Вокруг всё цвело и благоухало. Даже на моей даче, расположенной недалеко от мегаполиса, так не дышалось! А я-то думала, что у меня там экологический рай. Оказалось, ошибалась.
Местный воздух хотелось пить, как освежающий напиток – и у меня от него аж голова закружилась. Но при этом тошнота отпустила, и настроение немного улучшилось. Если даже всё окружающее глюк моего заболевшего мозга, то на данном этапе это был глюк приятный до головокружения, прям хоть к выхлопной трубе прикладывайся чтоб отдышаться.
Но, если это всё-таки не глюк, до автомобилей и их выхлопных труб было еще около пятнадцати веков, потому мне ничего не оставалось, как глазеть по сторонам, разглядывая первозданное буйство зелени, раскинувшееся по обе стороны грунтовой дороги.
Ее и дорогой-то трудно было назвать – так, широкая тропа, утоптанная копытами лошадей и промятая колесами телег. Тот случай, когда пятой точкой организма осознаешь преимущества рессор и асфальтовых шоссе, которые в этом мире появятся еще очень нескоро...
Не останавливаясь мы перекусили припасами, которые захватила с собой Лидди. А именно: очень невкусными лепешками и экстремально жирным молоком из глиняной крынки.
От такой непривычной пищи мой желудок выдал наверх запрос на тему «эй, хозяйка, ты ничего не перепутала?» Но потом я сообразила, что это не желудок взбунтовался, а мой мозг, пытающийся осознать что переваривается внутри меня, и офигевающий от поступающей информации. А само тело, привычное к такой еде, всё усвоило без проблем.
Интересно конечно что происходит с человеком, вселившимся в другого... Некий конфликт разума и тела налицо, но, думаю, это явление временное. Примерно такое же, как со староанглийским языком, на котором я, оказывается, теперь умела говорить легко и свободно. При этом мой русский как бы отодвинулся на второй план: думала я пока что на нем, но это, скорее, по привычке. Похоже, скоро моя родная речь станет чем-то вроде рудимента: в голове останется, но толку от нее не будет никакого...
Ближе к вечеру окружающие нас цветущие поля и леса остались позади, и телега продолжила путь по уже довольно-таки каменистой местности, где над редкими деревьями в основном преобладал колючий кустарник.
- Скоро начнутся ваши владения, госпожа, - проговорил Кэйл. – Давайте-ка лучше на ночлег остановимся. Земли, прилегающие к замку Сайзен, относительно безопасны, так как по ним ездят вооруженные патрули, которые следят за порядком. А вот в ваших новых владениях может случиться всякое.
- Чем же так опасны мои владения? – удивилась я.
- Да как бы это сказать... – замялся Кэйл. – Сами скоро увидите.
И слился с разговора, переведя его на другую тему:
- Вам лучше будет поспать под телегой, госпожа. Я сейчас туда постелю волчью шкуру, чтоб вам сладко спалось. И даже если дождь пойдет, вам будет тепло и сухо – я недавно в телеге все щели законопатил. Так что не сомневайтесь, крыша над вами будет надежной.
Глава 4
Проснулась я от многоголосого птичьего пения, что не удивительно – в моем деревенском саду они летом поют постоянно.
Я даже улыбнулась не открывая глаз: интересный мне всё-таки сон приснился про далекое средневековье. Реальный такой. И как же прекрасно, что он закончился! Ибо из хорошего там был только воздух, а всё остальное – ну его нафиг...
А потом, по мере того, как сон отступал, пришло удивление.
Прежде всего оттого, что у меня ничего не болело!
Обычно утро в моем возрасте начиналось с того, что чуть шевельнешься – и сразу стрельнуло в спину, затекшую от лежания в одном положении, шея заныла, а следом нога, сломанная много лет назад, которая хоть и срослась нормально, но всё равно по утрам давала о себе знать.
А тут – ничего!
Вообще тишина в теле!
И ощущение, что у меня сил, будто я месяц в Тайланде отдыхала. Хотя, признаться, подобного со мной в реальности не случалось, но могу предположить, что именно так чувствуют себя люди, четыре недели пожившие в пятизвездочном раю.
«Вот что значит один день, проведенный на даче!» - мысленно успокоила я себя. «Никаких Тайландов не надо».
И открыла глаза...
После чего мне жутко захотелось зажмуриться. Ибо у меня перед лицом колыхалась трава на фоне лежащего внизу края волчьей шкуры, а надо мной нависли грубо отесанные доски, очень похожие на дно телеги.
- Матерь котья... – простонала я на родном русском, отметив при этом, что мой мозг впал в некий ступор, пытаясь перевести мои слова на староанглийский. Но не справился – правда, тут же найдя витиеватую замену матерного плана на древнем языке англов.
Получалось, что всё, произошедшее со мной вчера, не сон и не бред сумасшедшей, а самая что ни на есть чистая правда! И доказательство этому было самое убедительное – отсутствие возрастных ощущений по факту пробуждения, ибо тело юной девицы болеть не должно.
Также в реальности происходящего дополнительно убедили меня многочисленные вши, которых я разглядела на своих волосах, разбросанных по волчьей шкуре. Эдакие мелкие, чуть продолговатые, слабо шевелящиеся коричневые точки, при виде которых шестидесятилетняя я забилась бы в истерике. Но я в теле юной благородной леди образца пятого века лишь равнодушно зевнула, закинула свою роскошную белобрысую вшивую гриву за плечо, и вылезла из-под телеги.
Мои слуги уже проснулись. Кэйл возился с лошадиной сбруей, а Лидди поверх соломы в телеге укладывала слой свежесрезанной травы.
- Проснулись, госпожа, - улыбнулась женщина, увидев меня. – А я вот делаю подстилку помягче, а то вы вчера морщились когда телега подпрыгивала на колдобинах. Скоро поедем. Не желаете ли откушать лепешку с молоком?
- А оно не прокисло за ночь? – осведомилась я.
- Конечно нет, - расплылась в улыбке Лидди. – Мы ж деревенские, знаем толк как продукты сохранять подольше. Я вчера перед отъездом в это молоко свежеотловленную лягушку опустила. Так что уж поверьте, оно и прохладное, и свежее, словно только из-под коровы.
Современная я мигом вспомнила как пила вчера это молоко, и мужественно приготовилась блевать дальше, чем вижу. Но в то же время леди Элейн, зевнув вторично, приняла из рук служанки глиняный кувшин, и осушила его наполовину, при этом кончиком носа отодвинув лягушачьи лапки, мазнувшие по ноздре.
Интересное это было конечно ощущение.
Двойственное.
Бесспорно, тело юной девы контролировала я. Но, в то же время, это самое тело порой без моего участия совершало привычные ему движения прежде, чем мои цивилизованные мозги подключатся к процессу.
С одной стороны, это было удобно в плане выживания в незнакомом мире.
С другой стороны, раздражало.
Хотя, может это период адаптации такой? И через какое-то время я полностью освоюсь в молодом теле, которое – что уж тут скрывать – ощущать было очень приятно. Еще б в зеркало посмотреться, увидеть, какая физиономия мне досталась.
Руки мне уже нравились, особенно длинные пальцы с ногтями правильной формы, пусть даже обгрызенными по краям.
И эластичная кожа без намека на морщины вполне устраивала.
Грудь под одеждой наощупь тоже обещала оказаться интересной, эдакая спелая юная «двоечка», а может даже и побольше. Ну а вшей из своей роскошной гривы я уж как-нибудь выведу...
Покончив с завтраком, хоть и невкусным, но сытным, я вслед за Лидди влезла на телегу, и мы тронулись в путь.
Правда, уехали недалеко.
Проехав каменистой пустошью, мы углубились в дубовый лесок – но внезапно лошадь, фыркнув, остановилась.
Понятно почему.
На лесную тропу вышло шестеро парней, изрядно смахивающих на бомжей. Тощие, обросшие бородами и сальными патлами, одетые в какие-то обноски. Глаза злые и голодные. В руках у кого дубина, у кого коса, переделанная под подобие кривого копья.
Предводительствовал шайкой высокий парень, в плечах пошире остальных, и одетый немного поприличнее – то есть, заплаток на рубахе у него было поменьше, чем у его товарищей. В руках он держал меч, которым и стукнул слегка по краю нашей телеги.
- Далеко ли собрался, дядька Кэйл? – проговорил он, оценивающим взглядом окинув меня.
Возница скривился, словно случайно поймал ртом муху.
- Давай без лишних слов, Ланселот. Несчастлив мой день, что я повстречал тебя и твою шайку, но тут уж ничего не попишешь. В корзине моей Лидди найдется десяток лепешек и непочатый кувшин молока. Хватит тебе этого, чтобы пропустить нас?
- В другое время хватило бы, дядька Кэйл, - ухмыльнулся разбойник. – Но я смотрю, у тебя в повозке, судя по платью, сидит благородная дама. Кто она?
- Леди Элейн, новая правительница замка Лидсфорт, - с важностью заявил Кэйл. – Ее приемный отец был подло убит, и цитадель досталась ей в наследство.
- Во как! – поднял брови Ланселот. – Ну, ты ж понимаешь, что тебя с женой я мог бы пропустить за стопку лепешек. Но благородную леди отпустить за столь скромный выкуп было б оскорблением для нее. Потому вашу еду я не трону, чтоб люди не сказали, будто Ланселот Озёрный отбирает у крестьян последнее. А вот коня с повозкой, уж не обессудь, заберу. Тут до Лидсфорта от силы три мили осталось, а леди бледна, и ей не повредит пешая прогулка по лесу.
- Ты их отпускаешь? – удивился один из разбойников, рыжий, рябой, с бельмом на глазу и дубиной в руках. – Девка-то сочная, я б с такой поразвлекся.
- И я б не отказался, - подхватил второй, с изуродованным лицом – похоже, кто-то отрезал ему ноздри, оставив от носа лишь тонкую перегородку.
Ланселот обернулся.
- Еще одно слово, и мне придется осквернить свой меч вашим поганым мясом, - прорычал он. – Или вы не слышали, что значит слово рыцаря?
Разбойники попятились.
- Да мы чо? Мы ничо, просто пошутили.
- То-то же, - рыкнул предводитель шайки. После чего, повернувшись к нам, учтивым тоном добавил: - Я не повторяю дважды.
Пришлось нам с Лидди вылезти из телеги, а Кэйлу слезть с передка и вручить вожжи Ланселоту. При этом я заметила, как он смахнул слезинку с лица.