На этом письмо заканчиваю. Буду ждать от тебя ответа. Твой друг навсегда Гриша.
Да, еще. У нас сейчас десять часов вечера, у вас — двенадцать дня. Эх, досадно, что нельзя сейчас очутиться с тобой в нашей московской школе!..»
Федя отложил это письмо в сторонку, взял другое и стал его перечитывать:
«Здравствуй, Федя!
Ты, наверно, сердишься, что я не ответил сразу на твое письмо. Но, честное слово, было некогда. У нас начинается полярный день, темнеет теперь поздно, и на дворе такая красота, что я почти не сижу дома. И столько всяких дел, что не хватает времени. Совсем недавно я начал учиться стрелять. Каждый день мы два часа занимаемся стрельбой. Стреляем за селом, возле Лисьей сопки. Пока сходишь туда да обратно — еще два часа пройдет. Стрелять меня учит один мальчик из нашего класса — Саша Хахутан. Пока я попадаю хуже всех, но Саша Хахутан говорит, что я еще научусь.
Федя! Я писал тебе неправду, будто здешние ребята ни рыба ни мясо. Все они хорошие стрелки! Саша, например, за двести шагов попадает в самую середину картонного круга, а круг нарочно вырезают из белого картона, чтоб на снегу он совсем был не заметен. Саша считается лучшим стрелком в классе. Это он подарил мне мелкокалиберную винтовку, из которой я теперь стреляю. Ну, я ему взамен подарил свой альбом с марками. Но ты не думай, что я уже навеки подружился с ним. Просто мы в хороших отношениях.
Еще весь наш класс занимается фотографией, даже девчонки. Сейчас мы фотографируем зверей. Ходили на звероферму и щелкали черно-бурых лисиц. Вот где потеха! Никак не наведешь на резкость, такие они вертлявые! Нашим кружком руководит один старый охотник. Он обещает сводить нас в торосы. Там возле лунок охотятся на нерп белые медведи.
Теперь ты понимаешь, сколько на все это уходит времени? А ведь еще школа и уроки! А тут еще папа часто уезжает, приходится самому колоть дрова и пилить снег, из которого мы топим на плите воду. Поэтому не обижайся, если не очень часто буду писать.
Федя спрятал письмо в конверт и с грустью посмотрел на коричневатый, крошечный выступ на карте. Где-то здесь, на этом мысе, на этом кусочке земли у Ледовитого океана живут мальчишки, которые запросто дарят друг другу настоящие ружья и запросто попадают в самую незаметную цель…
Федя вздохнул и взялся за третье письмо.
«Федя!
Пишу, не дождавшись от тебя ответа. Если б ты знал, что у нас случилось! Помнишь, я писал тебе про Толю Кавратагиргина, с которым сижу на одной парте? Он, вообще, очень тихий и совсем несильный. Один раз мы с ним боролись, так за минуту я положил его на лопатки. Так вот у нас все думали, что он погиб, но сегодня он вернулся в село. И в школе и в селе такая радость, что просто не описать!
Он только что был у меня и пошел домой, а я решил написать тебе все подробно.
У Толи есть дядя, охотник, он живет на самом берегу Ледовитого океана, за двадцать километров от села, и Толя давно уже собирался его проведать. В прошлую субботу, сразу после уроков, он запряг собачек и поехал к дяде. А через какой-то час задул южак, началась пурга. Ребята, с которыми Толя живет в интернате, думали, что он вот-вот вернется, а его нет и нет. Уже наступил вечер, а его все не было. К ночи пурга совсем разошлась. И все-таки два охотника поехали искать Толю. Но разве найдешь в тундре человека, когда закрутит пурга? Охотники вернулись еле живы, а его не нашли. Пурга утихла только через три дня. Тогда уже все считали, что Толя погиб, но все равно все мужчины села выехали на упряжках искать его. Только они уехали, как вернулась упряжка Толи. Оказывается, он в пургу сбился с дороги, тогда остановил собак, перевернул нарту и зарылся в снег. Так и пролежал всю пургу под снегом, ни разу не заснув. Ему было так холодно, что он чувствовал, как замерзает отдельно каждая косточка. Он сам говорил мне. Вот, Федя, какие здесь ребята! Хотел бы я знать, кто из нашего старого класса мог бы просидеть три дня под снегом? Я, например, не смог бы и ты, наверно, тоже. Даже Валька Филатов не смог бы, хотя он всегда хвастал, что сильнее всех.
О себе писать нечего. Летом мы собираемся всем классом в поход по берегу Чукотского моря. А раз так, я решил хорошенько закалить себя. Теперь по утрам я растираюсь до пояса снегом, потом двадцать раз пробегаю вокруг дома. Вдвоем с Сашей Хахутаном мы тренируемся в ходьбе — каждый день ходим по десять километров. В рюкзаки кладем камни, чтоб было потяжелее. Мама ругается, но на то она и мама. Разве ей понять, что такое поход к холодному морю?
Ну, пока. Пиши. Гриша.
Подперев щеку кулаком, Федя задумчиво смотрел на карту. Вот он, берег Чукотского моря. Но что может рассказать об этом береге карта? А Гриша, наверно, бродит сейчас где-то там со своим классом. Счастливый человек! Уж лучше бы его, Феди, отец тоже кончил сельскохозяйственную академию, чем автодорожный институт…
Федя снова вздохнул и взял четвертое письмо — то, что пришло сегодня. Он осторожно вскрыл конверт, достал из него исписанные листы, распрямил их и стал читать:
«Эх, Федя! Знал бы ты, что это был за поход! За месяц мы прошли триста пятьдесят километров. И чего только не увидели на этих километрах! Но постараюсь все по порядку.
В поход нас повел Матвей Матвеевич, наш учитель истории. Маршрут проходил и через реки, и через болота. Мы часто ночевали на берегу моря, а один раз — в скале. Побывали на месте древнего поселения эскимосов, осмотрели три бухты, и везде вели раскопки. Это очень интересное дело — вести раскопки, особенно если попадется захоронение. В одном захоронении мы нашли каменные наконечники стрел, костяные иглы и амулеты. Все это мы выслали в Москву. Матвей Матвеевич говорит, что наши находки пригодятся ученым-археологам.
Не думай, что было легко. Знал бы ты, что такое — переваливать через сопки! В голове шумит, гудит, а ноги не хотят идти и скользят по гладким валунам. Первые дни я все время плелся в хвосте. Не помогла даже моя закалка. Если бы не Саша и Толя, то из-за меня все время пришлось бы задерживаться. А так Саша и Толя сперва тащили меня на сопки за руки. Но потом я привык и уже не отставал.
У нас сейчас еще лето. Правда, совсем не такое жаркое, как у вас. Зато солнце не заходит круглые сутки. Тундра зеленая-презеленая, в ней столько цветов, что просто режет в глазах, когда смотришь. Скоро начнем собирать голубику и морошку на варенье, это такие ягоды вроде нашей черники и клубники. А как твои каникулы?
Привет тебе от моих лучших друзей Саши Хахутана и Толи Кавратагиргина.
Твой друг Гриша.
Федя еще раз перечитал от строчки до строчки письмо, посмотрел на карту. Где-то здесь, на самом кончике коричневатого мыска, на самом берегу Чукотского моря находится село Каменная Земля. Где-то здесь, на этом мыске, у этого моря ходил со своим классом Гриша. Где-то там нашли они захоронение с амулетами и каменными стрелами… Далековато от Москвы до Каменной Земли. Нет, не далековато — просто далеко, даже очень далеко. И если уж так случилось, что его, Федин, отец выбрал не тот институт… Впрочем, отец есть отец, а он есть он. И он, Федя, обязательно, ну просто во что бы то ни стало побывает в селе со странным названием Каменная Земля. Пусть не сейчас, пусть позже, через несколько лет. Может, через пять, может даже через десять, только он обязательно туда поедет — на эту самую Чукотку…
Сейчас он сядет за стол и напишет об этом Грише.
Полосатик
Все началось с того, что сперва его не было.
Но даже когда его не было, ему было тепло. Правда, тогда он ничего не видел и не понимал — просто лежал в тепле. Вокруг было черным-черно, и он ни о чем не думал. Да и как он мог думать, если его еще не было?
Потом ему стало очень холодно, в глаза ударил яркий свет, он поскорей закрыл их и понял, что он родился. Кто-то взял его на руки и засмеялся:
— Ай, какой! С полосками!.. Пиши этого Полосатика в тетрадь, будет сорок пятый сегодня.
И тот, который смеялся, положил его на снег. Ему стало еще холоднее, он подумал, что сейчас замерзнет и его опять не станет. Но в это время тот, который смеялся, сердито сказал:
— Ну, ты, принимай своего сына!
Тот, который смеялся, а потом рассердился, протащил его немного по снегу, и он очутился возле своей матери. Она тоже лежала на снегу, поджав под себя ноги, и тихонько стонала. Тот, который рассердился, разжал его колотившиеся зубы и сунул ему в рот что-то мягкое и теплое. Он хотел вытолкнуть это мягкое изо рта, нечаянно придавил его губами, и из него полилась очень вкусная жидкость, которая сразу ему понравилась.
— Повернись, повернись, — уже ласково сказал его матери тот, который смеялся.
Его мать, постанывая, тихонько повернулась и осторожно накрыла его своим брюхом. И он снова погрузился в теплую черноту, и стало так, как было тогда, когда он еще не родился.
Так они лежали весь день и всю ночь на снегу — он и его мать. Она постанывала, ворочалась, укрывала его своим опустевшим, обвислым животом, а он все время мял губами ее сосок и глотал вкусную жидкость.
Потом наступило утро, и пришел его отец.
— Это твой отец, — сказала ему мать. — Он самый сильный олень, он вожак стада.
Она перестала стонать, приподнялась на передние колени, а задним коленом затолкала его в спину, заставляя отпустить сосок и посмотреть на отца. Он заворочался под ее брюхом, высунул на воздух голову и увидел отца. Отец стоял на четырех крепких ногах, покрытых густой белой шерстью, и весь он был белый-белый, как снег, с огромными рогами, с длинной белой бородой, а на шее у него висел колокольчик. Был он в самом деле крепкий и большой, его отец. Он подошел к его матери, лизнул ее в ухо, и она снова положила на снег голову, отяжеленную рогами, а отец стал разгребать копытом снег. Он ударял широким копытом по задубелому насту и отбрасывал снег в сторону. При этом голова его вздрагивала и колокольчик на шее приговаривал: «дзынь-динь, дзынь-динь».