А Акима с того дня в Городце больше не видали. Пропал купец.
Зато в озере Спасском стал ещё и водяной рыбакам мерещиться. Да до того страшён — глазастый, губастый, тиной зелёной заросший. На пустом месте века подряд не будут байки сочиняться. Жизнь полна загадок. А вот чудеса от скуки да глупости людской тускнеют и с глаз исчезают.
Назвали заулок Щучья воложка переулком Започтовым. Ни разливов теперь волжских вольготных, ни щук под окнами, ни чудес очевидных. Только память и осталась.
Но озеро-то никуда не делось, всё там же синеет. Тайны свои прячет.
Яблоня Осина
Яблоко от яблони недалеко падает. Но и из всякого правила исключения есть. Жил в Городце недалеко от Спасского храма купец Егор Нилыч Кашин. Имел лавку, пряники медовые пёк.
Небольшая пекаренка-пряничная прямо во дворе дома стояла, от выпекаемых сладостей дух шёл на всю округу. В базарный день в Городце какой только выпечки на лотках не красовалось: калачи да баранки, пироги румяные, все с начинкой неплохой — мясом, рыбой, требухой. А уж пряников столько — глаза разбегаются: и простые, и печатные, и мятные, и ореховые, и 6омбошки[8], и канфарки[9], и гуськи с красным хвостиком, и косячки с изюмом.
Калашно-пряничные ряды мимо не пройдёшь — нос сам насильно приведёт, такие запахи от свежей выпечки по улице разносятся. Товар сладкий не только в Городце спросом пользовался, по всей России Городецкими пряниками торговали. Так что работы и большим, и маленьким пекарням хватало. И у купца Кашина дело ладилось, душу радовало и доход приносило.
Дом у Егора Нилыча и супруги его Агафьи Тихоновны был в полтора этажа — с полуподвалом. Со стороны улицы и парадная дверь, и вход в лавку располагались. Место для торговли бойкое — по дороге к храму Спасскому. Сад небольшой позади дома прятался, и лишь одна яблонька сбоку у ограды по осени прохожих красотой радовала уж очень яблоки на ней висели яркие — с одного бока жёлтые, с другого — ярко-малиновые, за это прозвали дерево Малиной. Да и на вкус яблоки на Малине — сладкие да ароматные.
И две дочери у Кашина — что яблочки наливные. Подросли да заневестились. Обе белокожие, румяные, статные. Настасья на годок постарше сестры, русоволосая, сероглазая, тихая да скромная. А младшая, Варвара, черноволосая да кареглазая, бойкая и смелая. Совсем не похожи друг на друга сестры, ни внешне, ни характером. Матушка, и та удивлялась.
— И в кого у нас Варюшка? Огонь, а не девка! Собой хороша, а что-то тревожно мне за неё. Уж больно жестокосердна с измальства.
Что правда, то правда — доставалось от Варвары всем в доме: и кошкам, и собакам, и прислуге Пелагее, и сестре Настеньке. Как рассердится на что, удержу нет, кричит, ругается, дерётся. Лишь отца с матерью побаивается. Зная, как Варвара завистлива, Агафья Тихоновна старалась ей угодить и нарядами, и украшениями больше, чем Насте.
— Настенька потерпит да простит, голубиная душа. Лишь бы скандалов в доме не было. А то слухи пойдут.
Но Варвара от этого предпочтения ещё больше избаловалась да загордилась. Не угодить ей. У кого желчь во рту, тому всё горько. Как ни старалась Агафья Варварин характер исправить да от соседей скрыть, но шила в мешке не утаить. Добрая слава лежит, а худая — бегом бежит.
Солнечным июньским днём сёстры упросили родителей свозить их на Слащёвское гуляние. Несколько веков в этот день собирался народ с Городца и окрестных деревень в Авдеевский лес за городом на большой праздник. И бедные, и богатые, и крестьяне, и мещане, и купецкие люди на Слащи собирались: повеселиться, себя показать, на других поглядеть. Купцы богатые с семьями приезжали конным выездом, с пешим народом не смешиваясь. Но кто в тарантасе усидит, когда вокруг столько интересного?
На одной поляне — качелей видимо-невидимо, на другой — девичьи хороводы, на третьей — бойкая торговля. Развесёлые коробейники всюду сновали, товар свой расхваливали. Из Скоморошьей Слободки приходили на праздник музыканты, певцы, острословы, потешали честной народ.
Балаган с неунывающим Петрушкой неизменно собирал вокруг себя толпу любопытных зевак. В толчее разгуливал бородач с шарманкой и дрессированным попугаем Капой, предлагая всем за семишник счастье приобрести. Попугай капризничал, кричал подошедшему: «Дурак!» Но при виде денежки сменял гнев на милость и вытаскивал желанную бумажку из ящика.
Медведь Михайло Потапыч на потеху публике изображал городецкого купца, торопящегося поутру открыть свою лавку. А разодетая обезьяна Марья Ивановна смешила публику, передразнивая городецких модных девиц.
На дальней поляне бои кулачные проводились. Не драки, а состязания, русская борьба на поясах. На это зрелище любители всех сословий собирались не только с Городца, но и с других городов Нижегородчины, в азарте ставки на бойцов ставили. Сильных борцов по именам знали, в городе уважали.
Но происходило в Слащёвское гуляние ещё одно важное событие. Дорожина. Так называлось всем известное место, где проходили ежегодные негласные смотрины городецких невест.
По дорожине проходили и совсем юные девушки-подростки, и девушки на выданье. Девицы с узелками в руках медленно проходили по дороге до глубокого оврага. В узелках у многих перемена была — другая одежда, чтоб нарядов побольше показать. В овраге переодевались. И шли по дорожине в обратную сторону.
А вдоль дороги стояли родственники молодых парней, приглядывающие сыну невесту. И конечно, вездесущие свахи. Им, как никому другому, надо было знать всех невест в округе: всех возрастов, сословий и разного достатка.
Даже богатые купцы не всегда искали себе невест из своего круга. Многие женились на бедных мещанках и крестьянках моложе себя. Но родословная суженой и в этом случае изучалась внимательно: обычаи и порядки в семье, здоровье. От хорошей свахи ни одна мелочь не укроется. А потому на сваху денег не жалели. Не женись по случаю, ищи сваху лучшую! А сами девушки и парни приглядывались друг к другу на качелях да в хороводах.
Егор Нилыч, подъехав к Авдеевскому лесу, высадил дочерей из тарантаса перед дорожиной, с любовью оглядел своих красавиц и кивнул своей супруге.
— Пусть пройдутся, покрасуются. От них не убудет, а люди полюбуются.
Варвара с Настей, одетые в лучшие платья и шали, медленно проходили по дороге под любопытными взглядами множества глаз. Настенька от такого внимания совсем растерялась, от стеснения даже спотыкаться начала. А Варвара, наоборот, вышагивала гордо да важно.
Взглянув на сестру, громко рассмеялась:
— Настасья! Ты как лошадь, что подкову потеряла! Голову подыми, а то подумают, что горбатая!
В эту минуту мимо девушек проскакал всадник. Настя, не смотревшая по сторонам, не успела увернуться, и конь задел её стременем. Девушка вскрикнула от неожиданности. Всадник придержал коня и соскочил на землю.
— Не поранил?
Настасья еле выговорила:
— Нет.
Парень улыбнулся, вскочил в седло и ускакал.
Варвара шла и зло отчитывала сестру:
— Ну почему он не меня задел! Уж я нашла бы что ему сказать.
И как теперь узнать, кто таков?
Молодой красавец заставил вздыхать обеих девушек. Всё гуляние сёстры, не признаваясь в этом друг другу, искали в толпе пышную копну кудрявых русых волос. Но так и не встретили больше на шумном многолюдном гулянии незнакомца.
Праздник прошёл. И внёс смутное беспокойство в души сестёр.
Накануне Яблочного Спаса попросила матушка дочек яблок собрать с яблони Малины.
— У храма нищим раздать, как на службу пойдём, соседей угостить. Таких дивных яблок во всей округе нет.
Настя с радостью взяла корзину, яблоки собирает, а Варваре лень, на осиновый пень возле яблоньки уселась, зевает. К забору калика-странник подошёл. Старик с клюкой и котомкой за плечами с улыбкой разглядывал красавицу-яблоню и двух девушек возле неё.
— Красавицы! Угостите странника перехожего яблочком! Завтра разговлюсь, вас добрым словом помяну!
Настенька улыбнулась старику, наклонилась к корзине.
— Сейчас! Я вам самых красивых наберу.
А с Варвары скуку как ветром сдуло. Возле дерева корзина с картошкой стояла. Девица схватила самую крупную картошину, бросила её в калику и засмеялась:
— Лови, убогий! Тебе всё равно жевать нечем!
Настя вскрикнула от огорчения, бросилась к забору с несколькими красивыми яблоками в руках.
— Не серчайте на сестру! Простите нас! Вот вам яблоки. На здоровье!
Старик увернулся от картошины, принял из рук Настеньки яблоки, опустил их в котомку и улыбнулся:
— Спасибо, милая! Эта яблоня тебе счастье принесёт. А у сестры твоей сердце деревянное, душа горькая, осиновая, а глаз недобрый. На цветок взглянет — и цветок вянет.
Варвара перестала смеяться и зло прошипела:
— Шёл бы ты, дед, своей дорогой! У меня картошки много!
— Не по себе дерево не руби. Сама деревом станешь. Ухожу, помолюсь за тебя, горемычная!
Старик пошёл своей дорогой. Варя погрозила ему в спину кулаком и принялась ругать сестру:
— Ты зачем ему яблок дала!
Настя огорчённо смотрела вслед старику:
— Что ж ты старого человека обидела! Неужто яблок пожалела?
— Да глаза бы не глядели на эти яблоки! Просто нищих не люблю. Ходят тут всякие…
За спиной у Вари раздался цокот копыт. Она обернулась и замерла. У забора стоял знакомый кудрявый всадник. Конь под парнем перебирал ногами, вздрагивал. Наездник с трудом удерживал на месте горячего гнедого скакуна.
— Ай да яблоки у вас! Райские!
Настя сорвала с дерева яблоко и протянула парню. Тут и Варвару словно разморозили, схватила плод из корзины и бросилась к забору. Но парень уже взял яблоко из руки Насти, на миг задержав её руку в своей. Девушка вспыхнула румянцем ярче яблок с дерева Малины.
— Спасибо, красавица!