…Он помнил, как сбилось его дыхание, когда к воротам трактира подъехали двое всадников. Кристоф следил за ними от самых городских ворот и заранее надеялся, что путники пожелают отдохнуть. Оба носили дорогие плащи, а лошади их были ростом ладоней двадцать, не меньше. Великаны! А их хозяева – наверняка люди самого кайзера.
Кристоф помог гостям спешиться. Чья-то рука сунула ему в ладонь монету, и он от души поблагодарил дарителя. Расседлывая лошадей, отметил, что седла и уздечки изготовлены на славу, не чета тем, что делал его отец, ремесленник средней руки. Отличная крепкая кожа, колодки точно созданы специально под этих лошадей… Желая угодить незнакомцам, Кристоф взял пук соломы и тщательно растер лошадиные спины, а потом задал этим коням овса больше, чем прочим. Поместив седла на козлы, он уже собирался повесить потники на просушку, как вдруг из одного неожиданно что-то выпало, с сухим шорохом затерявшись в опилках.
Кристоф присел, поводил туда-сюда фонарем с горящим фитилем. Рядом с его ногой блеснул кругляш. Сперва парень принял его за монету, подобрал, повертел так и сяк. Нет, такой монеты он не знал. Вроде серебро, но одна сторона гладкая, а на другой вырезаны крест и знаки – в потемках не разобрать, какие именно. Кристоф сунул находку за пазуху и побежал в трактир, узнать у хозяина, не нужно ли ему чего.
В общий зал накануне Великого поста народу набилось полным-полно. Студенты, сгрудившись за одним столом, драли глотки что было мочи. Ими предводительствовал тучный мужчина в берете, которого Кристоф уже не впервые здесь видел. Шел тот вечерний час, когда завсегдатаи еще не надрались, а новички еще не освоились. Кристоф пошарил взглядом по головам: такие, как давешние благородные господа, обычно брезгуют компанией. Он угадал. Свистнув мальчишку, трактирщик сунул ему в руки поднос с двумя кувшинами вина и свиными ребрышками и велел отнести наверх. «Узнаю, что подслушивал, – понизив голос, сквозь зубы процедил он, – уши оторву и отцу твоему все расскажу!»
Оказалось, что старик отвел гостям лучшую комнату с массивным дубовым столом и большим гобеленом во всю стену, на котором дочь трактирщика вышила Деву Марию. Постельное белье здесь всегда было постирано, в кроватях не водилось клопов, а по ночам постояльцев не тревожили мыши. Путники уже разоблачились. Они сидели за столом и по-приятельски беседовали, тихо смеясь и кивая друг другу. Сквозь разрезы на рукавах проглядывали шелковые подкладки. Модные дорожные плащи шаубе были сложены на стульях.
Один гость был молод, высок и хорош собою, с гладко выбритым подбородком и пышными темными усами. Его берет был надвинут на лоб, а брови тонкой дорожкой срастались на переносице. Второй был уже в годах, на вид лет пятидесяти. В каштановых волосах пробивалась седина, борода была аккуратно подстрижена, вокруг глаз кожа морщинилась, но сами глаза оставались яркими и веселыми и смотрели с прищуром, точно видели тебя насквозь. Этот взгляд неожиданно пригвоздил Кристофа к месту, заморозил его так, что он встал как вкопанный у самого порога. Мужчина рассмеялся, показывая ровные белые зубы – удивительное дело для его возраста.
– Ты, похоже, ждешь, пока мы умрем с голоду, а ты сможешь обглодать наши ребрышки!
В глубоком низком голосе незнакомца не слышалось раздражения, только легкое подтрунивание. Кристоф отметил франкский говор. Спохватившись, он подошел к столу и поставил на него поднос. Ему не хотелось покидать комнату, поэтому он принялся разливать вино, надеясь, что мужчины продолжат прерванный разговор. Но они молчали.
– Если будешь делать это еще медленнее, нам придется съесть тебя.
Голос молодого гостя показался Кристофу неприятным, как скрип старых петель. Разозленный замечанием, он подал кружку с вином бородачу, а его спутнику принялся наливать тонкой струйкой. «Чтобы осадок не попал», – пояснил он как ни в чем не бывало.
– Юноша, – обратился к нему бородач, – скажи, ты давно помогаешь в трактире?
Кристоф дернул плечами, и найденный серебряник, спрятанный за пазухой, пощекотал ему пузо.
– Уж скоро год как.
– Всех тут знаешь?
– Не всех. Знаю тех, кто раньше других напивается и засыпает в собственной блевотине, а еще драчунов и должников. Людей выдающихся, в общем.
Усач высокомерно хмыкнул и взялся за свою кружку, о которой Кристоф совсем забыл. Вино в ней доставало до краев, но гость не расплескал ни капли.
– Вы бы еще у блохастой дворняги спросили, Доктор!
Доктор… Очередной профессор? Эти, пожалуй, пьют крепче всех, да еще обращаются с тобой, как с грязью под ногтями. Кристоф распрямился:
– Я здесь родился и вырос, господин. Если вам кто-то нужен, я отыщу.
Доктор мягко улыбнулся:
– Как тебя зовут?
– Кристоф Вагнер.
– Кристоф…
Ему понравилось, как его имя прозвучало из этих аккуратных уст.
– Я – доктор Иоганн Фауст, а это мой друг Мефистофель. Мы ищем тут человека по имени Мартин Лютер. Он раньше преподавал в местном университете. Отличается редким красноречием и необычными суждениями.
«И пузом, как у бабы на сносях», – мысленно добавил Кристоф, но вслух произнес:
– Найдете его внизу, господа. Он теперь редко бывает в наших краях, но вам повезло. Ни с кем не спутаете, вокруг него вечно студенты толкутся. Могу быть еще чем-нибудь полезен?
Он надеялся, что Доктор скажет «да» и попросит просушить его плащ или начистить сапоги, заменить кислое вино или принести к ребрышкам тушеной капусты. Но Фауст только окинул Кристофа цепким испытующим взглядом и покачал головой. Мальчишка отвесил гостям короткий поклон и взялся за ручку двери…
Заперто! Замок, что ли, заел? Растерянный, он обернулся. Мефистофель с Фаустом уже взялись за ребрышки. Доктор держал мясо обеими руками и откусывал маленькие куски, стараясь не капнуть жиром себе на воротник.
– Только, будь добр, верни то, что ты у меня украл, – попросил он, промокнув губы хлебом.
Откуда он узнал? Следил из окна? Так в сумерках не разобрать ничего! Мог видеть только, как Кристоф шарит в опилках, но мало ли что он мог туда обронить? Если бы кто-то из гостей стоял за спиной, он бы услышал. Так что доказательств у них все равно нет!
Вообще-то Кристоф и сам вернул бы монету. Если она серебряная, это уже похоже на настоящую кражу, а от преступлений он старался воздерживаться. Но такое открытое обвинение оскорбило его до глубины души.
– Вы сейчас назвали меня вором, Доктор?
Фауст задумался ненадолго, а потом протянул руку ладонью вверх.
– Нет, если отдашь мне мою вещь и извинишься.
Кристоф упрямо упер руки в бока.
– Обидные вещи говорите, господин! Думаете, раз вы богаче, так имеете право обвинять меня во всем подряд?
Не будь это Фауст, Кристоф уже полез бы в драку. Вылетел бы с работы, но свою честь бы отстоял. Но чем дольше эти глаза смотрели ему в лицо, тем меньше злости оставалось в сердце. Да и серебряник начал нагреваться под рубашкой. Сначала Кристоф решил, что всему виной тепло его тела – в комнате стояла духота. Но монета нагрелась так, что, казалось, вот-вот прожжет кожу. Он сцепил зубы, укусив себя за щеку, но не помогло: из глаз брызнули слезы.
– Ничего. Я. Не крал, – упрямо повторил он.
Как по волшебству, монета остыла, приятно охладив кожу.
– Ступай, раз так, – улыбнулся Фауст.
Кристоф развернулся и распахнул дверь, которая теперь открылась беспрепятственно. За ней его ждала троица огромных черных псов. При виде парня собаки оскалились. Ни разу в жизни он не видел псин с такими огромными, как тыквы, головами и пастями, в которых легко поместились бы его руки. Губы псов дрожали, в тусклом свете розовели полоски десен, с брылей капала слюна. Их рык отдавался в позвоночнике Кристофа.
– …Но сперва отдай то, что ты украл, – терпеливо повторил Доктор.
Кристоф попытался захлопнуть дверь, но одна из собак бросилась на него. Он отскочил назад, споткнулся о выступающую доску и шлепнулся на зад. Закрылся локтем, ожидая, что псина наскочит на него, но ничего не произошло. Когда он отвел руку, собак уже и след простыл. Сердце колотилось как сумасшедшее, но теперь он уже не мог отступить. Никто не имеет права называть его вором, не доказав этого!
Доктор смотрел на юношу с любопытством, склонив голову.
– Да пошел ты!
От обиды голос Кристофа дал петуха. Мефистофель тихо рассмеялся.
– Милый мальчик, ты ведь даже не знаешь, что взял.
Бархатный голос Фауста окутывал его. Кристоф встал на ноги, отряхнул пыль со штанов и собрался уходить, но ледяной шепот Мефистофеля пригвоздил его к полу.
«Стоять», – велел он, и Кристоф остановился. Как он ни пытался сойти с места, подошвы будто гвоздями прибило к доскам. «Подойди». В ноги словно вставили спицы, заставляя делать шаг за шагом, пока Кристоф не остановился перед столом. Взгляд его упал на почти нетронутые ребрышки. Мефистофель взял свою кружку и выплеснул остатки вина в камин. Огонь яростно зашипел. Гость взялся за кувшин и заново наполнил кружку, придвинув ее к Кристофу: «Пей».
Тело больше не принадлежало ему. Как бы он ни сопротивлялся, рука сама схватила кружку. В нос ударил резкий запах мочи, как от ночного горшка. Кристоф изо всех сил сжал губы, чтобы коварная рука, переставшая повиноваться, не плеснула нечистоты ему в рот. Плечо свело судорогой, а локоть, казалось, сейчас треснет. Мефистофель сложил руки перед собой и поднял брови, с интересом наблюдая за борьбой. Шею пронзило острой болью. Вонь сделалась такой сильной, что защипало в глазах. Еще немного, и рука вылетит из сустава…
– Довольно.
Фаусту достаточно было сказать слово, и Кристофа отпустило – резко, словно из него выдернули крючок. Пальцы разжались, и кружка упала на пол, расплескав вино. Он запыхался, будто пробежал десять раз по лестнице туда-сюда. По вискам текли ручейки пота.
– Можно подумать, твоя жизнь от этого зависит. – Доктор тоже отчего-то выглядел уставшим. – Иди домой. Никому не продавай и не дари то, что украл у меня. Это талисман Агриппы, знак Луны, выгравированный в серебре. Он поможет тебе никогда не уставать в дороге.