Сыном собственным жертвует. Загубят ведь парня.
Даже Алексей, вечно принципиально веселый Леший, явно напрягся, чувствуя реальность угрозы, нависшей над Домеником.
Однако ни мать, ни сын не проявляли ни малейших признаков тревоги.
Подошел черед выступить адвокату подсудимого.
– Ваша честь! – обратился он к судье. – Позвольте заявить, что все, здесь прозвучавшее, абсолютно все, до малейшей детали, является вымыслом, за который и так называемой потерпевшей, и свидетелям обвинения, и фальсификаторам, которые за всем этим стоят, по закону полагается уголовное наказание. Защита располагает вескими и неопровержимыми доказательствами только что прозвучавшей здесь лжи всех – подчеркиваю – всех свидетелей обвинения. Лжи от начала и до конца. Целью этой лжи стало стремление завладеть помещением музея, директором которого является мать подсудимого. Дело в том, Ваша честь, что оба флигеля и земля, на которой стоит музей, находится в собственности директора музея и того, кто сейчас находится на скамье подсудимых. Им неоднократно угрожали, требуя при этом переоформить документы на собственность, отказаться от нее. Они неуклонно от подобных требований отказывались. Тогда от угроз вымогатели перешли к действиям. Понимая, что, даже если будет устроен пожар и здания сгорят, земля все равно останется в собственности вышеобозначенных лиц, решено было прибегнуть к оговору. Желавшие захватить собственность рассудили, очевидно, что в этом случае владельцы будут настолько напуганы, что подпишут все, что от них требуют, и навсегда уберутся из страны.
– Это не относится к данному делу, – резко прервала адвоката встрепенувшаяся судья.
– Ваша честь! Я перехожу сейчас непосредственно к делу. Организаторы его не учли одного. И якобы потерпевшая Кононенко, и мнимая свидетельница Бурыгина утверждали здесь, что Доменик Новикофф совершил изнасилование. Причем, как тут выяснилось только что, в результате преступных действий моего подзащитного у Кононенко возникла беременность. Кроме того, все мы отметили, что, помимо всего прочего, имел место также оральный секс, на котором настаивал мой подзащитный.
Позвольте же в таком случае моему подзащитному предъявить суду доказательства абсолютной, категорической невозможности этого.
– Предъявляйте, – тяжело вздохнув, разрешила судья.
Доменик встал со скамьи подсудимых.
Худенький, стройный, высокий.
На насильника он не тянул никак. Но кто ж это примет во внимание? Мало ли кто какое впечатление производит на окружающих? Преступники бывают очень обаятельны. На то они и преступники, чтоб умело маскироваться.
– Извините, Ваша честь! – произнес подсудимый и мгновенно скинул с себя просторные брюки и стянул через голову рубашку.
Зал ахнул.
Замелькали фотовспышки.
Перед судом предстала обнаженная девушка, фигурой напоминавшая древнегреческую богиню охоты, Артемиду. Длинные ноги. Маленькая грудь. Тонкая талия. Развернутые плечи.
Само совершенство.
Строгая и дивная редкая красота и гармония – в такой наготе не было и не могло быть ничего непристойного.
– Молодец! – крикнул разбойничьим голосом первым опомнившийся от неожиданности Леший.
Зал суда дружно хохотал.
– Нездоровый смех в зале! – повторила несколько раз судья, стуча своим деревянным молотком по столу.
Девушка оделась так же быстро, как до этого освободилась от одежды.
Лена зачарованно смотрела во все глаза, оглядывалась вокруг, всматривалась, стараясь на всю жизнь запечатлеть в памяти происходящее сейчас на ее глазах чудо.
Поразило ее лицо судьи. Удивительно: на нем не отразилось ни малейшей тени негодования. Выражение явного удовольствия, злорадства – вот что отчетливо проступало в облике совсем недавно скучавшей женщины, вынужденной поступать, как велено сверху.
Сейчас, когда оговор подсудимого оказался явно, очевидно полностью доказанным, у судьи как гора с плеч упала. Как же живет-то она, бедняга, если постоянно вынуждена поступать вопреки доводам рассудка и собственной совести!
Прокурорская работница пребывала в полнейшей растерянности. Ни магические черно-белые глаза в формате А4, ни иконка не сослужили ей на этот раз добрую службу. Не оградили от зла изворотливого преступного мира.
Рожа представителя органов, «утерявших результаты экспертизы» покрылась пятнами, как недавно у его подопечной Кононенко. Взопрел, родимый защитник правопорядка. Смекнул, что промашку допустил и придется за нее расплачиваться. Спросят с него, ой как спросят! Как пить дать, дело теперь заведут…
Хари клеветниц – Кононенко и Бурыгиной, – тупые и не утратившие еще выражения наглости, отражали в первый момент явный и главный вопрос: «Как извернуться? Где взять подсказку? Чё делать-то?»
– Ваша честь! – обратился вновь к судье адвокат, – Позвольте подвести краткий итог. Суду сейчас было предъявлено самое главное доказательство того, что приписываемое моей подзащитной преступление она совершить попросту не могла в силу совершенно очевидных причин.
Может возникнуть вопрос: а почему же столь явно, грубо и, прямо скажем, преступно сфабрикованное дело вообще дошло до суда. Ведь доказательств, по сути дела, не существовало. Полагаю, что ответ ясен: попрание закона, лжесвидетельство стали нормой. Вещественные доказательства можно утерять, свидетелю заплатить – ощущение полной безнаказанности рождает те самые казусы, с одним из которых мы столкнулись сейчас.
А ведь моя подзащитная еще на первом допросе пыталась объяснить следователю, что обвинять ее в совершении насилия абсурдно.
Она настоятельно просила внимательно изучить ее паспорт. Она не раз повторяла (и это зафиксировано в протоколе допроса), что в паспорте имеются все доказательства невозможности совершения преступления, которое ей приписывают. Что же она имела в виду, говоря о доказательствах, зафиксированных в паспорте?
Во-первых, имя Доменик по-русски пишется одинаково, к кому бы оно ни относилось, к мужчине ли, к женщине ли. Во французском языке отличия существуют. Вот как пишется имя мужского рода. А вот так – женского рода, – адвокат показал судье и залу заранее заготовленные плакатики, на которых четко и наглядно обозначалось написание мужского и женского имени Доменик во французском языке, и продолжал: – Достаточно было прислушаться к словам моей подзащитной, проявить положенное внимание к ее паспортным данным.