– Его? Мальчика?
Она кивнула.
– Знаешь уже, как назовешь? – Берта легонько толкнула ее локтем.
– Адриан, в честь Рихтера, – ответила Агата и резко погрустнела.
К ужину явился Кристоф Вагнер. После охоты он был в благостном расположении духа и не слишком удивился, увидев Агату. Они встретились в столовой и замерли: Агата в своем старом темном платье, которое теперь стало тесно в груди, Кристоф – в охотничьем костюме. Долго разглядывали друг друга, словно подмечая изменения, а потом Вагнер вдруг раскрыл объятия ей навстречу. Урсула испугалась, что она не ответит, заупрямится и решит припомнить все, что он ей сделал. Но Агата со вздохом облегчения обхватила его и прижалась щекой к груди. Кристоф погладил ее по голове:
– Вот ты и вернулась домой, блудное мое дитя.
– Я не одна.
– Знаю.
Он вообще знал гораздо больше, чем говорил. Когда Урсула сообщила, что завтра в Оффенбург вернется Зильберрад, хозяин только кивнул и сделал большой глоток вина.
– Ни о чем не беспокойся, – он внимательно взглянул ей в лицо. – Впрочем, ты и так не беспокоишься. Хорошо. Я доволен.
– Надеюсь, что завтра или послезавтра прибудет Рудольф. – Агата говорила очень уверенно. Она всегда так делала, чтобы скрыть свои сомнения от других.
– О, я буду очень рад его встретить.
По тому, как он это произнес, Урсула поняла, что Кристоф Вагнер знает что-то еще.
Когда-то Рупрехт Зильберрад нарушил покой его дома. Теперь Кристоф намеревался нарушить его покой. Семьдесят лет, проведенных бок о бок с демоном, избаловали его: он привык жить как будто за высокой каменной оградой и глубоким рвом. Очень долго его жизнь и здоровье были в неприкосновенности.
Он не поехал на Ауэрхане верхом, как собирался. Хотел, чтобы демон предстал на пороге Зильберрада во всей красе: высоким и устрашающим, как он умел. Оффенбург, пыльный и душный, навевал на него тоску, как любые маленькие городки. Сердце Кристофа тосковало по Виттенбергу и знакомому трактиру, который наверняка стоит на том же месте. Должно быть, сейчас им заправляет правнук того старика-хозяина, который когда-то мог надавать Кристофу по шее, если тот встречал гостей недостаточно расторопно. Теперь уже мало осталось в живых людей, которые безнаказанно могли надавать ему по шее. Или его прислуге, если на то пошло.
Зильберрад открыл сразу. Распахнув дверь перед Кристофом, он расплылся в улыбке, как будто ждал его весь день. Он загорел, оброс щетиной, а лицо обрело хищность – так смотрит человек, уверенный, что теперь-то он может творить что угодно. За спиной его тихо вырос мальчишка-демон.
– О, Вагнер, друг мой, я так рад, что вы приехали! Входите, входите!
Кристоф Вагнер встал ни свет ни заря, а потому в Оффенбург поспел точно к завтраку. Очаровательная фрау Зильберрад, та самая, что так трогательно привязалась к Урсуле, суетилась в столовой, помогая служанкам расставлять чашки и тарелки. Она предложила Кристофу холодного пива и с рассеянной вопросительностью глянула на мужа. Почему такие негодяи, как Зильберрад, всегда выбирают себе покладистых хрупких женщин, влюбленных в них, как кошки? Было в этом нечто извращенное. Любопытно, истязает ли он ее в постели? Заставляет делать что-нибудь омерзительное или оставляет это для чужих женщин?
Кристоф покорно сел за стол и позволил обхаживать себя как дорогого гостя. Ауэрхан встал у него за спиной. Язык так и чесался спросить у Рупрехта, как прошла первая ночь после долгой разлуки с женушкой, но он сдержался. Зильберрад устроился напротив и принялся оживленно рассказывать о своем путешествии в Гамбург и о новых полезных знакомствах, которые он там завел. Эмма глядела на него с обожанием, как новорожденный ягненок на мать. Мальчишка-демон замер за левым плечом господина, в точности копируя позу Ауэрхана. «Вряд ли намеренно», – решил Кристоф, приглядевшись. Он знал, что демонам, когда их не тормошат приказами, проще оставаться неподвижными.
– Это все крайне любопытно, – перебил он Зильберрада. – Но мне хотелось бы обсудить одно дело, не предназначенное для женских ушей.
Уголок губ Зильберрада дернулся. Он не любил, когда кто-то другой командовал в его доме. Но и Кристоф не любил, когда его гостеприимство втаптывали в грязь. Ну, поглядим, на что ты способен, дорогуша…
– Эмма, милая, поди посмотри, как там дети.
Она вскочила с такой готовностью, будто только и ждала, пока муженек прикажет ей что-нибудь. Стоило Эмме покинуть столовую, улыбка исчезла с лица Рупрехта. Он посмотрел на Вагнера тяжелым ледяным взглядом, цокнул, пытаясь достать языком что-то застрявшее между зубами, и откинулся на стуле.
– У тебя очаровательная жена, – заметил Кристоф, смазывая теплый хлеб маслом.
Теперь, когда они остались вдвоем, можно было отбросить церемонии, перейти на «ты» и разговаривать без обиняков.
– Похоже, она очень рада твоему приезду. Редко встретишь такое согласие между супругами. Жаль будет, когда через пару десятков лет она постареет и зачахнет, а ты останешься свеж и крепок… Если, конечно, ты не указал этот пункт в своем контракте.
Рупрехт хорошо держал лицо. Кристоф чувствовал, что задел его, но недостаточно сильно. Он улыбнулся, продолжая орудовать ножом. Масло должно как следует пропитать хлеб.
– Конечно, не указал, – продолжил он. – Не такой ты человек… Я рад был послушать о твоих приключениях в Гамбурге, но ты не упомянул, скольких женщин там принудил к соитию. Неужели никто не соглашается лечь с тобой по доброй воле? Твой отросток так мал и жалок?
– Я же не спрашиваю, сколько человек побывало в твоей постели. – Зильберрад сделал маленький глоток пива и потянулся за ветчиной.
– Я все равно всех не упомню, – засмеялся Кристоф.
Он не видел лица Ауэрхана, но точно знал, что демон сейчас на мгновение задумался, производя расчеты.
– Объясни, к чему эти оскорбления, – попросил Зильберрад. – Что случилось? Мне казалось, мы всегда неплохо ладили. А теперь у нас и подавно больше общего, чем у кого-либо в этом городишке.
– Гораздо меньше, чем ты думаешь, – возразил Кристоф. – Я никогда никого не брал силой.
– А тебя? – ухмыльнулся Зильберрад, и Вагнер ответил ему такой же сальной ухмылкой. Его давно перестали задевать такие вещи.
Почувствовав это, Рупрехт сменил тон:
– Прости, я не понимаю. О чем вообще идет речь?
– Об Урсуле.
Вагнер гадал, как дальше поведет себя Зильберрад. Станет отпираться, спишет все на недоразумение или сделает вид, что ничего не помнит? Но тот откинулся на стуле и с досадой покачал головой:
– Ах вот ты о чем! Это она сказала, что я ее принудил?
Сейчас начнет утверждать, будто она сама раздвинула перед ним ноги. Скучно.
– А разве это неправда?
Зильберрад помолчал, постукивая пальцами по столу, а до Кристофа тем временем вдруг дошло, что не Урсула должна была стать жертвой Рупрехта. Не ее он собирался сломать, а Агату! Но, вероятно, передумал в последний миг – так трусливые мальчишки-живодеры ломают кошке не лапу, а хвост.
– Вино ударило мне в голову, – наконец сказал Зильберрад. – Сожалею. Но я не так давно подписал Пакт и ошалел от собственной безнаказанности. Уж ты-то знаешь, как это бывает.
О да! Кристоф знал.
Рупрехт подался вперед и сам наполнил кружку гостя пивом.
– Я заплачу тебе десять рейхсталеров, – предложил он. – Вдвое больше обычной отступной цены[48].
Вагнер хохотнул:
– Зачем мне деньги? Умоляю тебя. Первое, что просит любой, подписавший Пакт, – это мешок золота. Потом еще один, и еще…
Вранье, он сам просил не это. Вовсе не богатство он вымаливал у Ауэрхана, разбивая себе голову о стены. Но Рупрехту это знать было необязательно.
– Что ты предлагаешь? Хочешь взамен изнасиловать одну из моих служанок?
– Я простой парень из Виттенберга, дружище. – Кристоф развалился на стуле, широко раздвинув колени. – Я привык решать споры мордобоем. Только он помогает мне отвести душу. Но поскольку я имею дело с человеком благородным, то предлагаю все же биться на шпагах.
Кажется, ему удалось удивить хозяина дома.
– Ты всерьез предлагаешь мне поединок из-за служанки?! – расхохотался Зильберрад. – Но какой в этом смысл, если убить друг друга мы не сможем? Не проще ли заставить драться наших демонов?
Кристоф заметил, что на лице мальчика, стоявшего за его стулом, мелькнуло отвращение. Ох, мой дорогой… Оставляя демона у себя за спиной, всегда сначала отращивай глаза на затылке. Они тебе пригодятся. Никто не будет так терпеливо ждать, пока ты оступишься, как самый близкий, самый преданный твой помощник.
– Ты скучен, – заметил Вагнер. – Я всегда это знал, а теперь вижу очередное подтверждение. Я хочу, чтобы ты, Рупрехт Зильберрад, дрался со мной. Пускай мы друг друга не убьем, но ведь можем покалечить! Что может быть веселее? Я научу тебя развлекаться!
Он знал, что это сработает. Зильберрад слишком дорожил своей гордостью, чтобы отказаться.
– Знаешь, а я ведь неплохой фехтовальщик, – ответил он после паузы.
– Тем лучше! Из меня-то фехтовальщик никудышный.
…Рупрехт вытребовал себе неделю, чтобы подготовиться. Вагнер догадывался, чему он посвятит эту неделю: нет, не беспросветному кутежу и пьянству, а тренировкам. Он наймет лучшего учителя фехтования или заставит своего мальчика стать таковым и будет упражняться целыми днями, чтобы не упасть в грязь лицом.
По пути домой молчание Ауэрхана поглотило все пространство между ними.
– Ох, не держи это больше в себе! – взорвался Кристоф. – Сколько?
– Шестьсот тридцать два, – немедленно отозвался демон, и в голосе его звучало некоторое разочарование.
– Знаешь, после твоего появления в моей жизни осталось не так много людей, которых я хотел, но не мог убить.
Ауэрхан вошел в спальню тихо, чтобы не разбудить Кристофа. Но тот, как выяснилось, не спал. Он лежал, раскинув руки и ноги, на батистовых простынях и рассматривал резьбу на изголовье кровати. С одной ноги он снял сапог и зашвырнул его в угол комнаты, но на второй сил не хватило. Демон потянул за пятку и вытряхнул господина из обуви и чулок.