— Ты пригласишь меня на ужин? Ради этого я, конечно, оденусь.
— Естественно, приглашу. И очень охотно.
Он смотрел ей вслед, когда она выходила из комнаты, понимая, что она уже победила, и подозревал, что она тоже это понимает.
Вечер прошел на удивление удачно. Алана смутил уже тот вид, в каком Майя вышла из ванной, где она одевалась. Обычно ему всегда было больно смотреть на ее внешний вид; она предпочитала слишком короткие юбки, слишком низкие вырезы кофточек и блузок, высоченные шпильки, груду украшений и тонну макияжа на лице. Но сегодня, очевидно, она решила радикально поменять стиль. Майя выпорхнула из ванной в брючном костюме цвета морской волны и в белой шелковой сорочке с высоким воротником. На Майе не было никаких украшений, если не считать маленьких перламутровых сережек и золотого браслета. Не хромала она и на привычных уже высоченных шпильках. Оттенок губной помады — во всяком случае, для нее — тоже можно было назвать вполне приличным. Выглядела она, как светская дама — взрослая, чужая, обновленная и достойная доверия.
«Боже, — подумал он, — как я ее люблю. Я буду любить ее всегда». Эта мысль привела его в ужас. Он ничего не слышал о ней в течение последних трех месяцев, он не звонил ей и надеялся, что постепенно забудет ее. Теперь же он понял, что чувство его осталось таким же, как прежде. Оно ни на йоту не изменилось. Он полюбил ее еще крепче в ее новом обличье. Она стала другой.
Но недоверие, тем не менее, продолжало звучать в его душе в полный голос. Он знал Майю уже несколько лет. Знал, что она может быть расчетливой и коварной, когда речь заходит о выгоде. Зачем она приехала в Лондон? Ради него? Или ее просто влечет большой город, и она хочет использовать его квартиру как стартовую площадку?
— Ты хорошо выглядишь, — сказал он вслух.
Ее ответ ограничился деловым «спасибо». Она не стала кокетливо хлопать ресницами, не попыталась повернуть ситуацию в свою пользу. Помолчав, она добавила:
— Мы идем? — и он в ответ кивнул и озадаченно поспешил за ней.
Он предложил пойти к итальянцу «за углом», и Майя радостно согласилась, что еще раз удивило Алана. Майя любила все шикарное, светское и дорогое. Она хотела видеть интересных людей, хотела и себя показать. До выхода из дома Алан мог бы поклясться, что она потащит его в «Риц».
Вместо этого она и в самом деле удовлетворилась итальянским ресторанчиком, с удовольствием ела непритязательную лазанью и пила «Пино Гриджо» и не экономила калории на десерт. Она рассказала Алану, что происходит на Гернси, не упомянув о своих любовных приключениях, ограничившись рассказом о Мэй, Беатрис и Хелин.
— Эта женщина из Германии снова живет у твоей матери, — сказала она, — та женщина — как ее? — Франка. Я встретила ее и Хелин в Сент-Питер-Порте. Бабушка говорит, что на этот раз она пробудет на Гернси долго. Кажется, у нее какие-то проблемы с мужем. Ты ее близко знаешь?
— В прошлом году я привез ее домой на машине. У нее что-то не сложилось с бронированием гостиничного номера, и я привез ее к матери. Мы довольно долго с ней разговаривали, но, естественно, я не могу сказать, что хорошо ее знаю.
Он вспомнил теперь ту пугливую, робкую, незаметную женщину с немецким акцентом и красивыми глазами, в которых было столько неуверенности, что они никогда не смогли бы его околдовать. Она избегала смотреть в глаза и вообще напоминала испуганную лань. Алан вспомнил, что в тот момент подумал: кто так поступил с этой женщиной, что она стала так плохо относиться к себе?
— Бабушка, конечно, постаралась побольше разузнать о ней у твоей матери, — сказала Майя. — Ты же знаешь, ее интересует буквально все, что происходит на острове. Пусть даже речь идет о женщине, как эта Франка, в которой при всем желании невозможно найти ничего привлекательного, — это была прежняя Майя, от критического взгляда которой не было пощады ни одной женщине.
— Она, вообще, похожа на корову, испугавшуюся грозы, в ней нет никакого очарования, ты не находишь?
Алан не стал бы судить Франку так строго, но не стал возражать. В этот момент Франка не интересовала его ни в малейшей степени. С каждой секундой он все глубже подпадал под чары Майи.
— Ну, Беатрис не особенно разговорчива, и бедная Мэй так ничего от нее и не добилась, но она все же поняла, что эта милая Франка сбежала от мужа, — она рассмеялась. — Ну вот, теперь ты все знаешь. Больше о Гернси, при всем желании, рассказывать нечего.
Он внимательно смотрел на Майю через стол. На улице, между тем, стемнело, и лицо ее освещалось только горевшими на столе свечами. Без макияжа она выглядела очень молодо, казалась невинной и беззащитной.
«Может быть, — с надеждой подумал он, — она и в самом деле изменилась».
— Зачем, — спросил он, когда они, выйдя из ресторанчика, рука об руку шли по улице, — ты, все-таки, приехала в Лондон?
Она долго молчала, и Алан уже подумал, что она не расслышала вопрос, когда Майя вдруг заговорила.
— Я обдумывала ответ, Алан. Моя жизнь катится по наезженной колее… Нет, собственно говоря, она катится без всякой колеи, и в этом моя проблема. У каждого моего дня нет ни начала, ни конца. Недели, месяцы проходят абсолютно бесцельно. Я принимаю вещи такими, какие они есть, наслаждаюсь моментом, но не задумываюсь о будущем, — она остановилась. — Знаешь, это было хорошо для той фазы, когда я была молода.
Она говорила так серьезно, что Алан невольно рассмеялся.
— Господи, Майя, если бы ты знала, как ты еще молода!
Она сморщила лоб.
— Да, возможно. Но мне уже за двадцать. Ты же сам в январе говорил, что мне пора навести порядок в моей жизни.
Алан не мог поверить своим ушам. Она, оказывается, слушала его, и слова упали на плодородную почву. Он затаил дыхание.
— Майя…
— Я пока не знаю, что из всего этого выйдет. Но я думала, что когда окажусь здесь, то сумею найти и нужную дорогу. Я думала… — она сделала паузу, — что ты сможешь мне как-то помочь. Найти дорогу, хочу я сказать. Ибо, в конце концов… ну, нет другого мужчины, который знал бы меня лучше, чем ты.
Алан внезапно почувствовал себя глубоким стариком. Ему вспомнилось слово «папик». Кажется, она решила поручить ему эту роль, но он был не уверен, что она ему нравится.
— Ты хочешь сказать, — произнес он, — что я могу быть для тебя хорошим советчиком. Поэтому ты и приехала.
Она скупо улыбнулась. Его осторожность, стремление дуть на воду, были, конечно, видны как на ладони.
— Советчиком, — задумчиво повторила она, — нет, в такой роли я тебя, пожалуй, не вижу. Скорее, я вижу в тебе человека, которого люблю. Ты бы хотел начать с этого, или для тебя это слишком интимно?
Она и раньше иногда говорила о любви, особенно в первые недели их отношений. Но со временем он понял, насколько легкомысленно звучит это слово в ее устах. Понял, насколько небрежно и вольно она бросалась им — только потому, что ее мужчинам доставляло удовольствие воображать, что она их любит. Ее «я тебя люблю» ничего не стоило, это признание мог услышать каждый, кто хорошо смотрелся или хорошо ей услужил. Он разрывался между страстным желанием услышать от Майи эти слова и презрением, какое они у него вызывали.
Но на этот раз, как ему показалось, она произнесла слово «люблю» по-другому — мягче и серьезнее. Выражение лица было теплым и искренним.
Но недоверие и осторожность не хотели исчезать. Естественно, ведь ему уже сорок три года, и он не может легко переходить от одного чувства к другому. Он протянул руку и нежно погладил Майю по щеке.
— Давай просто посмотрим, что из этого выйдет, — сказал он.
Михаэль не давал о себе знать целую неделю, а потом вдруг позвонил дважды в течение двух дней. Первый раз ему ответила Беатрис и сказала, что Франка на берегу, гуляет с собаками. Михаэль попросил передать ей, чтобы она перезвонила ему, когда вернется. Франка попыталась позвонить ему вечером, но никто не взял трубку.
— Наверное, он у своей любовницы, — огорченно сказала она Беатрис.
— Тебе больно? — спросила Беатрис, внимательно глядя на Франку.
Молодая женщина задумалась.
— Немного. Но не очень. Все уже прошло.
На следующее утро Михаэль позвонил сам. Он был явно расстроен.
— Тебе не передали, что я просил тебя позвонить? — спросил он вместо приветствия.
— Я звонила, но тебя не было дома. Между прочим, здравствуй.
— Здравствуй, — он решил не развивать тему своего отсутствия дома. — Я собственно, хочу лишь узнать, когда ты собираешься возвращаться?
Франке показалось примечательным, что он задал этот вопрос таким небрежным тоном.
— Меня удивляет, что это вообще тебя интересует, — сказала она.
— Почему, собственно, это не должно меня интересовать? — раздраженно спросил Михаэль.
Франка знала, что Хелин сидит на кухне и изо всех сил прислушивается к разговору, стараясь не пропустить ни слова. Но, в конце концов, Франке было все равно.
— Ты, кажется, смотришь теперь не в мою сторону, — сказала она. — В твоей жизни появилась другая женщина. Чего же ты хочешь от меня?
Слова Франки безмерно удивили Михаэля.
— Но ты же моя жена.
— За последние годы, ты, кажется, основательно об этом забыл.
Он нервно вздохнул.
— Понятно, ты хочешь выяснения отношений. Но на самом деле ты этого не хочешь, и никогда не хотела. Ты всегда воздерживалась от споров. В тебе слишком силен страх услышать неприятную правду, не так ли?
— Михаэль, я…
— Знаешь, давай перестанем переливать из пустого в порожнее. Я признался, что у меня есть женщина. Ты не можешь спорить с тем, что в этом есть и твоя вина.
«Это не может быть правдой», — подумала Франка.
— Как бы то ни было, но это ненормальное положение, — продолжал Михаэль. — Я уже говорил тебе, что убежав из дома, ты не сможешь убежать от своих проблем. Я буду очень рад, если ты как можно скорее вернешься домой.
— А потом?
— Что значит — потом?
— Михаэль, что будет дальше? Я буду сидеть дома и ждать, когда ты вернешься от любовницы, а ты будешь пропадать ночами, не соблаговолив поставить меня в известность — придешь ты сегодня домой или нет. Ты считаешь такое положение нормальным?