– Нет.
– Или исцелить растение. Вон тот цветок у порога засох…
– Нет! Ты не решаешь, что мне делать.
Но пальцы сами сжались в жесте, которому меня не учили. Между ладонями вспыхнул шар – крошечный, синий, как свет Арти. Внутри него клубились искры, похожие на звезды в миниатюре. Я ахнула, отпустив энергию. Шар упал на пол, прожег половицу и погас, оставив дымящуюся точку.
– Видишь? – сказал Арти. – Это только начало.
Я молчала, глядя на дыру в полу. В ушах стучало: двадцать процентов. Всего двадцать. А что будет при ста?
Я оставила медальон на столе в кухне, а сама ушла в спальню. Погасила свет и легла. В голове метался вопрос, грызущий разум: что я увижу в будущем Илидана… и почему оно пугает больше, чем сам Арти?
Сон навалился тяжелым пологом, хотя я боролась, ворочаясь на грубых простынях. Воздух в спальне густел, пропитываясь запахом гари – не из очага, а чужой, едкой, словно горели кости целого мира. Медальон лежал на кухне, но его голос пророс сквозь стены:
«Смотри. Это твоя обязанность».
Я попыталась вскрикнуть, но тело уже не слушалось. Веки слиплись, и мир рухнул в бездну.
...
Просыпаюсь – но не в своей постели. Стою на коленях среди руин. Небо над Каррье рваное, кроваво-багровое, будто его вспороли когтями. Воздух дрожит от рева и грохота, и я оборачиваюсь.
Они повсюду.
Троганы.
Серые, черные, с кожей, покрытой трещинами, будто высохшая глина. Их пасти – сплетения клыков, блестящих слюной и кровью. Уши острые, как пики, дрожат, улавливая каждый стон. А глаза... Черные бездны с синим пламенем внутри, холодным, как осколки льда. Они ходят на задних лапах, но ноги вывернуты, как у псов, прыгают с неестественной ловкостью. Трехпалые руки мечут магию: одни швыряют огненные сферы, другие рвут перепуганных людей когтями, третьи – вскидывают щиты из черного льда.
И среди них – он.
Илидан.
Но не тот, что провожал меня к ферме. Он парил в воздухе, облаченный в черно-красные доспехи. Его плащ развевался, как черное знамя с кровавыми всполохами. В руке – меч, но не металлический, а словно вырезанный из самой тьмы. Вокруг него вились троганы, кланяясь, рыча на языке, от которого кровоточили уши. Лицо перекошено яростью, в глазах – те же синие огни, что у троганов. Над головой пылает корона из спутанных теней. Илидан поднимает руку – и десяток прорывов в небесах превращаются в сотню, из них льются новые полчища.
– Мой трон будет стоять на костях Каррье, – его голос грохочет, как землетрясение.
Я пытаюсь встать, но земля подо мной оживает. Троганы с рычанием бросаются к руинам храма, где прячутся люди. Женщина с ребенком выбегает из-за колонны – трехпалая лапа хватает младенца. Крик. Вспышка магии. От ребенка остается пепел.
– Останови их! – кричу я Илидану, но он не слышит. Или не хочет.
Один из троганов поворачивает ко мне голову. Его пасть растягивается в подобии улыбки.
Илидан медленно оборачивается. Его взгляд прожигает меня насквозь.
– Ты опоздала, Этти.
Он машет рукой – и мое тело взмывает в воздух. Невидимые тиски сжимают ребра. Внизу троганы воют, поднимая клыкастые морды.
– Ты могла стать моей королевой. Но выбрала жалость.
Из его ладони выползает тень – зубчатая, с когтями. Она впивается мне в грудь, и боль... Нет, не боль. Холод. Пустота. Я смотрю вниз и вижу, как троганы рвут на части мое тело. Нет, не мое – другую меня. Ту, что в светлом плаще, с посохом в руках. Ту, что стреляет молниями и кричит заклинания.
– Нравится? – шепчет Илидан. – Ты проиграла, даже став сильнейшей.
– Ты уничтожил все! – крикнула я, но ветер унес слова.
Он рассмеялся. Звук скрипел, будто нож по стеклу.
Прорыв над ратушей расширился, и оттуда выползло нечто. Троган, но втрое крупнее, с рогами и шевелящимися рунами на груди. За ним – еще и еще. Они встали на колени перед Илиданом, выворачивая суставы странным образом.
– Властелин, – прошипел троган-гигант. Его голос состоял из сотни голосов. – Мир твой. Люди – пепел. Что прикажешь?
Тень сжимает мое сердце сильнее. Оно вспыхивает синим и рассыпается в прах.
...
Я закричала и проснулась.
Пот стекал по спине. Я метнулась к окну, распахнула его – ночь была тихой, луна серебрила поля. Ни пожаров, ни троганов. Но в горле стоял вкус пепла. Сердце бешено стучало, пальцы искали дыру на груди – целая.
– Видение было реальным, – прозвучал голос Арти. Он лежал на одеяле, хотя я точно оставила его на кухне.
– Заткнись! – швырнула в стену медальон. Он отскочил, оставив вмятину, и завис в воздухе.
– Я не враг, – настаивал Арти.
– Это... не обязательно будет правдой, – прошептала я, но голос дрожал.
– Будет, – ответил Арти. – Если ты не убьешь его первой.
До утра я не заснула. Даже не пыталась. Мне было страшно. Сидела под старой яблоней, кутаясь в шерстяной плед, который пах свежесобранными травами. Чай в кружке давно остыл, но я все подносила ее к губам – просто чтобы занять руки. Звезды над фермой мерцали как обычно: холодно, равнодушно. На востоке уже серела полоска зари, но ночь цеплялась за холмы когтями.
Я не могла решить: стоит ли верить увиденному? Если это правда, то… Илидана нужно остановить. Но что если это изощренная ложь? Весь этот мир изначально восстает против Илидана… Почему?
– Ты ошибся, – прошипела в пустоту. – Он не станет монстром.
Но ветер донес запах гари. Не из видения – настоящий. Откуда-то с юга, где стояла деревня. Или это мне мерещится?
Я закрыла глаза, и сразу всплыли кадры: Илидан с горящими синим глазами, троганы, падающие с неба как проклятые ангелы. Его голос: «Мой трон будет стоять на костях Каррье».
– Демодрил, – прошептала, впиваясь пальцами в колени. Плед сполз на землю.
Почему именно я? Я не умею сражаться. Не хочу магии. Мир Каррье огромен – есть воины, магические гильдии, королевские шпионы. Пусть они спасают все! Я никогда не считала себя героиней, не стремилась решать судьбы мира. Так почему? Почему я? Я просто хочу, чтобы утренний ветер пах яблоками, а не пеплом.
Я никогда не просила быть судьей. Не училась различать ложь пророчеств и правду сердец. А теперь… Теперь я должна решить – убить человека, чтобы спасти мир, или поверить, что он сильнее судьбы.
Глава 23
Тишина. Не та, что давит или пугает, а тишина после бури – хрупкая, наполненная шепотом листьев и скрипом тележных колес вдалеке. Неделя пролетела, как сон: ни прорывов, ни видений, ни Илидана. Даже Арти притих, будто смирившись с моим бойкотом. Я больше не носила его с собой, оставляла на ферме.
Илидана я не видела, хотя бывала в деревне – мы строили школу. Дом старосты, который я выкупила для этих целей, напоминал скелет великана – почерневшие бревна, выбитые окна-глазницы, крыша, просевшая, будто под грузом вековых обид. Когда-то здесь решали судьбы деревни, а теперь только ветер гулял по покосившимся комнатам, перебирая обрывки старых ковров.
Пыль взметнулась сама. Старые обои, обугленные балки, битая посуда – весь хлам поплыл к выходу, словно река, повинуясь взмаху моей руки. Нанятые мужики из деревни, стоявшие у забора, замерли, разинув рты.
– Эй, Влас! – крикнул один, толкая соседа локтем. – Гляди, она ж без нас управится!
– За это и плачу, – огрызнулась я, направляя в их сторону ворох гнилых досок. – Берите лопаты, а не языки.
Они засуетились, но я видела, как их взгляды скользили по плывущему в воздухе мусору. На улице то и дело мелькали детские лица – они липли к окнам гроздьями, как спелые плоды на ветках. Девочка с косичками, дочь кузнеца, каждый день приносила мне лепешку, завернутую в тряпку.
– Это за то, чтобы вы научили меня читать, – говорила она, кладя сверток где-нибудь в сторонке.
Крышу чинили сообща. Я левитировала прогнившие доски, пока деревенские мужики ворчали, что «магия – это жульничество». Зато когда балка, которую пять человек не могли сдвинуть, плавно встала на место по взмаху моей руки, даже Ярвик-скряга кивнул: «Ладно, сойдет».
В подвале нашли сундук с бумагами – приказы полувековой давности, потрепанные карты. Хотели сжечь, но я сохранила. Карты, рисованные от руки, показались мне чуть ли не произведением искусства. Развесила их на стенах меж окон. История – лучший учитель.
К концу недели стены стояли ровно, окна обрамляли новые рамы, вот бы разжиться еще магическим стеклом, пока пришлось затянуть их обычными пузырями. Внутри пахло сосновой смолой и старыми книгами, я развесила мешочки с сушеным мхом, поглощающим сырость. Оставалось только найти учителя, хотя бы одного. Дигеста обещала поискать кого-нибудь в Онвадине, но предупредила, что бесплатно никто не согласится. Я на это и не надеялась. Моя сантана разрасталась, так что скоро будут деньги.
В эту неделю я занималась не только школой. Вместе с Зеном мы придумали план нового дела. Я давно интересовалась рудниками в горах неподалеку от Адиль. Собрав второй урожай сантаны, я выкупила один серебряный рудник за бесценок и оформила документы на Зена. Теперь никто не явится и не выгонит нас оттуда, как только приведем все в порядок и вдохнем жизнь в это место. Здание школы я тоже купила и зарегистрировала на Тантана – он с радостью согласился.
Зен рассказал, что его папа был владельцем рудников. Парень с детства помогал отцу и многому научился, поэтому я со спокойной душой могла доверить ему это дело. Прибыль договорились делить пополам.
Оборудование для дробления руды, варки киновари и конденсации паров ртути мы пока взяли в аренду. Купим свое как только появятся деньги. Зен обещал, что сам все организует, а в помощники взял пока только Пригара.
Мы с Зеном стояли у входа в рудник. Его темное жерло зияло в скале, словно рот спящего великана. Внутри пахло сыростью и железом. Пригар, сгорбившись у телеги, проверял крепления на арендованном дробильном аппарате – массивной железной штуковине с шестернями, ржавыми от времени.