Кивнула головой, не произнося ни слова. И удивилась тому, как матушка внимательно осматривала детей, сгрудившихся позади мужчин. Маленькие, испуганные лица, большие, полные надежды глаза. Некоторые жались друг к другу, словно ища защиты. Другие, напротив, стояли прямо, с гордо поднятой головой, пытаясь скрыть свой страх.
Я заметила девочку лет семи, с заплетенными в косу светлыми волосами. В руках она крепко держала старую, потрепанную тряпичную куклу, прижимая ее к себе, словно это был единственный островок стабильности в неизвестном ей будущем. Но больше всего меня поразили ее глаза. В них плескалась такая глубокая, взрослая печаль, что у меня сжалось сердце. В горле встал ком, а в глазах предательски защипало.
Слишком маленькие. Слишком беззащитные. Слишком… Да все слишком!
Я смотрела на этих худых, бледных, изнеможденных детей и едва сдерживала слезы. Война — это ужасно, это бесчеловечно, но дети не должны страдать от действий взрослых. Это неправильно. Это не по-божески. Как можно отнимать у них детство, как можно лишать их надежды? Как можно смотреть в эти глаза, полные боли и отчаяния, и оставаться равнодушным?
— Добро пожаловать, дети мои, — наконец первой произнесла матушка. Впервые за несколько дней в ее голосе я услышала непривычную мягкость. — Вы устали с дороги. Сейчас вас накормят, обогреют и дадут отдохнуть. Не бойтесь, здесь вам будет хорошо.
Она сделала знак слугам, и те, оживившись, принялись помогать детям. Мальчишки и девчонки, словно маленькие птички, робко покидали свои временные убежища. Некоторые из них, не веря своему счастью, украдкой оглядывались по сторонам, словно ожидая подвоха.
Я подошла к девочке с куклой и протянула ей руку. Она посмотрела на меня с недоверием, но все же позволила мне взять ее ладошку в свою. Ее рука была холодной и дрожала.
— Как тебя зовут? — спросила я тихо.
— Анита, госпожа, — прошептала она, не отрывая взгляда от моей руки.
— Ты храбрая девочка, Анита, и сильная. Пойдем со мной, я покажу тебе твою комнату.
Охваченная нахлынувшими чувствами, я совсем забыла о своей сводной сестре. И вспомнила лишь тогда, когда выпрямилась в полный рост, сжимая в руках детскую ладошку. Она стояла поодаль, у самой крайней телеги, нерешительно переминаясь ногами.
«Вот черт! И как теперь быть? Не могу же я отослать ребенка от себя в первые же минуты знакомства!», — я мысленно обругала себя, чувствуя, как поднимается волна раздражения. Ситуация складывалась хуже некуда.
Слава богу, на помощь вовремя подоспел Дарк. Он, как всегда, проявил чудеса такта и находчивости. Улыбнувшись Аните, он что-то ей сказал. Малышка, кажется, сразу же забыла о своем недавнем страхе и уверенно вложила е его раскрытую ладонь свою ручку. Дарк умело отвлек ее внимание и увел за собой, предлагая осмотреть их новый дом.
Я же осталась под прицелом несколько десятков пар глаз.
С первого взгляда на свою сводную сестру я еще раз поняла, что способна замечать то, что не видят другие люди. Лицо Ансаи, представлявшееся мне в видениях, оказалось точь-в-точь таким же миловидным. Единственная существенная разница между видениями и реальностью заключалась в том, что девочка подросла и превратилась в привлекательную юную девушку. Теперь-то я понимаю, отчего Борт де Сан-Раду яростно встал на ее защиту — она пленила его сердце своею красотой.
Одно могу сказать точно — Ансая была похоже на свою мать, но черты лица ее были мягче, чем у Антаи. Кроме того, у нее оказались голубые глаза и густые темные волосы Кандена Сан-Данара, отца Надэи.
Девушка, стоявшая передо мной, казалась хрупкой и беззащитной. Ее юный возраст подчеркивался скромным темно-синим платьем, которое никак не вязалось с ее истинным положением. Это был наряд, скорее подходящий для простой крестьянки, чем для той, кем она являлась на самом деле. Две темные косы, заплетенные туго и аккуратно, обрамляли ее лицо, а голову покрывала простая белая вуаль, скрывающая часть ее волос. Вся ее внешность кричала о смирении и простоте, что лишь усиливало контраст с тем, что я знала.
Собрав волю в кулак и подавив бурю эмоций, бушевавшую внутри, я произнесла:
— Добро пожаловать в Шорхат, сестра.
Мой голос прозвучал тише, чем я планировала, словно вырвался из горла с трудом. Слова уже были сказаны, выпущены на волю, как птицы из клетки. Теперь оставалось только ждать. Ждать ее реакции, ее взгляда, ее слов. Ждать, пока тишина, повисшая между нами, не взорвется ответом.
Внутри меня все сжалось в тугой узел, готовое в любой момент развязаться и выплеснуться наружу. Но я держалась.
Девушка кивнула головой, а затем робко улыбнулась.
«Ну что ж, первый шаг сделан. Осталось энное количество, прежде чем мы сможет довериться друг другу», — мысленно усмехнулась я, протягивая сводной сестре истинной хозяйки этого тела свою руку.
Глава 21
Несмотря на наличие в замке детей, в нем стояла неестественная тишина. Не та тишина, что бывает в пустых, заброшенных домах, а какая-то напряженная, словно перед грозой. Дети не смеялись, не вели громкие разговоры, невербально выказывая свою радость. Наоборот, они словно замерли в ожидании, не зная куда себя деть.
Я старалась не обращать на это внимание. Они напуганы, дезориентированы. В такой ситуации это вполне объяснимо. Нужно дать им время, чтобы освоиться и почувствовать себя в безопасности.
Первым делом велела служанкам отмыть детей и переодеть в новую, пошитую специально к из приезду одежду. О том, что она может быть им велика, я не переживала. Все же местная мода вполне позволяла обыгрывать просторную одежду, добавляя пояса, подкатывая рукава и создавая нарочито небрежный, но стильный образ. Главное, чтобы они почувствовали себя комфортно после долгой дороги.
Я запретила плотно кормить детей, чем вызвала недоумение у матушки и таны Руфо. Взгляды, полные непонимания, буквально прожигали меня насквозь. Матушка, с ее убеждением, что "ребенок должен быть сыт, чтобы хорошо рос", казалось, была готова разразиться гневной тирадой. Тана Руфо, обычно спокойная и рассудительная, тоже выглядела озадаченной.
— Но почему, дорогая? — наконец спросила матушка голосом, полным беспокойства. — Они же еще маленькие! Им много есть, чтобы вырасти крепкими и здоровыми!
Я вздохнула. Объяснять им мои доводы, основанные на современных исследованиях о детском питании, казалось, было равносильно попытке убедить их в том, что Земля круглая. Да и не могла я им об этом сказать, чтобы не выдать свое иномирное происхождение!
— Матушка, тана Руфо, я не говорю, что они должны голодать. Просто не нужно их перекармливать. Лучше давать небольшие порции, но чаще. Так еда у них после вынужденного голодания будет лучше усваиваться и не будет проблем с животами.
Я видела, что мои слова не сразу доходят. Матушка продолжала хмуриться, а Тана Руфо задумчиво почесывала подбородок.
— Я приготовлю им бульон из курицы и потушу овощей, — произнесла главная кухарка, видно уловив суть моих слов.
— Спасибо, тана Руфо, — я искренне улыбнулась, чувствуя облегчение. По крайней мере, хоть кто-то меня услышал.
Хлопоты и обязанности хозяйки завладели мной со скоростью урагана. Мало того, что мне нужно было лично убедиться в том, что дети чисты, сыты и довольны, так еще пришлось уделить внимание и приехавшим королевским стражникам, благо Николь сам отдал распоряжение управляющему заселить их на первом этаже, объяснить и показать, как пользоваться ванной комнатой.
К сожалению, прогресс в этом мире не шел семимильными шагами, как этого хотелось бы мне. Большинство жителей в глаза не видели ванны, кранов и труб с горячей водой. Нет, идея с печным отоплением нашла отклик в их сердцах, а вот провести воду в дом, увы, но до этого они еще не дозрели.
Лишь к ночи я смогла освободиться от обязанностей хозяйки Шорхата и уделить внимание сводной сестре. Нашла ее я в большой комнате, окруженной детьми. Те внимательно слушали ее рассказ о путешествии какого-то мага по землям дикарей. Как я в последствии поняла, все сказанное ею было выдумкой, что несказанно меня обрадовало. Раз у нее есть хорошее воображение, значит ее ум намного пытливее, чем она этого хочет показать окружающим.
Было поздно. Велев приставленным к детям служанкам укладывать своих подопечных спать, я увела Ансаю в гостиную. Нам предстоял важный разговор, который я не хотела бы откладывать в долгий ящик. Жить в неведении и страхе быть ненужной — это не те чувства, которые я хотела бы взрастить между нами в первый же день совместного проживания.
— Ты похожа на нашего отца? — тихо спросила Ансая, когда мы немного поговорили обо всем и ни о чем. — Я всегда хотела узнать, как он выглядел.
— Да, во мне есть кое-что от него, но я больше похожа на свою мать. Наш отец был красивым мужчиной. У тебя волосы и глаза точь-в-точь как у него.
— Наш отец любил тебя? Как думаешь, будь он жив, он бы тоже меня любил?
На краткое мгновение я впала в ступор от услышанного вопроса.
«Бедное дитя, никогда не знавшая любви! Убила бы еще раз собственноручно эту гадину, называвшуюся ее матерью!»
— Разве тебе твоя мать не рассказывала о нашем отце? — осторожно задала ей вопрос.
Девушка вздохнула и покачала головой.
— Она почти никогда не говорила о нет. Она утверждала, что воспоминания огорчают ее сердце. Но моя кормилица Мелани говорила, что он был хорошим человеком.
«Ага, как же! У такой твари, как ее мать, сердца и вовсе не было!» — хотелось высказаться вслух, но я благоразумно промолчала, хотя слова рвались наружу, жгли язык, требуя выплеснуться в воздух. Сейчас не время и не место для споров. Да и что толку? Ее воспоминания — это ее крепость, и я не собираюсь ее штурмовать. По крайней мере, пока.
— Мелани?! Она жива? Что стало со старой Наарой? Ты ее тоже знала?
— Эту ведьму? — Ансая вздрогнула от страха. — Когда мне было четыре года, ее решили сжечь на костре. За ней явились слуги Господа, чтобы схватить и отвести к палачу, но в лесной землянке ее уже не было. С тех пор она не появлялась в Вимаро.