Иногда мне казалось, что он знает меня лучше, чем я сама. Он видел мои колебания, мои страхи, и всегда находил нужные слова, чтобы вернуть мне уверенность. Мне же оставалось лишь наблюдать и контролировать, вносить свои пожелания и отстаивать свою точку зрения на тот или иной вопрос.
Отчасти такая его забота мне была понятна, все же я была беременна и носила в себе его дитя. Но иногда эта забота душила. Словно он пытался обложить меня ватой, оградить от малейшего дуновения ветра. Я понимала, что он делает это из любви, из желания защитить нас обоих, но мне так не хватало свободы. Свободы самой принимать решения, самой ошибаться и самой справляться с последствиями.
Я чувствовала себя хрупкой вазой, которую боятся даже тронуть, чтобы не разбить. И хотя я знала, что внутри меня растет новая жизнь, я все еще оставалась собой, со своими желаниями, амбициями и потребностью в самостоятельности.
Иногда мне хотелось крикнуть: "Я не сломаюсь! Я сильная! Дайте мне дышать!" Но вместо этого я лишь тихо вздыхала, стараясь не обидеть его, не ранить его чувства. Ведь я знала, что он делает все это только из любви ко мне.
Он был солдатом до мозга костей. Выправка, короткая стрижка, взгляд, будто высеченный из камня. Эмоции? Он их не демонстрировал. Особенно на людях. Казалось, он выковал вокруг себя броню непроницаемости, за которой скрывалось нечто большее.
Большинство видели в нем лишь машину, исполнителя приказов короля.
Но я видела другое. Я знала, что за этой маской скрывается целый мир. Просто его язык — это не слова, а действия. Его эмоции — это не улыбки и слезы, а поступки.
Он никогда не говорил, что волнуется за меня. Но он всегда проверял, закрыто ли окно на ночь и укрыта ли я одеялом. Он никогда не спрашивал, голодна ли я, но на столе всегда стояла тарелка с фруктами или овощами. Он никогда на людях не проявлял свою любовь, как это принято у нас. Но его забота о моем комфорте и благополучии говорила громче любых слов.
За эти годы, что мы прожили с ним под одной крышей, я научилась понимать его с полуслова. Я научилась читать между строк его молчания. И в каждом его действии я видела любовь, защиту и ту самую, скрытую от посторонних глаз, нежность. Он был солдатом, и его любовь была его оружием. И это было самое сильное оружие, которое я когда-либо знала. Разве не это то счастье, о котором я так мечтала?
Глава 26
Школа только готовилась принять в своих стенах новый поток учащихся, как ветерок-проказник донес до меня весть о том, что, если не сегодня, так завтра нас посетит король.
Я бы, наверное, отмахнулась от этой вести, списала бы все на разыгравшееся воображение, но следом за шепотом ветра на магический ящик Николь пришло официальное подтверждение, от которого мурашки побежали по коже. Тяжелое, запечатанное королевской печатью, магическое письмо из самой королевской канцелярии. В нем, черным по белому, сообщалось о предстоящем визите его величества. И вот тут уж сомневаться не приходилось: король действительно собирался посетить Шорхат.
Наша жизнь текла тихо и обособленно. Имение, спрятанное от посторонних глаз, стало нашим маленьким миром. Вести с большой земли доходили до нас словно эхо, приглушенные расстоянием и временем. Только сейчас, оторвавшись от привычной рутины, я осознала, насколько сильно мы выпали из реальности.
Оказывается, за все то время, пока я была занята обустройством в своей усадьбе, в мире произошло несколько глобальных изменений. А может это просто я настолько была увлечена перестройкой, что пропустила важные известия, теперь уже не могу сказать с уверенностью, но мир поменялся и не в одночасье.
Вильям Голтерон был человеком, который не терпел инакомыслия. Когда в Юраккеше и Саркоте вспыхнули очаги недовольства, он не стал искать компромиссы. Он обрушил на повстанцев всю свою ярость, действуя безжалостно и эффективно. Голтерон "прошелся огнем и мечом", как говорили потом, лишив жизни многих лидеров мятежных семей.
Но, несмотря на свою жестокость, Голтерон не был лишен стратегического мышления. Он понимал, что уничтожение целых семей — это бессмысленная и контрпродуктивная кровавая расправа. Вместо этого он оставлял в живых наследников, давая им шанс на новую жизнь.
Этот неожиданный акт милосердия, однако, не был продиктован добротой. Голтерон был прагматиком. Он требовал от спасенных семей магическую клятву верности и беспрекословного служения. Таким образом, он не только подавлял восстание, но и создавал сеть преданных ему людей, чья жизнь зависела от его благосклонности. Страх и благодарность — вот два столпа, на которых Голтерон строил свою власть в Юраккеше и Саркоте.
Еще одна новость заставила меня выдохнуть с облегчением. Вильям Голтерон сдержал свое слово. Он выследил и покарал тех, кто висел надо мной, словно дамоклов меч — мятежника Тана Аббаса и его безумного приспешника, Эйфара Гоара. Голтерон лично вздернул их обоих на виселице, а затем, как мне сказали, их тела были расчленены и сожжены.
Не знаю почему, но все это время меня преследовал страх. Я боялась, что они нанесут удар в спину, что Эйфар Гоар, в своем безумии, все же сможет воплотить свои зловещие планы в жизнь и лишить меня не только дома, но и свободы. Теперь этот кошмар, кажется, закончился.
Было еще одно событие, заставившее меня улыбнуться. Как бы ни был самовлюблен и порой эгоистичен дедушка Надэи, он прислушался к моим словам и сделал все, чтобы укрепиться на троне.
Отныне больше не существовало ни Вилонии, ни Юраккеша, ни Саркота. На их месте родилась новая империя, именуемая Сарвиюр. Огромная территория, поделенная на огромные волости. Каждая из них, словно драгоценный камень в короне, отличалась своим характером, своими традициями, своими ресурсами. Вилонийские земли, плодородные и щедрые, стали житницей империи, Юраккеш, с его богатыми рудниками, обеспечивал Сарвиюр металлом и камнем, а Саркот, с его древними портами и искусными мореходами, открывал врата в далекие страны.
Я понимала, что объединение этих трех, некогда враждующих, королевств — это лишь первый шаг. Предстояло еще сгладить острые углы, примирить народы, создать единую систему законов и управления. Но дедушка Надэи, к моему удивлению, проявил недюжинный талант стратега и дипломата. Он умело лавировал между интересами различных обществ, находил компромиссы и, главное, внушал людям веру в светлое будущее новой империи.
Он воспользовался моим советом и учредил Совет Старейшин, в который вошли представители всех трех бывших королевств. Это был смелый шаг, демонстрирующий его готовность делиться властью и учитывать мнение народа. Конечно, не все были довольны. Находились и те, кто тосковал по старым временам, кто плел интриги и пытался дестабилизировать ситуацию. Но его величество был готов к этому. Он окружил себя верными людьми, создал эффективную систему разведки и контрразведки, и жестко пресекал любые попытки мятежа.
И вот теперь его императорское величество изъявило желание посетить Шорхат и взглянуть на крепость, благо та стояла практически готовая, осталось лишь нанести завершающие штрихи: заполнить жилые комнаты необходимой мебели и домашней утварью, высадить траву и забить скотный двор живностью.
Гости прибыли вскоре после полудня. Я же схватилась за голову, не зная, что предпринять. То ли бежать на кухню и отдавать распоряжения, то ли улыбнуться и выйти встречать гостей… В королевском отряде было около сорока человек. Если разместить на ночлег такое количество людей мне кое-как удастся, но вот как накормить такую ораву?!
Решила для начала успокоиться и встать рядом с мужем. Что бы не случилось — вместе мы справимся. Благо самому императору было не до церемоний. Он устал, как и его люди.
Быстрое приветствие и ничего не значащие фразы, после которых Николь повел своего венценосного друга в замок. Я же подхватила юбки и поспешила к тане Руфо.
Обсуждение меню не заняло много времени. Мы решили подать на ужин все, что было в замке.
Я приказала заколоть молодого бычка и зарезать штук сорок цыплят. Тан Кедар отправил парней в лес, и удачливые охотники вскоре вернулись с подстреленным оленем и кучей кроликов, которых быстро освежевали, разделали и пустили на пироги. Бычка и оленя поджаривали на открытом огне. Цыплят начинили крупой и сухими яблоками и запекли. Можно будет подать на стол холодную баранину и запеченный в углях картофель.
Кроме того, река и море кишела разнообразной рыбой. Я решила удивить гостей и приказала наделать множество бутербродов с рыбой, красной икрой и мягким козьим сыром. Не обошла вниманием и копченую скумбрию, и малосоленую селедку. Ну чем не ужин для голодных мужчин?!
Наконец все было готово. Столы в большой столовой ломились от изобилия яств. Чего только не было: и мясо в различных вариациях, и рыба, и овощи, и даже фрукты, которыми местные почему-то любят пренебрегать, нашли свое место на столе, а в углу, чуть в стороне, стояли заранее принесенные бочки с крепленным вином и сладким сидром.
Аромат стоял такой, что слюнки текли. Казалось, даже старые дубовые балки столовой впитали в себя запах копченой рыбы, жареного мяса и свежих фруктов. Я окинула взглядом свое творение, чувствуя легкую усталость, но и огромное удовлетворение. Все было готово к приему гостей.
Убедившись, что все готово, я торжествующе улыбнулась и обратилась к матушке:
— Ну как, мама?
— Несмотря на твою нелюбовь к домашним делам, я хорошо научила тебя хозяйствовать, дочка, — с улыбкой сказала матушка. — Мне никогда не приходилось принимать у себя королей, но, кажется, ты все сделала прекрасно. Не думаю, что какой-нибудь другой хозяйке замка удалось бы в короткий срок приготовить такой великолепный ужин. Я тобой горжусь!
— Я тоже! — воскликнул Николь, входя и окидывая взглядом столовую
— Мы с мамой поедим в гостиной, — предупредила я супруга. — Этот вечер для мужчин.
Я кивнула Николю, стараясь скрыть волнение. Этот ужин был важен не только для него, но и для будущего нашего дома. Приезд короля, точнее уже императора, означал признание, возможность укрепить позиции, заключить выгодные союзы. И все это зависело от того, какое впечатление произведет на него этот вечер.