Парень засмеялся и пришпорил коня. Обе девушки смотрели на лёгкое облачко пыли на дороге. Был красавец-парень рядом иль померещилось? Варвара обиженно уставилась на сестру:
— Зачем ему яблоко дала?
— Так ведь и ты хотела…
— Хотела, да не дала. Ты дорогу перешла. Не знаю, кто таков, второй раз вижу. Но мой будет!
Варвара надулась и ушла в дом. Несколько дней она не разговаривала с сестрой от обиды, как та старуха, что год на мир сердилась, а мир про то и не ведал. Настя и правда впервые не замечала того, что творится с сестрой. Из головы не выходила белозубая улыбка и горячее прикосновение руки незнакомца.
— Странно. Сердце из груди рвётся. Что со мной?
Настя ушла в свою светёлку, раздвинула занавески над полочкой с иконами. Среди них стояла икона Святой Параскевы. Девушка долгие месяцы молилась, просила у своей покровительницы любви и счастья.
— Святая Параскева! Увижу ли его ещё? Ускакал и сердце забрал.
Третий Спас прошёл, сентябрь пролетел. Загрустила Настасья. Агафья Тихоновна стала примечать, что дочка с лица спала.
— Егор Нилыч! Неладно с дочкой — похудела, бледная какая-то. Захворала, что ль?
Отец только рукой махнул.
— Да брось, ты над ними трясёшься, как кура над яйцами. Вот и мерещится. А может, замуж пора?
А в дом к Кашиным вдруг Чернышиха, сватья знатная, наведываться начала. То к Пелагее подойдёт, спрашивает-выспрашивает, подарочками прислугу задаривая. То в лавке с приказчиком кашинским подолгу беседы ведёт, то с соседками языком зацепится. Чернышиха в городе личность известная, её манёвры вокруг кашинского дома люди быстро приметили. Разговоры пошли о скором сватовстве. Вот только кто и кого присмотрел — все в догадках терялись.
В октябре на Параскеву Пятницу многие девушки шли в Нижнюю Слободу во Владимирский храм с приделом Параскевы Пятницы. И Настя с Варварой тоже туда отправились — у Святой Параскевы счастья просить.
Вечером сёстры о суженом думали.
А через несколько дней в дом к Кашиным вечерком сватья Чернышиха пожаловала. Агафья Тихоновна и Егор Нилыч сваху именитую с почётом принимали, с поклонами, с чаепитием да положенными разговорами издалека, с нетерпением ожидая, от кого прислана и кого сватает.
Чернышиха — сваха дорогая, вся изба у неё шалями кашемировыми увешана — богатые клиенты, кроме денег, обязательно ими одаривали за удачное сватовство. Пока родители со свахой чаёвничали, девушки в другой половине дома изнывали от любопытства. Обе пристали к Пелагее:
— Пелагея, голубушка! Иди послушай у двери, о чём разговор? А то реветь начнём от неизвестности.
Пелагея, бормоча себе под нос о любопытстве девиц, всё же подошла к дверям гостиной. Но опоздала. Сваха уже откланивалась, а хозяева её до дверей проводили. Сваха за порог, а девушки — к родителям с вопросами.
Агафья Тихоновна радостно суетилась у стола. Егор Нилыч сидел довольнёшенек, руки потирал.
— Ну, Настасья, готовься под венец. Жених тебе нашёлся — лучше и не придумаешь! О смотринах договорились. Приданым не обижу. Жди через неделю.
Настя вскрикнула и побелела, а перед глазами лицо парня русоволосого.
— Не хочу, не пойду.
Зашаталась девушка и покачнулась. Пелагея рядом была, подхватила её. Варвара стояла молча, насупившись — туча тучей.
Отец с удивлением поглядел на тихоню-дочь:
— Настасья! Да что с тобой? Не век в девках сидеть. Первый жених городецкий тебя сватает, а ты выкрутасы устраиваешь! Агафья, вразуми дочку!
Варвара наконец не выдержала, со слезами на глазах выговорила:
— А почему Настьку? А я? А кто сватает?
— Варюха! Настасья старшая. И сватают её. Не страшись, и твой черёд придёт.
Варя обиженно села за стол. Настя так и стояла в дверях.
Отец рассердился на дочь:
— Настя, да присядь к столу!
Настасья повиновалась.
— Тебя жених сватает из хорошего роду, зовут Петром. Он хоть и молод, уже знаменитый конезаводчик, а отец-то у него — первый судовладелец на Городце! Породнимся с миллионщиком!
Варвара уставилась на печальную сестрицу.
— Батюшка, отдай меня за этого Петра. Я реветь не буду!
Агафья Тихоновна ласково глядела на Настю:
— И где он тебя выглядел, глазастый! Может, на Слащах?
Пелагея на радостях все кочерги и ухваты, что в доме были, узлом связала, чтоб сватовство удачным было.
Вечером девушки долго не могли уснуть. Настя пришла в светёлку к сестре.
— Плохо мне, Варенька! Парень, что у меня яблоко взял, из головы не идёт. Никто другой мне не нужен.
Варя злорадно улыбнулась:
— Выдадут тебя замуж. А я через сваху про всадника кудрявого всё вызнаю и за него замуж выйду.
От этой мысли Варя сразу повеселела, а Настасья совсем сникла.
Вся следующая неделя выдалась хлопотной и суматошной. Смотрины — событие важное, жизнь девушки определяющее. Именно на них решается, быть свадьбе или нет. Все суетятся, готовятся. Одна Настя — как замороженная. Про любовь свою тайную молчит, да и о чём говорить? Ни имени, ни фамилии парня не знает. Да и он о ней, видно, не вспоминает, не думает, раз ни разочка у дома больше не появился. А раз так, придётся родительской воле подчиниться.
Варвара от зависти к сестре места себе не находит. Только тем и успокаивается, что Насте плохо, ещё больше девушку терзает разговорами про всадника-незнакомца.
Неделя пролетела — как один день.
В назначенное время к Кашиным подкатили родственники жениха на трёх тройках. Все соседи вышли на породистых красавцев-коней в дорогой упряжи, золотыми да серебряными бляшками сверкающей, поглядеть. Сваха первой на крыльцо ступила, жениха с родителями да родственниками за собой в дом повела.
Сёстры с подружками-соседками в светлице собрались, Настасья в лучшем наряде. Подружек орехами да пряниками угощает, а сама не весела, всё вздыхает. А как матушка её в гостиную позвала, совсем оробела. Агафья Тихоновна на голову дочки кружевную шаль накинула, к гостям вывела. Прошлась Настя по комнате, как было велено, молча встала. Ей через покрывало плохо видно, да она и глаз от страха не поднимает. Поднялся из-за стола отец жениха, покрывало с лица невесты скинул. Настя засмущалась, а купчина бородатый засмеялся:
— Ишь ты, красавица какая!
И поцеловал девушку в обе щёки, одобрив таким образом состоявшееся сватовство. Только теперь решилась Настасья в сторону гостей посмотреть. Глянула, и сердце в пятки ушло. Сидит рядом со свахой красавец русоволосый, её сердце укравший. Стоит невеста — и не знает ещё, радоваться ей иль печалиться — жених это её или родственник его? А будущий свёкор девушку к столу подвёл и рядом с парнем усадил. А Пётр невесту желанную за руку взял, светятся оба от радости.
Началось тут весёлое застолье. Агафья Тихоновна стол накрыла богатый, чтоб лицом в грязь не ударить перед именитыми людьми. А вин разных, по обычаю, родственники жениха привезли. Девиц из светёлки за стол позвали, угощаться и шуточные песни петь, девичью жизнь Настасьину провожать.
Варвара как жениха увидала, вскрикнула и из гостиной выскочила. Бросилась в свою светёлку и давай кричать-плакать. Ладно Пелагея подоспела, в светёлке девицу беснующуюся удержала, не дала к гостям снова выскочить. Гости и девушки в доме песни поют, а Варвара слёзы льёт.
Уехали сваты, вышла Варвара к родителям — белее снега, глаза, как уголья, горят. На Настю счастливую посмотрела:
— Рано радуешься! Змея подколодная! Ты моё счастье украла! И тебе его не видать.
Агафья Тихоновна за сердце схватилась — ничего понять не может.
— Да где вы Петра-то углядели обе? Варвара! Побойся Бога. Просватанной сестре худа не желай! Найдём тебе жениха по сердцу.
Да куда там. Варвару злость и зависть едят, как ржа железо!
Спать и есть плохо стала. Всё думу думает, как у сестры жениха отнять.
Жила в Городце в Большом Овраге бабка-травница. К ней и пошла Варвара за помощью. Бабка-ведунья девицу выслушала, головой покачала, ни одного вопроса не задала, склянку небольшую протянула.
— Бери. Каждый сам дорогу выбирает. Ты на перепутье стоишь. В одной стороне — жизнь да счастье. В другой — ни жизнь, ни смерть, одна горечь. Сама решай.
Варвара деньги протянула, и бегом домой. Не затем шла, чтоб думу думать о бабкиных словах и о добре, о зле все мысли.
— Сестры не станет — может, и на меня Пётр по-другому посмотрит. Я же краше!
Два дня Варвара зелье на груди держала, всё момент выбирала, когда Настю извести.
Агафья Тихоновна за дочку переживала:
— Варенька! Всё-то у тебя есть, сыта и одета. И жениха найдём хорошего.
Но змея кусает не для сытости, а от лихости.
На третий день решилась девица злодейство совершить. За завтраком чайный сервиз расставили: пока работница Пелагея с заварочным чайником возилась, Варя в Настину чашку зелье из склянки капнула. А тут к Варе Агафья Тихоновна подошла, дочку обняла, жалко ей девушку обиженную. Стала Пелагея заварку разливать. Чайник литровый, тяжёлый, чтоб на стол поставить, сдвинула Настину чашку к другой, потом на место вернула, да перепутала. Да и какая разница — чашки одинаковые. А Варе этого за матушкой не видно было.
Уселись все за стол, чаёвничают. А Варвара с Насти глаз не сводит.
Сестра чай пьёт, довольная да счастливая.
А Варваре вдруг нехорошо стало. Сердце так забилось, словно из груди выпрыгнуть хочет.
Побелела девушка, склянку с груди достала, в руке держит, смотрит на неё с ужасом.
— Настька! Это ты чашки подменила?
Пелагея на Варю взглянула и из рук тарелку на пол выронила, вспомнила, что она и впрямь чашки местами поменяла.
А Варя вскочила, стонет, кофту на себе рвёт. Бросилась к двери в сад. Выскочила раздетая на осенний холод, вся семья — следом. Варвара склянку в яблоню Малину кинула, разлетелась она на мелкие осколки. А сама на пень осиновый возле яблони упала, сидит скорчившись. И у всех на глазах с пнём сливается, вверх тянется. Минуты не прошло, а девушки нет. Где Варвара сидела, там новая яблоня стоит — словно близнец яблони Малины в саду вырос.