– Адам Васильевич, ну кто в четыре утра заряжается? – с укором проговорил Акакий. – С утра пьют только лошади!
Старичок запыхтел и гневно завращал очами:
– Я не пить пошел, как вы выражаетесь, молодой человек, а именно заряжаться! В июне в четыре утра начинается восход солнца, а на восходе наше светило обладает особенной силой. Поэтому как раз в это время надо повернуться к нему лицом, раскинуть вот так руки, блаженно закрыть глаза и постараться впитать в себя как можно больше солнечных лучей!
Адам Васильевич даже наглядно продемонстрировал, как нужно встать, то есть широко раскинул руки, прикрыл глазки и стал ждать неизвестно чего. При этом газета в его руке теперь белела, как протест против маленькой пенсии.
– Акакий Игоревич, вы б его толкнули, что ли, – прошептала Танечка. – Видать, заснул старичок.
Но тот и сам открыл глаза и снова прикрылся газетой.
– Я уже понял, – утонченно проговорил Акакий. – И завтра же, с первым лучом, сам точно так же раскорячусь... простите, рас... растопырюсь...
– Увы и увы, друг мой! – выкрикнул старичок прямо ему в рот. – Не получится! Потому как сейчас в нашем заведении завелось чудище мохнатое!
– Что, Агафья опять выскочила непричесанная? – тихонько спросил у Танечки Акакий.
Горничная недоуменно пожала плечиками.
– Это существо мужеского полу, потому как величины необыкновенной! – продолжал нагонять страху Адам Васильевич. – Я его заметил под деревом, он негодовал – топал ногами и кряхтел. И, вероятно, поджидал меня. В робких солнечных лучах я не успел разглядеть его профиль, но облик его был ужасен!
– Под каким деревом? Что у нас на пляже? – переспросил Акакий и самолично поспешил посмотреть, где негодовало мохнатое чудище.
Под деревом склонились оба незадачливых шантажиста и ковырялись пальцами в кучке металлического мусора.
– Это что? – спросил Акакий, кивая на кучку.
– Это был мой фотоаппарат, – чуть не плакал Сенька. – Блин, Федя! Я ж тебе его как человеку дал!
– Ну че я-то? – слабо отбивался тот. – Ты слышь чего, ты не реви... Скажи отцу, что потерял...
– Да я уже и так сказал! Я фотик Кольке Синему за долги отдать хотел. А где теперь я ему бабки возьму?
Со студентами Акакию было все ясно. Непонятно было другое – отчего «чудище мохнатое» просто не забрало аппарат, а стало его топтать и ломать под деревом?
– Ну что? Видели? – встретил его у дверей Адам Васильевич. – Я бы тоже посмотрел, мне тоже дико интересны природные явления. Однако ж... боязно...
– А нам, детективам, бояться не полагается по рабочему уставу, – скромно отвел глаза Акакий. – Все могут идти спать. А насчет чудища... Что ж, и с ним разберемся.
И, фальшиво напевая «Наша служба и опасна и трудна», Акакий отправился к стоянке. Надо было все же возвращаться домой.
Дверь Акакий открыл своим ключом, чтоб не тревожить Клавдию. На цыпочках прокрался в спальню, и его сдавило чувство горечи – на широкой супружеской постели в гордом одиночестве спала его жена Клавочка. И всю ее голову – от подбородка до затылка – стягивал бинт. А из-за ее сцепленных челюстей доносился сдавленный, гортанный вой.
– Господи... – испуганно пролепетал Акакий. – Опять киллерские штучки! Добрались, значит, до беззащитной женщины...
– Чего? – вскочила сонная Клавдия, заслышав посторонние всхлипы. – Опять храплю?
– Хуже, Клавочка... ты пугаешь меня...
– Ой, господи! А я подумала – надо же, уже ведь и голову к бороде привязала! – что все равно храплю. Ты где шатался целые сутки, кролик-производитель? Куда тебя опять понесло, когда у нас самое расследование развернулось? Не отворачивай бесстыжие шары, с тобой говорю! – вдруг перешла Клавдия в наступление.
Акакий сначала печально хмыкнул – если бы она со своим Жорой только знала, сколько он уже свидетелей опросил! Сколько разных ниточек нарыл! Но Клавдия не знала, а потому надвигалась на супруга с совершенно откровенным желанием – стереть мерзавца в порошок. И Акакий не на шутку испугался.
– Клавочка! – воскликнул он, завидев оголенные кулаки нежной супруги. – Клавочка, все, сознаюсь! Пришло время открыть тебе страшную тайну: я не кролик-производитель.
– Да уж, на него ты в последние лет двадцать пять не тянешь... – прошипела жена.
– Я не гонялся за юбками, не подглядывал за голыми девками и не транжирил твою заначку в старых лифчиках!
Заслышав про заначку, которую она так ловко схоронила в старом нательном белье, Клавдия хотела было раскрыть рот пошире, однако мешала повязка. Срывая на ходу бинт, она кинулась к ящику комода.
– Ах ты... пес блохастый... сороконожка... Ишь куда пробрался – в лифчики, где у меня самое сокровенное! Вот вражина! Что ты лыбишься, гнусный хорек? Ты...
И все же Акакий смотрел на жену с упоением – это ж надо так ругаться. Какой богатый словарный запас! Не то, что у студентов – «типа» да «как бы», и сдулись, а тут – просто услада для ушей.
Клавдия пересчитала деньги и грозно вперила в благоверного свои очи:
– Признавайся, сколько брал?
Акакий мигом сообразил, что жена и не помнит, сколько у нее упрятано.
– Клавочка, – погрустнел глазами он, – как ты могла подумать, что я тайком возьму какие-то деньги? Я и вовсе не знал, где ты их прячешь, а говоря про... про твое нательное белье, совсем другое в виду имел. Ну, понимаешь ведь, в нудистском клубе чего не насмотришься... Но ты у меня всех лучше, я проверял.
– А я сразу говорила, что там и смотреть нечего, – понемногу успокаивалась Клавдия.
Однако последние слова супруга ее насторожили. Она уже было призадумалась, что значит «проверял», но Акакий не дал ей додумать:
– Клава, ты должна меня выслушать. Я провел свое расследование, допросил свидетелей и...
– Каких ты свидетелей допросил? – выкатила глаза Клавдия Сидоровна. – Тех, которые в клубе, что ли? Мы с Жорой их наметили на послезавтра. Я приеду, поговорю...
– Клавдия, тебе нельзя туда ехать, – понуро опустил голову муж. – Все, с кем я говорил, твердят одно и то же – Романа пристрелила противная старая тетка.
– Я надеюсь, ты взял ее адрес и телефон?
– Клавочка, это ты! – будто в воду прыгнул Акакий.
– Я-я-я-я?! Противная старая тетка?!
– Да, с капустницей во всю задницу. Клава, ну я же тебе говорил, что в таком купальнике просто нельзя показываться на людях.
Жена не смутилась, но нелестные отзывы о дивном купальнике сильно ее огорчили.
– Между прочим, там все были и вовсе без купальников, – поджала она губы. – Ты не забыл, что это клуб нудистов?
– Да лучше бы ты была вовсе без купа... – запальчиво начал Акакий, но, быстро оглядев фигуру супруги, шмыгнул носом. – Нет, не лучше... Да лучше бы ты там и вовсе не появлялась! Теперь все в один голос утверждают, что ты – убийца.
Клавдия всерьез заволновалась:
– Но ты-то их убедил, что я сыщица?
– Да. Однако все равно они говорят... говорят, что ты на убийцу больше всех похожа. Это не я сказал!
– А ты думай, что повторяешь! – рявкнула жена и уселась в раздумье. – И что будем делать?
Акакий уже давно придумал план. Да его и придумывать не надо было, все гениальное просто.
– Значит, делаем так. Я занимаюсь клубом, а ты... ты готовишь ужин. А вот сейчас – завтрак. Я так проголодался!
– Нет уж, – не согласилась супруга. – Мне тоже некогда у плиты томиться, у нас с Жорой столько дел, столько дел... Но завтраком тебя, конечно, накормлю.
– А я тебе за это расскажу, что творится в клубе. Ой, Клавочка, там такой дурдом!
– Ну тогда это твоя среда...
Уже сидя за столом, уминая пышную запеканку, которую Клавдия соорудила буквально за минуты, Акакий рассказывал, какую героическую ночь ему довелось провести, как он задержал студентов, как проводил допросы всех свидетелей, как устал... И вообще, почему на столе нет пива?
К тому моменту, когда за Клавдией Сидоровной заехал Жора, Акакий уже мирно посапывал в спальне, а заботливая жена передвигалась по комнате на цыпочках и шепотом выговаривала коту:
– Тимка, если ты опять будешь играть с прической Каки, я тебя выселю на балкон! Кстати, ты не знаешь, отчего у меня опять стали рыбки из аквариума выкидываться? А, поняла, им тоже не хватает витаминов!
Как только в прихожей появился Жора, сразу стало шумно и тесно.
– Клавдия Сидрна! Ну чего, мы едем к Мотину?
– Я уже готова. И не ори так, Каку разбудишь! – зашипела на молодца Клавдия.
– А че вы шепотом говорите? У вас, что ли, опять перемирие? – ухмыльнулся Жора.
– У нас, Георгий, расследование! И, как сегодня выяснилось, ведет его также и Акакий. Причем он дальше нас ускакал – уже весь клуб опросил, и ему даже убийцу назвали. Меня... – горько сообщила Клавдия Сидоровна и всхлипнула. – И нечего радоваться! Когда ты вот так ржешь, ты на жеребца похож!
Как бы они ни переругивались друг с другом, а вышли из подъезда вполне мирно.
– И все же мне кажется, именно у Мотина были веские причины ненавидеть братьев Трохиных, – авторитетно заявила Клавдия. – Ведь получается, что парня чуть не осудили невинно!
– Но не осудили же, – не соглашался Жора. – И потом, а чего он на Романа вдруг взъелся? Тот и вовсе ничего ему плохого не сделал.
– Завидовал, наверное. Эх, Жора, если б ты знал, какой он был красавец... А умница! Жора, тебе тоже пора умнеть, ты ведь даже приличного допроса провести не умеешь. Только и знаешь, что своим бизнесом занимаешься!
Жора надулся, вперил взгляд в дорогу и больше не проронил ни слова. Между прочим, если он еще не умный, так надо было об этом раньше сказать. Сколько времени они вместе по преступлениям мотаются, а про то, что он дурак, ему только сейчас сообщили! А уж про красоту и вовсе обидно. Себя Жора считал страшно привлекательным, а вот Клавдия Сидрна еще ни разу его красотой не восхищалась. Может, тоже... того... завидует?
Сегодня в квартире Мотиных им открыли сразу.
– Здравствуйте, а вы к кому? – приветливо улыбалась им пожилая женщина.