– Отец говорил, что в рудниках живет удача, – Зен провел ладонью по мшистому камню у входа. На нем виднелись едва различимые буквы: «Шахта №7.». – Главное найти ту самую жилу.
– А мы найдем? – спросила я, поправляя повязку на волосах. Утренний ветер с гор щипал щеки.
– У тебя же нюх на прибыль, – ухмыльнулся Зен. – Иначе зачем вложилась в эту развалину?
– Нюх? – фыркнула я, поднимая фонарь. Свет выхватил из темноты лежни, поросшие грибком. – Мне понравилось название. «Адильские серебряные жилы». Звучит… поэтично.
Пригар фыркнул, плюнув в сторону. Его руки, обмотанные тряпками, дрожали, пока он возился с цепями.
– Поэзия не накормит, – пробурчал он. – А вот серебро – да. Если сумеем его найти.
Зен бросил в него камушком:
– Не ныть. Ты же сам клялся, что умеешь обращаться с ретортами.
– Умел. Лет двадцать назад.
Я вошла в шахту первой. Темнота обнимала, как старый враг. Фонарь выхватывал стены, исчерченные кирками, обвалившиеся балки. Где-то капала вода.
– Видишь? – Зен указал на груду камней с блеклой синей полосой. – Это кобальт. Значит, серебро где-то рядом.
– И яд в придачу, – добавил Пригар, стаскивая с телеги мешки. – Красиво красным светится.
Пригар подразумевал киноварь, она ядовита, так как содержит ртуть.
Шахта зияла черным ртом в скале, изрыгая запах сырости и старой меди. Пригар, прислонившись к тачке с инструментами, курил самокрутку. Его лицо, изрезанное морщинами глубже, чем штреки в этой горе, кривилось в усмешке:
– Ну что, хозяева, начинаем оживлять покойничка?
Дни пролетали в работе. Мы расчищали тоннели, чинили лебедки, а по вечерам, сидя у костра, Зен рисовал схемы амальгамации. Его пальцы, грубые от работы, ловко выводили линии реторт и конденсаторов.
– Отец плавил так, – он тыкал в чертеж обугленной палкой. – Ртуть растворяет серебро, потом мы выпариваем…
– И получаем чистый металл, – закончила я, попивая сладкий травяной отвар. – Если не взорвемся.
– Не взорвемся, – Зен улыбнулся впервые за день. – Я же здесь.
Пригар храпел у камней, укрывшись мешковиной. Зен замолчал, глядя на огонь.
– Ты почему доверила это мне? – спросил он вдруг. – Рудник. Ты же могла нанять кого-то получше.
Пламя трещало, выгрызая звезды из углей. Где-то вдалеке завыл ветер.
– Потому что ты веришь, что здесь еще есть жизнь, – ответила я, кивая на шахту. – А не только камень.
Зен хмыкнул, но не стал спорить.
На третий день мы нашли первую жилу.
– Смотри! – Пригар, обычно угрюмый, закричал, как мальчишка. Его кирка звякнула о стену, и отколовшийся камень брызнул бледным блеском.
Серебро. Небогатая прожилка, но настоящая. Зен прижал ладонь к холодному металлу, закрыв глаза:
– Отец… ты был прав.
Мы праздновали у костра с жареным мясом и вином из деревни. Даже Пригар разговорился, вспоминая о юности.
Костер трещал, вырывая из темноты наши лица – Зена, Пригара, мое. Пламя лизало ветки, отбрасывая танцующие тени на скалы. Зен сидел слишком близко, его колено в потертых штанах касалось моего. Нарочно? Случайно? Он наклонился, и запах дымного вина смешался с ароматом сосновых шишек, что горели вместо дров.
– Эй, – его голос, еще не огрубевший до конца, прозвучал нарочито глубже. Пальцы, перемазанные сажей, вертели ветку. – Ты сегодня молчишь, как эта шахта.
Он пытался шутить, но взгляд его – тяжелый, медного оттенка, как руда в свете фонарей – выдавал напряжение. Семнадцать лет. Широкие плечи, которые он все расправлял, когда думал, что я смотрю. Руки, привыкшие к тяжелому труду, но дрогнувшие сейчас, когда он протянул мне флягу.
– Просто устала, – соврала я, отпивая. Вино обожгло горло.
Зен не отводил глаз. Он изучал меня так, будто пытался разгадать рунический шифр, – пристально, с упрямой наивностью юности. Его нога чуть сильнее прижалась к моей.
– Ты ждешь, что он вернется. Илидан.
Сердце рухнуло в желудок, будто сорвавшись с обрыва. Пригар, сидевший напротив, замер с самокруткой на полуслове.
– Не… – начала я, но Зен перебил, швырнув ветку в огонь. Искры взметнулись к звездам, осыпаясь пеплом на его куртку.
– Не ври. – Его челюсть дернулась. – Деревня шепчется. Говорят, он свяжется с троганами. И ты… – голос сорвался, выдавил: – Ты веришь ему больше, чем нам?
«Нам». Не «мне». Умный мальчик. Прячет свое «я» за общим. Но его рука легла на мою – на мгновение, будто оправдываясь: случайно.
– Это неправда! – вырвалось резко, эхо ударило о скалы. Пригар присвистнул, делая вид, что копается в котомке.
Зен отстранился, словно обжегшись. Встал так резко, что чуть не опрокинул флягу.
– Ладно. Не мое дело. – Он отряхнул штаны, избегая моего взгляда.
В профиль он казался старше – тень от скулы, упрямый подбородок.
– Но если он тебе дорог… – Голос дрогнул, выдавил. – Завтра рано вставать.
Он ушел, ломая кусты на пути, будто мстил им за что-то. Пригар выдохнул дым колечком:
– Парень-то запал. Видать, впервые сердце прищемило.
Я не ответила. Зен исчез в темноте, но его взгляд все еще жег кожу. Слишком молод. Слишком… простой. Не тот, чьи руки пахнут сталью и тайнами, чьи слова обжигают, как магия.
– Он бы тебя защищал, – словно прочел мои мысли Пригар. – Строил бы дом. Рожали бы детей. Скучно, зато безопасно.
– Он еще ребенок, – прошептала я, наблюдая, как Зен вдалеке бьет кулаком по сосне. Он пытался быть взрослым. Статным. Решительным. Но когда обернулся, и лунный свет упал на его лицо, я увидела мальчишку, который до сих пор прячет под подушкой нож, чтобы «защищаться от троганов».
А Илидан… Илидан даже не спрашивал, хочу ли я защиты. Он просто был. Как гроза, которая не просит разрешения, чтобы разразиться. Зен был солнечным днем после дождя – ясным, простым, предсказуемым. А я тонула в сумерках, где даже звезды лгали.
Глава 24
Артефакт проклятия все еще лежал запертый в ящике кухонного стола, но это ничуть не мешало ему что-то делать со мной. Я чувствовала, как внутри бурлит магия, она текла по жилам и потоки становились с каждым днем сильнее.
Тепло разливалось по венам, сладкой истомой окутывая каждую клеточку тела. Это было похоже на глоток горячего шоколада в морозный день, на ласковые лучи солнца после долгой зимы. Магия наполняла чувством невероятной силы и эйфории. Она вибрировала под кожей, словно крылья бабочки, готовой вот-вот взлететь. Кажется, я даже начала светиться изнутри, ощущая, как по щекам растекается приятный румянец. Артефакт был похож на запретный плод, манящий своей тайной.
В конце концов, я не выдержала, открыла ящик и взглянула на табло медальона:
– Уровень силы – 27%.
– Твои магические каналы становятся шире и сильнее, – раздался в голове голос Арти, словно он только и ждал, когда я, наконец, обращу на него внимание. – За постройку школы и возрождение рудника ты получила проценты, и я влил в тебя часть своей силы.
Каждая новая частичка магии делала меня сильнее, увереннее, живее. И хотя где-то в глубине души теплился страх перед неизвестностью, сейчас я была готова отдаться этому волшебному потоку, ощутить его полную мощь. Что же будет, когда шкала достигнет ста процентов?
Я потрясла головой, прогоняя наваждение. Нет, это ненормально, даже опасно. Эта штука меняет меня, и я понятия не имею, к чему это приведет. Мне нужна помощь. Я положила Арти в карман, отложила все дела и решительным шагом направилась к Дигесте.
Яфера только поднималась над деревней, окрашивая небо в нежные розовые и золотистые тона. Я пыталась слиться с рассветной тишиной, с волшебством зарождающегося дня. Хотела стать спокойствием природы, но получалось плохо. Дорога, обычно такая знакомая, казалась длиннее обычного. Каждый шорох листьев, каждый крик птицы заставляли меня вздрагивать. Магия Арти пульсировала под кожей, напоминая о себе. Я чувствовала себя сосудом, наполненным до краев чем-то мощным и непредсказуемым.
Дигеста, как всегда, хлопотала в саду, когда я подошла к ее дому. Увидев меня, она выпрямилась, отряхивая землю с рук. Ее взгляд был проницательным, словно она чувствовала, что что-то не так.
– Этти, – кивнула она. – Что-то случилось? Ты выглядишь встревоженной.
Я глубоко вздохнула, собираясь с мыслями. Как объяснить ей то, что сама до конца не понимаю?
– Дигеста, мне нужна твоя помощь, – начала я, и голос предательски дрогнул. – Со мной творится что-то странное. Артефакт вливает в меня силу, и я боюсь, что это изменит меня… Я не знаю, во что превращусь. Я не верю ему!
Дигеста жестом пригласила меня присесть на скамейку у дома, оплетенную цветущим плющом. Она села рядом, внимательно слушая, пока я рассказывала о проснувшейся магии, об Арти и о кошмарном видении будущего. Я говорила быстро, запинаясь, боясь упустить хоть малейшую деталь.
Когда я закончила, Дигеста молчала несколько мгновений, задумчиво глядя на восходящее солнце. Потом повернулась ко мне, и в ее глазах я увидела не страх или недоверие, а понимание.
– Магия – это река, Этти, – спокойно сказала азри. – Иногда она течет спокойно и мирно, а иногда превращается в бурный поток. Важно научиться управлять этим потоком, иначе он может тебя поглотить.
– Но я не знаю как, – почти прошептала я.
Дигеста взяла меня за руки. Ее ладони были теплыми и сухими.
– Я помогу тебе, – сказала азри твердо. – Мы вместе найдем способ контролировать твою магию. Но для этого ты должна довериться мне. Довериться себе.
В ее словах было столько уверенности и спокойствия, что я почувствовала, как напряжение, сковывавшее меня все эти дни, начинает отступать. Впервые с тех пор, как я нашла Арти, появилась надежда. Надежда на то, что смогу справиться с этой новой, невероятной силой, не позволив ей разрушить меня и все вокруг.
– Спасибо, Дигеста, – сказала, сжимая ее руку. – Я очень тебе благодарна.